Роман Ключник - Первая мировая. Корни современного финансового кризиса.
Керенский и его суфлёры задумались над судьбой последнего российского императора и его семьи. И в начале 7 марта Временное правительство решило — чтоб никуда сам не уехал с семьей — арестовать императора и содержать его под арестом в Царском Селе. 9 марта царь прибыл в Царское село. В этот же день второй центр власти в стране — Исполком Совета также принял решение об аресте царя. Развернулась борьба между двумя новыми центрами власти за ценный политический трофей.
Генерал Корнилов нёс ответственность за безопасность царя и его семьи. И когда большевик Масловский приехал «на дурочку» арестовывать царя — ему в этом решительно отказали, и он уехал обратно в столицу. 10 марта Совет немного умерил свои амбиции, и обе стороны создали контактную комиссию. Временное правительство с этого дня начало пытаться перехватить власть в стране, отодвинуть Совет.
Британское правительство 10 марта якобы согласилось принять царя, но затем, поразмыслив, 22 марта отказалось его принимать, объявив, что отказало до окончания войны. Это был шантаж — в это время шли жаркие дискуссии о выходе России из войны, в чём абсолютно не была заинтересована Англия. И царь должен был воспользоваться своим остаточным влиянием, чтобы участие России в войне продолжилось. Кроме того — это были характерные «английские игры», ибо, как мы наблюдали — фактически решение английское руководство приняло уже давно, — на второй день после отречения Николая II. Обратите внимание на исторический факт — руководство Англии имеет прямое отношение к кровавой расправе над царской семьей.
Что оставалось царю — не оставаться же с семьёй в бурлящей революцией столице, и он попросил разрешить переехать с семьёй в Крым. Но Керенский не разрешил ему, а после паузы предложил поселиться в царской резиденции в Тобольске. Если бы Керенский разрешил выехать царю с семьёй в Крым, то как мы знаем из истории — белогвардейцы как раз и покидали Родину через Крым, и царю с семьё удалось бы уехать и остаться живым.
Для Керенского иметь самого царя в заложниках, арестантах. — это в политической игре редкая удача. Кроме того, Керенский не был самостоятельной фигурой — по его собственному признанию, он был членом тайного масонского общества и дал клятву верности, поэтому был зависим от Суфлёра-Мастера сидящего в Лондоне, который затем ласково и примет его, когда в России станет совсем жарко от большевиков. И в то время в России были не глупые люди, которые многое понимали. С. Н. Булгаков: «.брехня Керенского ещё не успела опостылеть. Я знал сердцем, как там, в центре революции, ненавидели именно царя, как там хотели не конституции, а именно свержения царя, какие жиды там давали направление.». Современный ведущий масоновед В. Брачев отметил:
«Керенский и К — это всего лишь видимая часть огромного айсберга, с которым пришлось столкнуться в начале ХХ века тяжелому и неповоротливому кораблю русской государственности».
В то время, когда Керенский играл в мудреные игры с «царской картой», Россия находилась в состоянии хаоса, вернее, в России происходил разгул либерализма и демократии, сопровождаемый жестоким варварством, разрушениями, насилием и мстительными арестами «черносотенцев», министров и чиновников.
«Разграбили и сожгли дом барона Фредерикса, министра царского двора. Самого барона не застали. Его больную жену выбросили на улицу без одежды (стоял мороз 17 градусов). — описывал картину тех дней Н. Кузьмин. — А многочисленные газеты лишь подзадоривали разрушительную стихию толпы. Известный публицист Амфитеатров провозглашал: " Каждый царский памятник, по существу своему, контрреволюционен".
Грабеж сокровищ стал набирать угрожающие размеры. В Петрограде неизвестные лица разорили дворец герцога Лейхтенбергского и пышный зал Сената. В Царском Селе ободрали Мавританские бани, а в Петергофе разграбили Монплезир и Большой дворец.».
«Февральская революция не была "бескровной", как её назвали фев- ралисты, — отмечает в своём исследовании М. Назаров. — Керенский признал в мемуарах, что многие чиновники были убиты. Судя по спискам жертв в газетах, число погибших в столице насчитывалось многими сотнями. Были сожжены многие административные здания, разграблены особняки аристократов и царские дворцы. При этом обласканное с первых дней переворота иерархами РПЦ Временное правительство начало гонения на Церковь: была закрыта Александро-Невская лавра, отстранены наиболее стойкие архиереи.
