Виктор Смирнов - Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья
Это обширное Слово подразделено на 4 главы, из которых каждая соответствует особому доводу еретиков против монашества. В последней главе, доказывая, что иноки не гнушаются пищи, Иосиф объясняет многие древние ереси и в одном месте говорит о Магомете: и «Моамефь, иже Агаряны прельсти, повелееват во своих богохульных списаниях вина никакоже вкушати, не чисто убо то глаголет быти».
Из Одиннадцатого слова видно, насколько Иосиф был монах в душе и как близка сердцу его была самая символика иноческой одежды.
Двенадцатое слово на еретиков новогородских, «глаголющих: яко аще еретик будет святитель и аще не благословит или проклянет кого от православных, последует его суду божественный суд»Оно дословно схоже со второй половиной Послания к Нифонту. Слово это лишено той литературной обработки, какою отличаются обличительные Слова Иосифа: нет ни вступления, ни связи с последующим Словом. От второй части Послания к Нифонту оно отличается тем, что в нем выпущены все обращения Иосифа к епископу; кроме того, изменен самый порядок расположения частей сочинения: ссылки на отцов церкви, встречающиеся в Послании все в одном месте, разбиты таким образом, что две из них помещены в самом начале Слова. В Слове недостает примера из жития Симеона Дивногорца, но зато в нем находим недостающие в Послании четыре выдержки из церковных правил о еретике епископе (Карфагенского собора правило, — правило Григория Аграгантийского, седьмого Вселенского собора 4-е и Устиниана царя новых заповедей — 9-е).
Двенадцатое слово встречается весьма редко в числе шестнадцати Слов «Просветителя».
Послание ли Иосифа к Нифонту оказало свое действие, или поступки самого Зосимы были тому причиной, только 17 мая 1494 года митрополит лишился своего сана. Правдивый современник летописец говорит, что митрополит был отрешен за пьянство и нерадение. До нас же дошла грамота Геннадия в Москву, где говорится, что «отец наш митрополит своее ради немощи остави престол». Очевидно, что опасаясь подорвать значение такого великого сана, церковь прикрыла нечестие Зосимы…
Зосима сведен был в отсутствии Федора Курицына, который в марте послан был в Литву по поводу сватовства Елены Ивановны за великого князя Литовского Александра.
Курицын был третьим лицом в этом посольстве. Другие двое были — князь Василий Иванович Косой, сын князя и боярина Ивана Патрикеева, двоюродного брата великого князя Ивана Васильевича и князь Семен Ряполовский зять Патрикеевых. Отношения Курицына к Патрикеевым могли начаться издавна: отец Федора Григорьевича и брата его Ивана — Волка Курицыных, Григорий Романович Курица, потомок Ратши и родич Челядниных, был боярином великой княгини Марии, супруги Темнго, в то время как сестра Темного уже была замужем за князем Юрием Патрикеевичем.
Престол Русской митрополии, по сведении Зосимы, оставался праздным целых шестнадцать месяцев. В январе 1495 года мы видим на первом месте в Москве Симона, Троицкого игумена
С монастырем Сергия преподобного связывали Ивана III не одни предания, дорогие для правнука Димитрия Донского и сына Василия Темного: долголетняя дружба его с игуменом Троицким Паисием, которого он желал видеть митрополитом, была новой живой связью между Иваном и монастырем Сергия. Незадолго до вызова Симона, Троице-Сергиевского игумена, в Москву Иван Васильевич оказал новую льготу этому монастырю.
В переведении туда Зосимы из Симонова монастыря можно видеть своего рода милость, оказанную сведенному с престола митрополиту. Это перемещение Зосимы могло состояться по возвращении Патрикеева и Курицына из Литвы.
В сентябре 1495 (7004) года совершилось посвящение Симона. В октябре князь великий отправился надолго в Новгород, взяв с собою 13-летнего внука своего Димитрия, отец котораго, великий князь Иван Иванович, умер за шесть лет до того. Мать Димитрия Елена Волошанка также имела отношение к Федору Курицыну, который ездил послом сватать ее за великого князя и в 1482 году привез ее из Валахии в Москву. Когда образовалось соперничество Елены и Димитрия, с одной стороны, а Софии и Василия — с другой, к первым примкнула боярская партия, к последним люди новые, которые в государствование Ивана III съехались во множестве на службу московскую.
