Ниал Фергюсон - Восхождение денег
Один человек и его верные ученики считали, что знают ответ. Во многом благодаря им крушение западного социального государства стало ярчайшим экономическим явлением последней четверти века; людей выдернули из спячки и снова поставили перед уже позабытым чудовищем из их ночных кошмаров – риском.
Большое разочарование
В 1976 году Нобелевская премия по экономике досталась коротышке профессору Чикагского университета. Милтон Фридман подхватил идею о том, что избыточный рост предложения денег, и только он, влечет за собой инфляцию, и переформулировал ее на современный лад, на каковом достижении и зиждилась его профессиональная репутация. Был он и соавтором, пожалуй, самой важной книги по истории денежной политики США, на страницах которой ФРС прямо обвинялась в попустительстве Великой депрессии55. К середине семидесятых его волновало другое: что не так с государством всеобщего благоденствия? В поисках ответа Фридман сел на самолет и в марте 1975 года вылетел в Чили.
За полтора года до описываемых событий, в сентябре 1973-го, танки заполонили улицы Сантьяго, возвестив о конце правления президента-коммуниста Сальвадора Альенде – тот вознамерился изменить Чили сообразно своим убеждениям, разрушил экономику и вынудил парламент призвать к военному перевороту. С балкона близлежащего отеля “Карера” противники Альенде с восхищением наблюдали за бомбардировкой президентского дворца “Ла Монеда” и пили шампанское. Во дворце скрытый от посторонних глаз президент без надежды на спасение отстреливался от врагов из АК-47 – подарка своего кумира Фиделя Кастро. Завидев танки, Альенде понял, что все пропало, и покончил с собой.
Милтон Фридман.
Чилийский переворот высветил недостатки послевоенного социального государства как такового и поставил ребром вопрос о пригодности конкурирующих экономических систем. В Чили в систему были заложены всевозможные льготы для всех и каждого и пенсии от государства, и в результате падения производства и всплеска инфляции страна фактически обанкротилась. Недолго думая, Альенде решил сделать свою родину полигоном для испытания марксистских наработок и, подобно старшим советским братьям, прибрал к рукам все ниточки управления экономикой. Мятежным генералам это было совсем не по нутру. Но одной критики не хватало – положение требовало решительных мер. Как вдруг откуда ни возьмись явился Милтон Фридман. Выкроив три четверти часа из своих преподавательских планов, он встретился с новым президентом Аугусто Пиночетом, а затем прислал тому отчет о состоянии экономики страны: причиной распоясавшейся инфляции, которая достигала 900 % в год, Фридман считал дефицит государственного бюджета и советовал немедленно этот дефицит обуздать56. Уже через месяц чилийская хунта объявила, что остановит инфляцию “любой ценой”. Расходы урезали на 27 %, а избыточные банкноты сожгли. Свое фирменное лекарство – шоковую терапию денежной политикой – Фридман полагал недостаточным. В письме из Чикаго он уверял Пиночета, что “эти трудности” с инфляцией стали “закономерным итогом социалистических поползновений сорокалетней давности, которые все это время проникали глубже и глубже под кожу экономики и проявились наиболее полно и ужасно в годы правления Альенде”. Потом Фридман вспоминал: “Я исходил из представления о том… что корни тогдашних проблем следовало искать главным образом в сорока годах неуклонного движения в сторону коллективизма, социализма и государства всеобщего благоденствия…”57 “Конец эпохи инфляции, – подстегивал он Пиночета, – развяжет руки рынкам капитала; заметно ускорится передача государственной собственности и иных активов частным предпринимателям”58.
