Сергей Парамонов - История руссов. Славяне или норманны?
Есть еще одно обстоятельство, говорящее в пользу того, что Рюрик мог быть славянином, — прямое указание в апокрифическом источнике.
«Сыновья Гостомысла умерли при его жизни, а средняя его дочь Умила вышла за варяжского князя Диона и, по преданию, была матерью Рюрика. Гостомыслу однажды приснилось, что из чрева его дочери Умилы произрастало огромное плодоносное дерево, покрывавшее ветвями своими какой-то обширный город и плодами насыщавшее людей всей земли. По разъяснению прорицателей, это обозначало благословенное державное потомство от Умилы».
Приводя это апокрифическое сведение, мы, разумеется, не рассматриваем его, как какое-то доказательство. Мы хотим только обратить внимание, что в ту пору, когда о споре норманистов с антинорманистами и не снилось, существовало предание о том, что Рюрик был по крайней мере наполовину славянин.
Отметим, однако, интересную подробность приведенного отрывка: Умила выходит замуж за варяжского князя Диона. Сколько можно судить, такого личного имени у скандинавов нет, зато мы имеем старошведское «тиун» и старонорвежское «тион» (см. Томсен, с. 129), причем первый звук был особенным, только похожим на «т» (в нашей типографии необходимого значка нет). Является предположение, что «тион» — это вовсе не имя князя, Умила вышла замуж за наместника варяжского князя, носившего имя тиуна или тиона. Так как она была дочерью одного из славянских старейшин, а историю мы захватываем в тот момент, когда новгородцы платили дань варягам, то подобный брак весьма вероятен.
Если Рюриковичи (по крайней мере, по матери) были славяне, то это объясняет многие несообразности, до сих пор не размеченные в нашей истории. В самом деле, новгородцы, обозленные гнетом варягов, восстали и прогнали их, затем между ними произошли неурядицы, в результате которых они опять призывают варягов. Предположим даже, что они призвали других; какая гарантия, что новые варяги окажутся лучше прежних, ведь могут быть и похуже?
Совсем другое дело, если «Рюриковичи» оказываются наполовину своими: их новгородцы знают, знают и они новгородцев. В этом случае понятны становятся и славянские имена Синеуса, Ририка и (очевидно) Трувора. Наконец, получает исчерпывающее объяснение и то, что Рюриковичи так легко вросли в Русь и не оказали на нее никакого скандинавского влияния. Становится понятным и то, что ни разу в летописях мы не встречаем указания о том, что существовали толмачи, бывшие посредниками между «Рюриковичами» и славянами. Нигде ни малейшего намека, что скандинавы сталкивались с трудностями в отношении языка. Трудностей не было, ибо они сами говорили по-русски.
Переходим к имени третьего «Рюриковича» — Трувора. Ни норманисты, ни славянофилы не дали мало-мальски удовлетворительного объяснения его. Такого имени в Скандинавии нет. Томсен полагал, что это старонорвежское Торвардр. Пытались объяснять это имя как кличку, но тоже неудачно.
Кстати, характерная черточка, наглядно показывающая научный метод норманистов. Слово «Трувор» известно только из летописей; известен всего один Трувор, нигде в других источниках оно не встречается.
Как же поступают норманисты? Когда они пишут об этом имени на иностранных языках, они пишут не «Truvor», что казалось бы естественным, а «Thruvor». Спрашивается: откуда взялась буква «h» после «т»? Не для того ли, чтобы дальше сослаться на то, что «th» в древненемецком и других наречиях передавалось особым звуком, вроде современного английского «th», а если это так, — то можно легко найти какое-нибудь иностранное слово вроде «sruvor» и так «доказать», что Трувор был иностранцем? Не нашли, мол, слова, начинающегося с «т», найдем с «д» или «с» и т. д. Лишь бы «доказать»… Подобные примеры злонамеренной транскрипции можно и должно называть мошенничеством в науке.
Славянофильское объяснение тоже малосостоятельно: предполагают, что это могло быть слегка искаженное «Трубор», т. е. «трубач» или «трубник». Необходимо искать объяснения. Одно ясно, что если два брата были славянами и носили славянские имена, то и третий брат вряд ли был исключением.
Следует упомянуть, что даже такой норманист, как Баумгартен, утверждает, что имена Синеуса и Трувора совершенно неизвестны в сагах: таких имен в Скандинавии не существовало. Чтобы объяснитъ это, видят в этих именах не имена собственно, а клички-эпитеты. Синеус, мол, означает «победоносный», а Трувор — «верный», но для обоих имен необходимо для этого сделать натяжки. Какого типа норманисты считают допустимыми натяжки, видно из того, что Синеус они считают происходящим от «Signjotr», очевидно, «Белоус» они будут производить из «Belotr».