В Новгороде архиепископ Геннадий встретил великого князя с внуком за городом, со всем собором, с архимандритом и игуменами, и это в то время, когда великий князь поддерживал еретиков. Возможность открытой борьбы с тайной ересью не существовала, несмотря на то что Иосиф еще в 1492 году вызывал бойцев на исповеднический подвиг.
Расположение великого князя к внуку вызвало интригу Софии против внука, в пользу царственного юноши Василия. Но еще не был объявлен наследник, и около великого князя видим людей той и другой партии: Челядниных, Кутузовых вместе с Патрикеевыми и Курицыными. Челяднин и князь Василий Косой с Иваном III в Новгороде и оттуда посылаются им на Камскую землю. В августе 1497 года великий князь Иван III со всем семейством делает встречу сестре своей Анне Рязанской: и около него София и Елена, Василий и Димитрий-внук.
Примирительный образ действий великого князя имел влияние на то, что ни один из иерархов не подавал голоса против еретиков. Не могло быть неизвестным, что Курицын еретик, когда еще в 1490 году Геннадий заявил о нем, что он первый печальник и заступник еретикам. Геннадий держал себя осторожно и, наказав еретиков новгородских, усердно занимался своей паствой, делами псковскими, переводом Библии и прочими делами, ознаменовавшими жизнь этого замечательного человека.
Как же смотрел на ересь и как держал себя в отношении к еретикам Симон, митрополит?
Вероятно, так же как Геннадий. Не без ведома митрополита еретик Зосима приобщался на орлеце в монастыре Сергия преподобного.
В конце 1497 года открылся заговор против Димитрия-внука, и великий князь положил гнев на супругу и сына и опалу на их приверженцев, и вслед за тем посадил на великое княжение внука.
У нас нет никаких современных свидетельств о том, что враги ереси, в то время как разыгрывалась на Москве драма соперничества двух политических партий, примыкали к Софии и Василию.
Из позднейших событий и свидетельств мы знаем, что те, которые боролись с ересью, сильно сочувствовали Василию и его партии и в свою очередь пользовались расположением этого великого князя и его друзей. Расположение к Василию во время борьбы партий видно из следующего свидетельства летописца современника: «По диавольскому навожению и лихих людей совету, всполеся князь великы Иван Васильевичь на сына своего князя Василиа да и на жену свою на великую княгиню Софью» и т. д. Но не расположение к одной партии не есть еще вмешательство в дела партий. И если митрополит не преследовал ереси, то тем более нельзя было от него и всего освященного собора ожидать вмешательства в дела великого князя. На венчании внука, на этом нововведенном обряде, который совершал митрополит с приличными торжеству речами, мы видим собор архиереев и в числе их Нифонта, епископа Суздальского, которого за пять лет до того вызывал Иосиф Волоцкий на подвиг исповеднический. Но нет в числе их ни Прохора Сарского, ни Иоасафа Ростовского, к которым в первые годы борьбы с ересью обращался с Посланиями Геннадий. Прохор оставил свой епископский стол еще в 1493 году, а Иоасаф ранее.
Ровно через год по венчании внука опала постигла князя Ряполовского и родственников великого князя Патрикеевых. Наместник московский, князь Иван Юрьевич Патрикеев, и сын его Василий Косой, враги Софии и Василия, едва избежали смертной казни — участи Ряполовскаго. По ходатайству митрополита, отец пострижен был у Троицы, сын отослан в Кириллов-Белозерский монастырь, где принял имя Вассиана и там сделался учеником монаха Нила Майкова, впоследствии основателя пустыни на Соре реке. С опалою, постигшею Патрикеевых (в феврале), совпадает пожалованье Василия Ивановича в великие князья Новгорода и Пскова (марта 21).
С возвышением Василия Ивановича начинается эпоха соборов о церковном устроении, на которых деятелем был и Иосиф Волоцкий.
Среди самих православных во второй половине XV столетия возникли разномнения. Краткий обзор их здесь объяснит несколько вопросов, разъединявших умы в то время. Некоторые из таких вопросов были возбуждены и решены так или иначе на соборах, созванных в первые годы XVII века.
В 1479 году возник спор о хождении вокруг церкви, о котором мы говорили выше. Вслед за тем занял умы вопрос о том, нужно ли двоить или троить аллилуйю? Геннадий спрашивал письменно об аллилуйи Димитрия старого (толмача). Толкуя в своем ответе архиепископу (1486) самое слово «аллилуйа», толмач допускает и двоение и троение этого молитвенного возгласа. Но мне ее помнит, говорит он тут же, что и у нас о том спор бывал между великих людей.
