Петер Фрейхен - Зверобои залива Мелвилла
Погода на следующий день стояла ясная и тихая, но не было никакого намека на то, что лед вскроется. Меня это беспокоило, поскольку я знал, что движение льда несет нас обратно к мысу Йорк. Если так будет продолжаться, я вернусь в Туле и откажусь от дальнейших попыток достичь острова Тома. В конечном счете наши друзья смогут подождать, когда установится санный путь. Ранней осенью мы сможем доставить их на санях до Упернавика. Это, правда, означало бы, что до следующей весны они не увидят ни одного китобойного судна или какого-нибудь другого корабля. Я решил поэтому подождать еще день-два перед тем, как окончательно отказаться от дальнейшей поездки. Пока не появится открытая вода, не имеет никакого смысла тащить нашу тяжелую лодку; поэтому следующий день мы провели в своем лагере.
Неожиданно нам на помощь пришел айсберг. Он возвышался огромным колоссом за несколько сотен метров от нас; и вдруг эта махина стала двигаться. Так часто бывает с айсбергами. Ледяная гора приближалась, проходя мимо нас. Льды были неподвижны, да и другие айсберги не трогались с места, а этот, к нашей великой радости, величественно двинулся вперед. Зрелище было фантастическое, но у нас не оставалось времени любоваться красотой, нам приходилось работать быстро. Айсберг двигался в нужном направлении и образовывал замечательный проток, которым мы не преминули воспользоваться. Фарватер получался как по заказу — пока продолжалось движение айсберга. Но вдруг ледяная гора замедлила ход и остановилась. Мне помнится, что на этом месте айсберг простоял потом несколько лет. Сейчас же он сделал прогулку, чтобы порадовать нас. Благодаря ему мы здорово продвинулись к острову Бушнан, и нам казалось, что теперь есть возможность дотащить нашу лодку по льду.
Я не совсем понимаю, почему другие участники похода так стремились достичь острова, должно быть просто для того, чтобы почувствовать под ногами землю. У меня лично были довольно веские основания стремиться на это нагромождение скал. Я думал, что передвижки льдов теперь больше не будет до самой зимы, и мне хотелось оставить лодку на земле, а не на плавучих льдах. На острове она могла простоять до весны, пока я не перевезу ее в Туле на санях.
На третий день после нашей медвежьей охоты мы, совершив с лодкой мучительный переход по льду, наконец, добрались до канала, который вывел нас к открытой воде вокруг острова Бушнан. Все измотались и хотели высадиться тут же, но Меквусак не желал и слышать об этом. Он предлагал обогнуть половину острова, чтобы добраться до места, где, как он утверждал, имеется пещера, способная укрыть нас на время нашего пребывания здесь. На этом острове я был не раз, но никогда не видел этой пещеры. Она оказалась просторной и глубокой, но вход в нее расположен так низко, что ее заливало водой во время приливов. Мы смогли въехать в пещеру на лодке и грести, пока не добрались до ее конца. Я отчитал Меквусака за то, что он не сказал нам, что пещера залита водой. Но старик очень гордился своим водяным прибежищем.
— За всю свою жизнь старику удалось найти только одно-единетвенное место, позволяющее на лодке заехать в жилище, — ответил он спокойно.
В пещере оказалось много уступов, достаточно сухих мест, и нам удалось хорошо расположиться.
На следующий день шел дождь, была отвратная видимость, и мы не могли нарадоваться нашим убежищем. Вообще же мы были беспомощны, потому что компасом совершенно невозможно пользоваться так близко от Северного магнитного полюса, а туман стоял непроглядный. Нам ничего не оставалось другого, как отлеживаться на острове Бушнан, или Сагдлерк, как его называют эскимосы, что означает "крайняя земля". Такая характеристика действительно оправдана, ибо остров виднеется с крайней точки мыса Йорк; его можно разглядеть, если двигаешься с юга, а широкий залив Мелвилла остается позади. Он кажется тогда началом новой земли. На острове нет ни птиц, ни зверей; даже моржи сюда не заходят. Эскимосы изредка посещают его зимой, а летом вообще сюда не заглядывают.
За предыдущие дни мы очень устали, перетаскивая лодку по льду, и были очень рады, что можно денек отдохнуть. К счастью, нам удалось поддерживать огонь. Итукусук ходил на разведку вдоль берега и нашел два больших чурбана, прибитых волнами к острову. Мы переправили их в пещеру и теперь грелись у костра. Нам было тепло, и пищи у нас хватало; и все же день тянулся долго и однообразно.