Издевательствам подвергались даже простые государственные служащие. 2 марта в Москве "по улицам двигалось много конных и автомобильных отрядов, конвоировавших экс-приставов, их помощников, околоточных, городовых и т. д. Их окружили воинская стража и студенты с винтовками и браунингами в руках." («Утро России» 1917 г. 3 марта). Те же "студенты с браунингами" арестовывали правых журналистов, монархических деятелей, громили их квартиры и редакции (как квартиру председателя «Союза Русского Народа» А. И. Дубровина и редакцию «Русского знамени»)».
В этой ситуации свободу своим низким и низменным страстям дали многие, хотя некоторые представители «прогрессивной» интеллигенции, как например талантливый, но неграмотный и просто тупой поэт Владимир Маяковский, поступали по неким идеологическим соображениям. Маяковский приехал из далекой провинции в столицу за удачей, за славой и обхаживал редакции, уговаривая издать его стихи. И во время этого знакомства он быстро смекнул — кто «в доме хозяин», у кого деньги, кто «всё решает», кто формирует «общественное мнение» и примкнул к «прогрессивным» весьма оригинальным образом. — Как только ему, наконец-то, удалось в 1915 году уговорить и напечатать в русском альманахе «Стрелец» свои стихи под провокационным названием «Анафема», Маяковский закатил политесный пиарный скандал — в популярной массовой газете «Биржевые новости» опубликовал своё заявление, что он публично заявляет, что больше не будет публиковать свои стихи в «Стрельце», так как это печатный орган антисемитов, ибо в нем публикуют произведения черносотенца и антисемита Василия Розанова. Как мы наблюдали в четвертой книге — после радикального переворота Розановым своей позиции после убийства Столыпина и «дела Бейлиса» в 1913 году, с крайне юдофильской в крайнюю юдофоб- скую всё «прогрессивное» еврейское сообщество уже два года усердно и мерзко третировало В. Розанова, гнало его в изгои, в изоляцию, в позор и в голод. Вот тут-то Маяковский и изловчился дать пинка В. Розанову и редким издателям, осмелившимся его издавать. Это привело «прогрессивное общество» в столице в восторг — русский, и какой молодец!
После этого скандала Маяковский сразу стал знаменит, популярен, а его друзьями-опекунами соответственно стали М. Гершензон, Л. Гу- ревич, Волынский-Флексер, Гиппиус и т.п. А Горький, который был в этой же команде и защищал евреев от обвинения в шпионаже во время идущей войны, устроил Маяковского на постоянную работу в автошколу чертежником. Маяковский с таким рвением начал осваивать новое ремесло, что через год — в начале 1917 года начальник автошколы старый генерал Секретов наградил Маяковского медалью «За усердие». Но как только начались «революционные» события и стали арестовывать полицейских, то Маяковский пригласил солдат и арестовал своего начальника и отправил старого беспомощного генерала в тюрьму, и этим своим «подвигом» Маяковский очень гордился и бахвалился долгие годы. И в наступившей упоительной свободе Маяковский сладостно выпустил из себя самое темное и низменное, громогласно приводя в упоительный сатанинский восторг уличную «революционную» свору своими эпатажными откровениями: «Я люблю смотреть, как умирают дети», или безумными призывами:
.Время пулям По стенкам музеев тенькать. Стодюймовками глоток Старье расстреливай! А почему не атакован Пушкин? А прочие генералы-классики?
«Золотые времена» для этого безумного дикаря, варвара 20-го века, опасного дурака наступят — когда власть в России захватят большевики. Ситуацию среди «творческой» интеллигенции в этот период очень хорошо отразил в своём исследовании Николай Кузьмин (книга «Возмездие», М. 2004 г.), которую настоятельно рекомендую прочитать. Н. Кузмин:
«Чтобы не допустить "насилия над демократией", столичная интеллигенция сколотила «Союз деятелей искусства». В первую очередь они постарались привлечь на свою сторону Ольгу Львовну, жену Керенского, патронессу всех зрелищных мероприятий в Петрограде. Культурные силы столицы размежевались на две неравные группы. «Комиссии» во главе с Горьким и Шаляпиным противостоял «Союз», в котором верховодили Маяковский, Мейерхольд, Леонид Андреев и Сологуб. Длительную борьбу пришлось вести за судьбу Зимнего дворца. Недавняя царская резиденция вызывала у солдат особенную ненависть. Горячие головы из Петроградского Совета приняли решение превратить Дворцовую площадь в кладбище — похоронить там жертвы революции в постоянный укор самодержавию!. Горький и Шаляпин отправились к председателю Петроградского Совета Чхеидзе. Всё-таки социал-демократ, должен внять и распорядиться не безобразить красивейшую площадь в самом центре столицы. Чхеидзе, жгучий брюнет с лихорадочно горящими глазами, не дождался, пока Горький окончит свою речь.
