Софья Короленко - Книга об отце
Труды по мултанскому делу и постоянная позиция Короленко в еврейском вопросе делали необходимым участие его в деле Бейлиса.
"...В кружке литераторов Арабажин, Арцыбашев, Чириков и еще другие (кто - не знаю) - затеяли выпустить обращение к обществу по поводу киевского дела и клеветы о "рит[уальных] убийствах". К нам в {248} "Р[усское] бог[атство]" не обращались. Узнав об этом, мы решили, что все равно поддержим это воззвание, т. е. подпишем, когда будет готово, и я напишу 2-3 странички по этому поводу в "Р[усском] бог[атстве]". Но в субботу меня попросил к себе О. О. Грузенберг (он теперь живет как раз против меня на Кирочной). У него я застал Арабажина, Чирикова и Милюкова. Арабажин и Чириков принесли черновую воззвания, а Милюков и Грузенберг ее совершенно раскритиковали в пух и прах. Остальное понятно: пусть напишет Короленко. Я уже написал. Кажется, вышло изрядно[...] Завтра утром перепишу, немного почищу слог, чуть-чуть сокращу и - отошлю Чирикову и Арабажину. Дальше дело уж их: собирать подписи и прочее. Завтра же принимаюсь за статейку для "Р[усского] богатства]" по этому же предмету" (Короленко В. Г. Избранные письма. В 3 т. Т. 2. M., 1932, стр. 283-284.), - написал Короленко жене 15 ноября 1911 года.
Воззвание "К русскому обществу", о котором пишет отец, появилось со многими подписями писателей, ученых, общественных деятелей в газете "Речь" 30 ноября 1911 года и было перепечатано другими изданиями. (См. на нашей странице - ldn-knigi). "Статейка" же разрослась в большую статью, озаглавленную "К вопросу о ритуальных убийствах".
Кроме этих литературных работ, отец принимал участие в совещаниях защитников, внимательно следя за делом.
"...В газетах появились известия (в первом "Киевлянине" притом), что предание суду Бейлиса еще далеко не решено, может, и не состоится и т. д. Выдвигая меня, может быть, Грузенберг и имел в виду показать, что кое-как под шумок черносотенных воплей это дело провести не удастся, что оно будет освещено со всех {249} сторон и т. д. Ну, а улик, говорят, никаких. Вот они там в Киеве и призадумываются. Срамиться не хочется. Значит, твой престарелый супруг на сей раз, пожалуй, выдвинут в качестве некоего декоративного пугала. Ну, а придется выступить, - чувствую, что справлюсь. Не совсем еще ослаб. Подчитываю кое-что, в том числе и черносотенное, и меня подмывает: ты ведь знаешь, что с черносотенцами поговорить я люблю" (Короленко В. Г. Избранные письма. В 3 т. Т; 2. M., 1932, стр. 286-287.), писал Короленко жене 26 ноября 1911 года.
Следствие тянулось два года, и дело было поставлено в суд на 25 сентября 1913 года. К этому времени отец тяжело заболел.
"Если дело Бейлиса не отложат, поехать, вероятно, не смогу, - писал отец мне 17 сентября 1913 года. - Очень вероятно (пишут в газетах), что отложат. Очевидно, боятся огромного скандала, можно сказать, на всю Европу. А придумать еще какой-нибудь фокус все равно не удастся. Говорят, заседание все-таки откроют, но найдут какие-нибудь причины, чтобы отложить. Бедняге, ни в чем неповинному Бейлису, придется сидеть еще... Мне лично дело очень интересно и быть на нем очень бы хотелось".
Выступить в защите по болезни отец не мог, но не усидел и в Полтаве.
"...Завтра едем с мамой в Киев. Это для защиты уже поздно, и я в суде выступать не буду, да и Будаговский решительно воспрещает. Хочется, однако, посмотреть на все это собственными глазами" (Там же, стр. 323.),- сообщил он Наталье Владимировне 11 октября 1913 года.
12 октября отец и мать приехали в Киев, и на следующий день отец присутствовал на суде, сидя в ложе журналистов. В письме ко мне 15 октября он сообщал: {250} "Вчера, во время перерыва, я подвергся жестокой атаке защитников: я изложил свою точку зрения на религиозную сторону вопроса для того только, чтобы передать им кое-какие материалы и то, как я их думал бы осветить. Они и насели,- но я не пойду[...] Сегодня, напр[имер], настроение отличное, но вчерашний день (работал и был в суде) все-таки сказался признаками (легкой еще) одышки. Ну, а уж это известно: как одышка, так и сорвусь. И защита не выйдет, и себя испорчу. Сбежать, уже примкнувши к защите, - скандал и только повредит делу".
В том же письме отец говорит о происходящем в зале суда:
"Суд, по-прежнему, старается обелить воров и обвинить невинного. Дело до такой степени явно бесстыдно, что даже удивительно, и нужно разве совершенно подобранный (лично и поименно) состав присяжных, чтобы обвинили Бейлиса" (К о p о л е н к о В. Г. Избранные письма, В 3 т. Т. 2. M., 1932, стр. 324-325.)
Не имея возможности выступить защитником, он работал все время, как корреспондент. С 19 октября начали появляться его статьи о деле. Из них первая. "На Лукьяновке" была напечатана одновременно в трех газетах: "Киевской мысли", "Речи" и "Русских ведомостях".