Таким образом, имена трех Рюриковичей доказательством их скандинавского происхождения служить не могут, вероятность их славянского происхождения в настоящее время почти одинакова, но с возможностью при дальнейших исследованиях перевеса в пользу славянства.
Перейдем теперь к имени «Олег». Норманисты настаивают, что это искаженное «Helgi». Категорически отрицать возможность этого нельзя, но сомневаться можно. Начальное «х» отпало, это бывает, а вот отпадение конечного звонкого «i», гласной, а не согласной! — сомнительно. Далее, «е» превращается в «о», после «л» появляется «е». Метаморфоза замечательная. Подкрепление своей мысли норманисты видят в том, что «Helga» превратилось в «Ольгу» — следовательно, словообразование аналогичное. С этим нельзя не согласиться, но это сходное образование говорит и о другом — об обычности употребления этих имен, т. е. о возможности их ославянения. Мы знаем из летописи, что уже до Рюрика новгородцы платили дань варягам, следовательно, сталкивались с ними и с варяжскими именами.
В древности, до христианства, употребление имен вовсе не было чем-то ограничено или регламентировано; это только при христианстве можно выбирать имя для младенца из церковного списка имен — до этого употребляли, что хотели. Мы уже указывали, как русское имя (вернее, славянское) перекочевало к датчанам. Таким же образом имена Олег и Ольга могли перекочевать к руссам, и именно в этой славянской форме, а не «Хелги» или «Хелга».
Кроме этого чисто теоретического соображения имеется и практическое. Ведь носители этих имен не скандинавы: Ольга — псковичка, по-видимому, из рода Гостомысла, а Олег — родич «Рюриковичей», которые, как мы видели, под большим подозрением, что они славяне.
Лицо, носившее имя «Олег» (имя по происхождению может быть и скандинавское), могло быть чистейшим славянином, либо скандинавом в отдаленных предках. Мало ли, например, Карлов Карловичей было в России в XIX и XX веках, которые кроме русского не знали ни одного иностранного языка и даже слова.
Поэтому в «скандинавность» имени Олег надо верить с большой осторожностью.
Еще больше сомнения вызывает имя «Игорь». Норманисты безоговорочно отождествляют его с «Ингвар», но это безусловная ошибка. «Слово о полку Игореве» совершенно ясно различает «Игоря» и «Ингваря», в еще большей степени это подчеркивается летописями, в которых фигурирует князь «Игорь Ингварович»: это были два совершенно разных имени.
Скандинавское происхождение имени «Ингвар» вряд ли подлежит сомнению, хотя и высказывалось предположение, что имя это можно объяснить из славянских корней: «ино» и «говор», т. е. говорящий на иной лад; что же касается имени «Игорь», то оно в Скандинавии не встречается, все варианты имен ведут к «Ингвар», а не «Игорь».
В свете этих данных становится понятным, почему «скандинав» Игорь и «скандинавка» Ольга дали своему сыну русское имя «Светослав».
Здесь уместно будет остановиться на некоторых, весьма распространенных ложных выводах норманистов. Подсчитывая имена скандинавского происхождения в летописях, они считают всех носителей их скандинавами. Явная нелепость, ибо если Рюрик I был скандинавом, то Рюрик Овручский и Киевский был чистейшим славянином, и т. д. Во-вторых, они составляют эти списки имен за несколько столетий, а это значит, что носители имен никогда не образовывали влиятельного скандинавского блока (а именно это надо доказать), они были рассеяны в массе славянских имен.
Чтобы устранить всякие сомнения, приведем цитату из (норманиста!) Беляева: «По Лаврентъевской летописи (следовательно, за 4 столетия следующие за Рюриком) на приблизительно 315 княжеских имен приходится 25 имен скандинавского происхождения (3 Рюрика, 6 Игорей, 2 Ингваря, 9 Олегов, 3 Рогволода, 1 Якун-Гакон и 1 Алдан-Гальфдан; всего 25), а с упоминаемыми под 862 г. Синеусом и Трувором — 27, т. е. 7 % и около 118 (т. е. 38 %) славянских. При этом подсчете число скандинавских имен является преуменьшенным, т. к. в тех случаях, когда например, у Гаральда-Мстислава было 2 имени, здесь принималось более известное славянское».
В свете всего сказанного выше вряд ли стоит терять время на доказательства того, что скандинавские имена явно преувеличены в количественном отношении; наконец, 7 % их по отношению к 38 % славянских имен настолько незначительная цифра, что о ней говорить не приходится.