* * *
Хуже всех чувствовал себя Рокуэлл Симон. Это был нервный и непоседливый человек, и бездействие угнетало его. Все свободное время он обычно проводил за чтением, и ему никогда еще не приходилось оставаться без книг. Рокуэлл не настолько устал, чтобы спать, а безделья он не выносил. Вот он и пристал к нам, чтобы ему что-нибудь рассказали. Через меня он обратился к Меквусаку, чтобы тот поведал что-либо из своей жизни.
— Какое право имеет говорить старый, слабый человек этой страны, когда он находится в присутствии сильных людей из чужих краев? — заметил Меквусак скромно.
— Ты, должно быть, встретил много замечательных людей за свою долгую жизнь, — настаивал Рокуэлл, — почему же ты не хочешь рассказать нам о самых интересных.
Меквусак долго думал над этим предложением. Наконец он подтвердил, что действительно однажды встретил человека, отличавшегося от всех других людей. Это, пожалуй, был самый необычный человек из всех, когда-либо встретившихся ему.
— Чудесно! — воскликнул Рокуэлл. — Расскажи же о нем, как его звали?
— Его имя нельзя произносить, ибо оно еще не передано другому человеку, — ответил Меквусак торжественно. — Но иногда его называли вымышленным именем, которое можно, пожалуй, произнести, но тихонько. Мы часто называли его Миук, хотя у него совсем другое имя.
Слово "Миук" Меквусак проговорил шепотом, нервно озираясь кругом.
— Пусть так, но расскажи скорее об этом необычайном человеке Миуке и его любопытной жизни.
— Миук совсем не походил на других людей. Каждый раз, когда он говорил кому-нибудь "да", он вертел головой из стороны в сторону, а если "нет", то кивал головой![42]
Рокуэлл ждал нетерпеливо, и поскольку Меквусак все молчал, он торопил его:
— Конечно, так другие не поступают, но что же было с Миуком, какие необычайные события произошли с ним, что сделало его примечательным?
— Ничего другого об этом странном человеке никто не помнит. Он вертел головой, когда другие согласно бы кивали, и кивал, когда другие вертели бы из стороны в сторону.
— И это все, что ты можешь о нем рассказать?
— Во всех других отношениях он был таким же обычным человеком.
Мы громко рассмеялись, услышав эту историю, но больше всего нас веселило разочарование Рокуэлла. Меквусак горделиво выпрямился, поскольку рассказ из его долгой жизни с необычайными происшествиями так всем понравился. Я хорошо знал, что он пережил больше, чем многие другие, и с ним лично случалось такое, о чем он мог бы рассказывать Рокуэллу целыми днями, и тот сидел бы зачарованный, но мне не хотелось понукать старика. Если бы Меквусак был в настроении, он сам завел бы разговор о пережитом.
Мы помешали огонь, добавили дров и спокойно продолжали греться, но Рокуэлл на этом не успокоился. Теперь он обратился к молчаливому португальцу Пабло. Тот все время держался особняком, потому что плохо говорил по-английски. Но он был хорошим товарищем и способным человеком. Пабло де Соуза — таково было его полное имя — никогда не отказывался даже от самой черной работы, за что все очень уважали его, хотя он и был молчалив и несколько мрачноват.
— А что ты можешь рассказать нам, де Соуза? — обратился к нему Рокуэлл. — Как ты попал на "Хортикулу"? Почему ты нанялся на китобойное судно, а не на рыболовное, как все другие португальцы, которых встречаешь в гренландских водах?
— Я не китобой, — ответил Пабло на своем ломаном английском языке. — Я действительно рыбак, как ты правильно заметил, но меня подобрала "Хортикула", когда я отбился от своего судна на рыбачьей лодчонке. Мое изменчивое рыбацкое счастье привело меня сюда. Эта история не представляет интереса!
— Это еще не известно! Ты хоть расскажи, как отбился. Да говори что-нибудь, я не могу так сидеть и глазеть на огонь! Рассказывай, рассказывай!
— Оно и в самом деле не интересно, то что случилось со мной: обычная история, происходившая со многими, — отнекивался Пабло, — но можно рассказать о моем брате Жоао. Вот он — человек особенный. Его не сравнишь с остальными. Других таких рыбаков, как он, на свете нет, потому что Жоао находится под покровительством Святой Мадонны. Для Жоао она даже "чудо"[43] совершила, о котором действительно стоит рассказать. Я полагаю, Петер, обратился он ко мне, — ты здесь, в Гренландии, слышал эту историю: "чудо" с судном "Санта Женевьева"?
