Маршал Балдуин - Александр III и двенадцатый век
Важным в данном вопросе представляется мнение самого Александра, и меры, которые он предпринял, являются значительными в развитии официальной канонической процедуры. Как каноник, до того как он стал Папой, и как человек, издающий декреталии, Александр мыслил в имперско-канонической традиции: насильственное принуждение, относительно человека ли или собственности, справедливо только как исправительная мера. Более того, Александр, как действительно разумный человек, разделял заботу большинства каноников о необходимости обеспечить рациональными средствами доказательства виновности. Он не одобрил «испытание Божьим судом» и пытался развивать идеи о получении доказательства с помощью свидетельства под клятвой, которое тогда применялось только в ограниченном масштабе.
Очевидно, что в 1162 году архиепископ Генрих Реймский, брат Людовика VII, обнаружил павликианов – еретиков, близких к катарству, – во Фландрии. Некоторые из них обратились к Александру. Папа, очевидно, обеспокоенный чрезмерным усердием архиепископа, указал, что лучше освободить виновного, нежели наказать невинного. Королю Людовику VII, который настаивал на применении наказания, Александр ответил, что еретики появились на Соборе в Туре и подтвердили свою невиновность. После некоторой отсрочки, он проинструктировал Генриха продолжить следствие и выслать ему досье, посредством которого он мог сам вынести приговор; архиепископ тем временем должен был следить за тем, чтобы ни их личности, ни собственности не причинили ущерба. Исход данного дела неизвестен, но важно заметить, что обращение к Папе получило подкрепление и что процедура расследования была заменена на более или менее насильственный метод обвинения. Папское вмешательство в решение таких вопросов, однако, не стало еще постоянным.
Хотя Собор в Туре в каноне, который представил первое общее законодательство по данной проблеме в Средние века, объявил строгие меры, не представляется вероятным, что Александр и созванные епископы хотели ввести в качестве таковых смертную казнь. Скорее они надеялись, что жестокое наказание, исключая смертную казнь, может способствовать возвращению людей в истинную веру. Но, несмотря на решения, принятые в Туре, ересь продолжала распространяться, приобретая огромную популярность в Южной Франции. Многие люди, включая короля, графа Тулузского, и особенно аббата Генриха Клервоского, который был весьма настойчив, снова побудили Папу принять энергичные меры. Александр, очевидно, был в курсе этого дела через своего легата во Франции, кардинала Петра из церкви св. Хрисогона, который, видимо, высказывал особенную тревогу о распространении ереси среди других проблем в середине 1170-х годов. Деятельность этого легата в 1178 году способствовала организации объединенного церковного действия против ереси при поддержке короля Франции Людовика VII и короля Англии Генриха II. Однако из этого плана ничего не вышло.
Что действительно удалось сделать папской легатской комиссии, действующей в предместье Тулузы, так это продолжить расследование процесса. Во время заседания Третьего Латеранского Собора французское духовенство снова настаивало на энергичных мерах, Генрих Клервоский также проявил изрядную настойчивость. В результате дискуссий появился канон XXVII, который, повторяя постановления Собора в Туре, объявил вне закона все контакты с ортодоксальным обществом со стороны еретиков и приказал гражданским властям осуществлять определенные наказания. Однако он не содержал специального упоминания о проведении расследования. И хотя канон упоминал возможный благотворный эффект, вызванный страхом физического наказания, он не определил специальные меры наказания.
Как мы видели, Собор даровал индульгенцию тем, кто поднимал оружие против routiers[12], и, видимо, люди полагали, что против еретиков требуется проведение такой же военной акции. Действительно, Генрих Альбано, папский легат во Франции, после Собора, возможно следуя букве закона, разрешил, по крайней мере, одну локальную военную экспедицию. В любом случае, все эти процедуры, развивавшиеся при Александре (в некоторые из них он внес свой личный вклад), стали шагами по подготовке официальных походов крестоносцев и установлению инквизиции в XIII веке. То, что это произошло под покровительством человека, склонного к сдержанности, свидетельствует в некотором роде о серьезности проблемы.
