Марк Вишняк - Дань прошлому
Я и сейчас не могу понять, как милейший и благонравнейший Сергей Владимирович, потерявший в первый же год прихода к власти большевиков политически близких ему Алферовых, мужа и жену, Ник. Ник. Щепкина, братьев Астровых, Александра и Владимира, как мог он ужиться с убийцами своих друзей. Правда, и Бахрушин не избег ареста и ссылки в Самарканд.
Но, как и проф. Е. В. Тарле, Бахрушин был вскоре "прощен" и удостоен высших степеней большевистского отличия: был награжден орденом трудового знамени, медалями, званием академика и даже сталинской премии 1-ой степени. Последнюю Бахрушин получил не за свои ценные труды по истории народов Сибири и Узбекистана, а за "активное участие в коллективном труде "История советской дипломатии", - труде пропагандном и фальшивом.
Со мной Бахрушин был изыскано вежлив, но официален, - никаких лишних разговоров, пересудов или шуток. В точно установленное время он появлялся в отведенной под редакцию комнате, убеждался, что всё в порядке и удалялся - в библиотеку для научной работы или на одно из заседаний бесчисленных комитетов, членом коих он состоял. Я сокращал и редактировал поступавший материал, Бахрушин его просматривал, редко что изменял, ставил свою подпись, и материал шел в типографию. Иногда Бахрушин просил меня присутствовать на заседании главного комитета Союза городов, чтобы дать краткий отчет для "Известий".
Немногие заседания, на которых я бывал, представляли мало интереса. На них, очевидно, лишь оформлялись решения, которые предварительно "вентилировались", как любил выражаться Кишкин, в Бюро и на частных собраниях. Атака "левых" направлялась обыкновенно против Челнокова, на которого старались воздействовать, как на депутата Думы, представлявшего интересы и мнение российских городов. Отчеты об этих заседаниях должны были носить чисто формальный характер, что лишало эти отчеты уже всякого значения: не интересные для читателей "Известий", они не представляли ценности и для "будущего историка". Но таково было задание, и я выполнял его с тем большей охотой, что оно требовало меньше труда.
Работа в "Известиях" имела свою привлекательную сторону, как всякая литературно-редакционная работа. Но она очень мало давала уму и сердцу и, по существу, вряд ли была очень нужна. "Известия" только регистрировали случавшееся в Союзе городов и при том далеко не всё и даже не самое существенное. Общественная, а потом и открыто политическая работа Союза городов направлялась из соседних с редакцией комнат, которые занимал экономический отдел, состоявший в ведении Астрова. Здесь было сердце или "душа", откуда шли токи московского оппозиционного движения. Астров, конечно, не один делал политику Москвы и Союза городов, но в своей среде он был наиболее авторитетным и влиятельным.
Астров попросил Бахрушина "уступить" ему меня, и, перейдя в соседнюю комнату, в экономический отдел, я очутился в одном из общественно-политических центров Москвы 16-го и начала 17-го года.
Мои друзья и знакомые, встречавшие Н. И. Астрова в эмиграции, часто отказывались верить, что он мог играть исключительную роль в Москве накануне революции. Между тем это неоспоримый факт. Коренной москвич, Астров был городским гласным и принадлежал к кадетской партии. В городской думе он в течение ряда лет был одним из лидеров левого крыла, а с созданием Союза городов стал как бы начальником его политического штаба.
Не только секретарша нашего отдела, но и множество других дев и полудев, служивших в Главном комитете, "обожали" Николая Ивановича и млели, когда он заговаривал или шутил с ними. И весьма трезвые сотрудники Астрова, сами претендовавшие на признание и авторитет, очень высоко расценивали Астрова и дорожили его расположением. Он умел быть внимательным и привлекать не только женские сердца.
Правой рукой Астрова был молодой экономист, оставленный при университете, Лев Николаевич Литошенко, - которого Астров именовал на московский манер, как Толстого, Лёв Николаевич. Литошенко был предан Астрову и телом, и душой. Астров посвящал его в свои интимные политические планы и замыслы. Это было тем естественнее, что оба они принадлежали к к.-д.-ской партии и были тесно связаны с редакцией "Русских ведомостей". Литошенко ведал и всей технической частью отдела: секретариатом, типографией, казначейской частью.