Следующие корреспонденции из залы суда передавались по телеграфу в "Речь" и "Русские ведомости". Центральное место среди этих статей, вскрывавших всю глубину той "гнуснейшей подлости", по выражению отца, которая творилась в киевском суде, занимали две, напечатанные под одним заглавием "Господа присяжные заседатели" и заключавшие указания на противозаконный подбор присяжных. {251} Суд закончился 28 октября, на 34 день заседаний. Приговор был вынесен вечером.
"Среди величайшего напряжения заканчивается дело Бейлиса,- писал отец в статье "Присяжные ответили" (Статья опубликована 29 октября 1913 г. в газетах "Русские ведомости" и "Речь" (здесь под заглавием "Приговор").). Мимо суда прекращено всякое движение. Не пропускаются даже вагоны трамвая. На улицах - наряды конной и пешей полиции. На четыре часа в Софийском соборе назначена с участием архиерея панихида по убиенном младенце Андрюше Ющинском. В перспективе улицы, на которой находится суд, густо чернеет пятно народа у стен Софийского собора. Кое-где над толпой вспыхивают факелы. Сумерки спускаются среди тягостного волнения.
Становится известно, что председательское резюме резко и определенно обвинительное. После протеста защиты председатель решает дополнить свое резюме, но Замысловский возражает, и председатель отказывается. Присяжные ушли под впечатлением односторонней речи. Настроение в суде еще более напрягается, передаваясь и городу.
Около шести часов стремительно выбегают репортеры. Разносится молнией известие, что Бейлис оправдан. Внезапно физиономия улиц меняется. Виднеются многочисленные кучки народа, поздравляющие друг друга. Русские и евреи сливаются в общей радости. Погромное пятно у собора сразу теряет свое мрачное значение. Кошмары тускнеют. Исключительность состава присяжных еще подчеркивает значение оправдания" (Короленко В. Г. Собрание сочинений. В 10 т. Т. 9. M., Гослитиздат, 1955, стр. 655-656.).
"Процесс кончился, но у меня еще кое-какие дела,- писал отец М. Г. Лошкаревой 31 октября 1913 года, - ты уже знаешь, что "Речь" и "Р[усские] вед[омости]" {252} конфискованы за мои статьи ("Господа присяжные заседатели"). Состав присяжных, несомненно, фальсифицирован, и я собираю тому доказательства. Буду рад суду, - но суда, вероятно, не будет: дело ясно. Подделал состав не суд, а комиссия, заготовлявшая списки. За своего брата не бойся: не осрамлюсь. Писал не наобум. Осторожные адвокаты, сначала очень меня удерживавшие, -теперь признают, что я был прав. Пусть только срок кассации для Бейлиса пройдет, - я этот вопрос выдвину и независимо от суда...
Оправдание произвело здесь огромное впечатление. Радость была огромная. Улицы кипели. Со мной чуть не случился скандал. Едва мы вышли с Дуней, тотчас же нас окружила толпа. Я уговорил разойтись, и даже послушались. Но тотчас же собралась другая (конечно, преимущественно, учащаяся молодежь). И произошло это на рельсах трамвая... Беготня, свистки полиции, одним словом скандал. Мы поспешили в гостиницу".
"Мы уже в Полтаве,- сообщил он тому же адресату 5 ноября.- Вернулись сравнительно благополучно; правду сказать, я ждал, что последствия сей экскурсии будут гораздо хуже, но все равно, в Полтаве сидеть тоже не мог. А оправдание сразу сделало меня (на короткое время, правда) почти совсем здоровым. Потом была реакция, но теперь, кажется, все это экстренное прошло, и я двинусь на поправку [...] Из Полтавы меня хотят услать. Куда - еще мы не решили [...]
Да, это была минута, когда репортеры вылетели из суда с коротким словом: оправдан! Я чувствую еще до сих пор целебную силу этого слова, Чуть начинается нервность и бессонница - вспоминаю улицы Киева в эти минуты,- и сладко засыпаю" (Короленко В. Г. Избранные письма. В 3 т. Т. 2. M., 1932, стр. 330.).
{253}
ВОЙНА И РЕВОЛЮЦИЯ
ВОЙНА
Отец, мать и я 27 января 1914 года выехали за границу к сестре, жившей с мужем, К. И. Ляховичем, на юге Франции. Отец был болен, утомлен недавно закончившимся делом Бейлиса, на нем лежал большой труд по подготовке первого полного собрания его сочинений, выпускавшегося "Нивой". Он надеялся за границей отдохнуть и найти силы для работы.
Мы поселились в Тулузе, два месяца провели в Болье, близ Ниццы. Отец много занимался, исправлял, как это он всегда делал для нового издания, первоначальный текст, порой коренным образом переделывал не удовлетворявшие его страницы, получая и отправляя обратно авторскую корректуру. Эта напряженная работа занимала целиком его время и внимание. Тихая уединенная жизнь, которую он вел, лишь иногда оживлялась встречами с русскими друзьями. Здесь, живя близ Ниццы, Короленко виделся со старым своим другом Добруджану Гереа, лидером румынских социалистов, с Кропоткиным и Плехановым. В Тулузе он встретился с кружком эмигрантов и учащейся молодежи, Друзьями зятя и сестры. {254} В конце июня по совету врачей отец и зять отправились в Бад-Наугейм для лечения. 3 июля они получили там тревожную телеграмму - тяжелая болезнь грозила смертью сестре и ожидавшемуся ребенку. Внучка, несвоевременно появившаяся на свет, избавила деда, как он шутил позднее, от немецкого плена, вызвав из Германии во Францию за две недели до объявления войны. Впоследствии отец записал свои впечатления последних дней перед войной, озаглавив их "Перед пожаром" (не опубликовано).
