Дэниэл Брук - История городов будущего
Бубонная чума разразилась в городе, когда способы ее распространения оставались загадкой – связь с блохами, живущими на домашних грызунах, еще не была установлена. Тем не менее чиновникам от здравоохранения было очевидно, что заражение напрямую связано с антисанитарными условиями жизни: эпидемия бушевала в индийских трущобах, не затрагивая фешенебельных британских районов. Один британский чиновник пояснял в своей лекции: «Поражает не столько чрезвычайно высокий уровень смертности, гибель такого количества детей и стремительность распространения чумы. Поражает, как такое количество людей вообще могло существовать в подобных условиях и как при этом болезнь и эпидемия не привели к еще большим потерям. Во многих кварталах дома стоят настолько близко друг к другу, что это препятствует свободной циркуляции воздуха. В помещения вовсе не проникает солнце, а воздух полон зловонных испарений. Дорог нет, лишь извилистые тропинки и проходы с жуткими канавами. Более ранние дома построены вообще без учета потребности людей в свете и воздухе»2.
Чудовищные условия существования были обратной стороной промышленного бума. Индийские предприниматели Бомбея (и первый среди них – парс Джамшеджи Насарванджи Тата) научились обводить вокруг пальца колониальную экономическую систему. Они пользовались завезенными британцами технологиями, но пренебрегали ограничениями, делавшими из Индии сырьевой придаток и оставлявшими метрополии все процессы с высокой прибавочной стоимостью. В 1877 году Тата занялся текстильным производством и основал свою первую ткацкую фабрику в Нагпуре, что в 700 километрах от Бомбея вглубь материка, используя для доставки продукции в бомбейский порт железные дороги. Фабрика, названая Empress Mill в честь принятия королевой Викторией титула императрицы Индии, выпускала неплотную хлопчатобумажную ткань для китайского рынка, поскольку ткани высокой плотности могли производиться только в Британии. Примеру Таты последовали и другие предприниматели, и вскоре поперек острова Бомбей пролег промышленный пояс ткацких фабрик, каждая из которых находилась в непосредственной близости от железнодорожного узла и морского порта. К началу XX века на 82 предприятиях там работало 73 тысячи рабочих3 – текстильная промышленность стала ведущей отраслью города.
Рабочие, трудившиеся на расположенных к северу от центра города фабриках, видели в чудесах современной цивилизации, которые промышленники вроде Джамшеджи Таты использовали к собственной выгоде, едва ли не заговор против них самих. Усовершенствование городской электросети и введение электрического освещения стало для их работодателей поводом ввести 16-часовой рабочий день4. Вагоны новой трамвайной сети, которой управляла зарегистрированная в Лондоне компания Bombay Electric Supply and Tramways, известная каждому горожанину под своим звонким акронимом BEST, проносились мимо бредущих на работу индийцев – их дневная зарплата просто не покрывала стоимости билетов. Не имея возможности ездить на фабрики, рабочие массово селились возле них. Когда спрос на жилье стал заметно превышать предложение, стоимость аренды приличных квартир в Бомбее взлетела до уровня Лондона или Парижа5. В расположенных на материке Калькутте и Мадрасе крестьяне, хлынувшие туда в поисках работы, просто возводили импровизированные деревни на любой незанятой территории, но в urbs prima жилье для промышленных рабочих стало прибыльным бизнесом. Владельцы фабрик принялись строить для своих работников жилые здания особого, характерного только для Бомбея вида. Поняв, с какой прибылью для себя можно распихивать людей по крошечным помещениям, к делу подключились и частные предприниматели.
В результате возник уникальный для Бомбея тип жилища – «чоул». Этот ответ шанхайским лилонгам представлял собой приземистое пяти-семиэтажное здание с центральным двором, в открытые коридоры вокруг которого выходило от 300 до 400 квадратных шестиметровых комнатушек. Статистика за 1911 год свидетельствует, что в таких примитивных жилищах ютилось 80 % населения города6. Несмотря на ужасающие условия внутри, фасады построенных индийскими мастерами чоулов нередко украшались архитектурными деталями, которые придавали трущобам толику внешнего благородства. Часто встречались богато украшенные резьбой деревянные балконы и ставни, а иногда вход во двор чоула был исполнен в виде характерной для периода Великих Моголов дворцовой арки, что давало в корне неверное представление об истинном положении его обитателей.