Для политической работы вовне Астров привлек известного пензенского статистика социал-демократа Громана, Владимира Густавовича, которому вскоре приданы были помощники: Череванин-Липкин, видный меньшевик-ликвидатор, и Попов, Павел Иванович, при большевиках возглавивший Центральное статистическое управление. Позднее был приглашен, в качестве специалиста по зерну и мукомолью, Наум Михайлович Ясный, - широко известный сейчас в Соединенных Штатах.
Громан был наиболее яркий, волевой и темпераментный работник экономического отдела. Он представлял Союз городов в Особом совещании по продовольствию в Петрограде, имел свой план заготовок снабжения армии и городов и был грозой всех чиновничьих планов и начинаний. Он занимал соседнюю с той комнатой, в которой сидели мы с Ясным. Громан редко сидел спокойно за своим столом, а чаще шагал или бегал по комнате, громко диктовал, громыхал, чертыхался, вдруг появлялся у нас на пороге и вновь исчезал. Он постоянно бывал в несколько приподнятом настроении, неугомонный, капризный, и в то же время беззаветно, не щадя сил и нервов, преданный своему делу. По сравнению с ним Череванин с Поповым казались смиренными агнцами или школьниками, беспрекословно выполнявшими указания наставника. Весь Отдел приходил в движение, а кое-кто и в волнение, когда Громан уезжал сражаться с бюрократами или возвращался из Петрограда, потерпев поражение или одержав победу.
У меня в экономическом отделе были разные задания. Наиболее длительной и интересной была разработка положения о выборах в органы городского самоуправления, проект которого обсуждался в Государственной Думе. Здесь мне приходилось иметь дело с одним только Астровым, и я сумел оценить его как человека и как умелого аналитика, несколько грешившего приверженностью к старомодному канцелярскому стилю. Когда мы закончили в общих чертах работу, было созвано совещание с участием специалистов городского дела и избирательного права. Среди них были профессора Загряцков, Богдан Александрович Кистяковский и другие.
Служба в Союзе городов отнимала почти всё время. Никакой эс-эровской организации или работы в это время в Москве не было, и я не имел ни повода, ни досуга встречаться даже с Зензиновым, который служил в том же Союзе городов в бюро труда, помещавшемся в том же Камергерском переулке, что и мы, но только ближе к Кузнецкому мосту. Заведывал бюро наш товарищ, экономист Гельфгот, а главной обязанностью бюро было устраивать на работу ищущих ее. Для этого у бюро были особые агенты, которые разъезжали по России в поисках предложения труда. Среди таких агентов оказались небезызвестные впоследствии большевики Ногин и Милютин, меньшевик Исув и др.
В повседневных заботах я был чрезвычайно удивлен, когда по телефону получил неожиданно приглашение навестить вечером Дмитрия Самойловича Розенблюма-Фирсова. Я познакомился с ним на партийном съезде на Иматре и больше десяти лет с ним не встречался. Никогда у него дома не бывал. У Розенблюма я застал приехавшего из Петрограда Леонтия Моисеевича Брамсона, одного из лидеров трудовой группы в 1-ой Государственной Думе, лишенного избирательных прав за подписание Выборгского воззвания.
Брамсон стоял во главе Общества распространения труда среди евреев, ОРТ-а, но продолжал интересоваться общероссийской политикой. Осенью 1917-го года истекал пятилетний срок полномочий 4-ой Государственной Думы, и возникал вопрос о подготовке к выборам в 5-ую. В Петрограде с этой целью создался Народнический избирательный блок, в который вошли эс-эры, эн-эсы и трудовики, и Брамсон приехал в качестве представителя общего Комитета.
В Комитет входили переехавший уже в Петроград Зензинов, кн. Сидамон Эристов и Н. В. Святицкий - от эс-эров; Мякотин, Чарнолусский и Знаменский от эн-эсов; и Брамсон, Чайковский и Березин - от трудовиков. Председателем был избран "вне фракций" стоявший Керенский. Комитет наметил 13 лиц, принадлежащих к народникам, в качестве возможных кандидатов в депутаты 5-ой Государственной Думы.
Святицкий разработал избирательную географию и статистику, чтобы выяснить наиболее благоприятствующие избранию намеченных кандидатов округа. Ими оказались расположенные на среднем и нижнем Поволжьи, в Сибири, Киргизии, на Кавказе и в Крыму. Там надлежало заблаговременно запастись необходимым для выборов имущественным цензом. Для меня намечена была Костромская губерния, от которой в 4-ую Думу был избран Александр Иванович Коновалов, владелец известной мануфактуры, будущий министр торговли и промышленности во Временном Правительстве.