В начале этой главы мы упомянули, что папская монархия XII века не включала в себя патриарха Константинопольского и церкви, находившиеся под его юрисдикцией. Причины этого должны быть подвергнуты дальнейшему исследованию, но усилия Александра восстановить стабильные отношения между двумя ветвями Христианской Церкви следует рассматривать в качестве важного элемента его политики. Прежняя точка зрения о том, что взаимное отлучение от Церкви кардинала Гумберта и патриарха Михаила Керулария в 1054 году определило официальное состояние схизмы между восточной и западной Церквями, подверглась серьезному пересмотру. Возможно, что ситуация, которая развивалась во время правления Александра, говорит о признании со стороны Церкви факта схизмы, хотя она не желала признавать ее официально. Между Церквями оставались значительные различия, главным из которых явилось добавление западной Церковью в Символ Веры фразы, filioque (филиокве), обозначавшей снисхождение Святого Духа не только от Отца, но и «от Сына». Также некоторая разница между Церквями наблюдалась в некоторых литургических обрядах; хотя в основании всех споров лежал действительно проблемный вопрос, вопрос о главенстве Рима.
До середины XI века каждый папа во время своих выборов обычно распространял документ, получивший название рекомендательного письма, в котором он давал в некотором роде обет веры. После этого другие патриархи включали новое имя понтифика в литургические молитвы при Евхаристии. Очевидно, как раз перед Первым крестовым походом Папа Урбан II, действительно стремившийся восстановить нормальные отношения с восточной Церковью, был готов послать рекомендательное письмо. По некоторым причинам он не стал этого делать, и данный обычай никогда более не возобновлялся. Одна из связей между восточной и западной Церквями была нарушена.
Тем временем с обеих сторон развивались или находились в процессе становления такие отношения, которые все более затрудняли примирение. Западная концепция папской юрисдикции, которую мы только что описали, находилась в противоречии с традиционным для Востока представлением по данному вопросу. При этом на Востоке не столько ставили под сомнение духовное главенство Рима как Престола святого Петра, – действительно, оно было принято задолго до спора – сколько были озабочены определенными манифестациями этого главенства со стороны энергичного, хорошо организованного папства XI-XII веков. Как, например, могла ставшая теперь обычной западная практика обращения к Риму, которая уже затронула греческие церкви Калабрии и Сицилии, повлиять на церкви Востока? В общем, видимо, столь сильный страх был вызван не столько духовным главенством, сколько ежедневным контактом со все более растущей эффективной папской властью.
Крестоносцы, без сомнения, способствовали возникновению непонимания, создавая атмосферу взаимного подозрения. Вслед за Первым крестовым походом среди населения Запада начался устрашающий рост антивизантийских настроений. Он еще более усилился после Второго крестового похода, а ко времени правления Александра уже было много признаков растущей враждебности к Западу со стороны Византии. К этим общим проблемам добавились особые разногласия, такие как контроль над городом и патриархатом Антиохии, которая обсуждалась в предыдущей главе.
Именно в этот период времени Мануил Комнин предложил Александру рассмотреть вопрос о создании объединенной Восточно-Западной империи под его собственным управлением. Дипломатические аспекты переговоров, которые последовали за данным предложением, обсуждались нами. Здесь следует отметить, что, когда Александр отложил рассмотрение вопроса о признании Мануила императором, он послал двух кардиналов, Убальдо и Иоанна, в Константинополь, чтобы обсудить с ним религиозные вопросы. Поступая так, он продолжал попытки своих предшественников, главным образом Урбана II и Евгения III. Примечательно также, что в ответе папы Мануилу и в инструкциях своим легатам он избежал проблемы филиокве и сконцентрировался на других вопросах: поминовение Папы в литургии, главенство Рима и право обращаться к Риму из Константинополя по церковным делам.
Мануил отдал письмо Папы патриарху Михаилу Анхиалу. Его ответ свидетельствовал о новом, более жестком отношении Византии к Папе, которое соперничало с западным анти-византизмом. В отличие от своих предшественников, он отказался признавать требования Рима как Престола святого Петра. Главенство принадлежало существующей в настоящее время имперской столице, избранной Господом, которая должна была стать центром Империи. Скорее он бы подчинился туркам, которые, по крайней мере, не принуждали бы его в вопросах религии. Говоря так, патриарх не просто позволял себе высказать собственное раздражение. Он выражал церковную точку зрения, которая рассматривала греческие церкви как находящиеся под мусульманским управлением и обладающие большей церковной автономией, нежели церкви в Калабрии, находившиеся под юрисдикцией Папы. Чтобы обосновать церковную юрисдикцию «Города», он повторил вечный аргумент, который был озвучен – и вызвал некоторое сопротивление – на Первом Соборе в Константинополе в 381 году. Немного позднее представитель Мануила на Третьем Латеранском Соборе, Нектарий Казула, греческий монах из Южной Италии, поразил всех своей страстной речью, но ему не удалось разрешить те трудные вопросы, которые стояли на пути к примирению.