Большинство жителей чоулов приезжали в Бомбей в ранней юности; покинув свои деревни на материке, они перебирались через пролив и оказывались на острове. Исследования 1921 года показали, что 84 % горожан родились не в Бомбее7. Для них это было путешествие в абсолютно новую Индию, совсем непохожую на деревни с населением не более 5 тысяч человек, где жило подавляющее большинство их соотечественников8. Вырванные из привычной среды, обитатели чоулов пытались сохранить свои традиции: в каждом здании, как правило, жили представители одной секты или касты, а свадьбы и прочие праздники справлялись всем миром во дворе.
Но, несмотря на все усилия умелых резчиков по дереву и чтящих обычаи жителей, перенаселенность сводила на нет любые попытки по-настоящему обжить эти пространства. Чоулы часто сравнивали с казармами, но больше они походили на человеческие ульи, где одинокие мужчины в буквальном смысле сидели друг у друга на голове. В каждой комнатке жило от пяти до десяти человек, а единственным удобством там была небольшая раковина, где стирали белье и мыли посуду9. Спали, как правило, прямо на деревянных полах. Туалет был в лучшем случае один на этаж. Как отметил шотландский профессор, преподававший градостроительство в Бомбейском университете, чоул был не «человеческим жилищем, а складом человеческого материала!»10.
Но кому-то повезло еще меньше. Тем, кто не мог позволить себе даже место в чоуле, оставалась улица. Американский писатель Марк Твен описывал свое посещение Бомбея в 1896 году: «На улицах повсюду лежат местные – их многие сотни. Они спят, растянувшись во весь рост, с головой укутанные в одеяло. Они так безучастны и неподвижны, что больше похожи на мертвых»11.
Смертность от эпидемии чумы, разразившейся в тот самый год, когда Твен посетил город, была так высока, что перепись 1901 года показала, что население Бомбея за последнее десятилетие сократилось. Упадок urbs prima in Indis получил подтверждение в цифрах. Но именно Бомбей не мог позволить себе упадка. В соответствии с идеологией Раджа право британцев на управление Индией подтверждалось тем, что они несут индийцам «прогресс» и развитие. А Бомбей был основным символом этого прогресса, выставкой достижений западных технологий, на которой населявшим субконтинент массам демонстрировалось будущее процветание. Над образцовым современным мегаполисом во всех смыслах господствовала четырехметровая статуя богини Прогресса, обозревавшая Бомбей с крыши вокзала Виктория. И хотя Бомбей никогда не был политической столицей Раджа – эта роль сначала была отведена Калькутте, а в 1911 году передана Дели – он был экономической и, что еще более важно, идеологической столицей. Чтобы вернуть город на путь процветания, на рубеже веков британцы предприняли свой самый крупный градостроительный проект со времен сэра Бартла Фрера. Патерналистски воспринимая свое правление как священный долг, выполнение которого ставилось под сомнение упадком Бомбея, британцы приложили немало усилий, чтобы даровать своим индийским подданным современный и здоровый город.
Эта задача была возложена на Бомбейский трест по переустройству города, учрежденный во время эпидемии чумы с тем, чтобы методами архитектуры и городского планирования способствовать улучшению санитарной ситуации. Из четырехэтажного готического здания с грузной статуей королевы Виктории у входа, где располагался офис треста, по всему городу расходились отряды архитекторов и инженеров в пробковых шлемах. Первой и главной задачей треста было решить вопрос жилищных условий в чоулах, где плотность населения достигала 300 тысяч человек на квадратный километр12. Новые образцовые чоулы трест стал строить из кирпича и бетона, а не из дерева, как обычные; в них было от трех до пяти этажей, а комнаты имели площадь в одиннадцать квадратных метров13 – почти в два раза больше, чем в чоулах текстильных компаний и частных застройщиков, из-за которых на город и обрушилась чума. Таким образом в тресте рассчитывали снизить плотность населения в этих кварталах до 125 тысяч человек на квадратный километр14. Кроме того, отряды в пробковых шлемах перестраивали город целыми районами, насильно выселяя во временные пристанища тысячи людей, чтобы проложить новые улицы и построить новые кварталы чоулов.