Американские журналисты за подобные советы Фридмана осудили. И действительно, экономист оказывал услуги военному диктатору, казнившему свыше двух тысяч коммунистов, в том числе мнимых, и замучившему еще тридцать тысяч. “Нью-Йорк тайме” вопрошала: “Если цена проведения чикагской экономической теории в чилийскую жизнь – политические репрессии, не ложится ли ответственность за них на плечи теоретиков?”[46]
Одной поездкой Милтона Фридмана участие Чикагского университета не ограничилось. С начала пятидесятых молодые, жадные до знаний чилийские экономисты целыми стайками отправлялись в Чикаго в рамках академического обмена с Католическим университетом Сантьяго и возвращались домой убежденными сторонниками сбалансированного бюджета, умеренной денежной политики и свободной торговли59. В ряду “чикагских мальчиков” из фридмановского десанта были Хорхе Кауас, министр финансов, а затем и “министр всей экономики” в правительстве Пиночета, его преемник на первом посту Серхио де Кастро, Мигель Каст, ставший министром труда, а затем и председателем центрального банка; еще как минимум восемь членов чилийского кабинета в свое время сидели на чикагской студенческой скамье. Свое видение экономических реформ они отразили в толстенном документе по прозвищу “Кирпич”, опубликованном еще при Альенде. Один студент-“католик” отправился в Гарвард, откуда вернулся с самым радикальным подходом к проблеме. Единственный в своем поколении, он вынашивал план сокрушительной силы удара по всей системе социальной защиты. Тэтчер и Рейган пришли потом. Поход на государство всеобщего благоденствия начался в Чили.
Когда к власти пришли военные под предводительством Пиночета, Хосе Пиньере не было и двадцати пяти, и приглашение вернуться на родину поставило молодого человека перед тяжелейшим выбором. Он не испытывал иллюзий касательно нового лидера и режима. Но экономист чувствовал, что вот она – возможность применить на практике идеи, что роились у него в голове с тех пор, как он прибыл в Новую Англию. Как он полагал, просто сдержать инфляцию было мало. Требовалось во что бы то ни стало укрепить ту связь между политическими правами и правами собственности, благодаря которой североамериканский опыт построения капиталистической демократии закончился удачей. Только полномасштабный пересмотр системы социальной защиты гарантировал успех, и начать следовало с устаревшей системы финансирования государственных пенсий и других пособий. Слово Пиньере:
Грандиозная система страхования выродилась в грандиозную систему налогообложения: сегодняшние взносы идут на завтрашние выплаты, не создавая фонда для будущих нужд. Подход “заплатил сегодня – живи завтра”, пожертвовав идеей бережливости, создал у людей ощущение, что им “положено”… [Защитники такого подхода] плохо разбираются в поведении человека. В итоге отдельные люди перестают замечать связь между своими взносами и выплатами. Между усердием и вознаграждением. А когда долгие годы в это вовлечена вся страна, результат окажется очень и очень печальным60.
В 1979 году министр труда (а впоследствии и министр горной промышленности) Хосе Пиньера приступил к созданию качественно новой пенсионной системы для Чили, и к 1981-му каждый работник имел право отказаться от государственной пенсии. В таком случае 10 % заработка, раньше уходившие в счет налога на заработную плату, желающие помещали на Персональный пенсионный счет, за право управлять которым боролись частные компании под общим названием Управление пенсионными фондами (Administradora de Fondos de Pensiones – сокращенно AFP)61. Достигнув пенсионного возраста, работник приобретал на накопленные средства ежегодную ренту или, если хотел, продолжал работать и откладывать деньги. Система также предусматривала премии по страхованию жизни и инвалидности. Так чилийцам давали понять, что в тяжелую минуту они могут рассчитывать на сделанные взносы. Вот как это объясняет помогавший Пинье-ре с новыми законами о социальном страховании Эрнан Бючи, впоследствии проведший в жизнь реформу здравоохранения: “Социальные программы должны поощрять усилия отдельных людей, вознаграждать тех, кто не боится брать ответственность за свою судьбу. Нет ничего хуже социальных программ, порождающих общество дармоедов”62.
Пиньера пошел ва-банк. Работники сами выбирали, оставить все как было или перейти на новые индивидуальные счета. И так и эдак обхаживая граждан, он не вылезал из телевизора, обещая “никому не отдавать сбережения вашей бабушки” (лежавшие на государственных счетах). Когда надо, проявлял твердость, удостаивая предложение передать выбор пенсионных фондов в руки профсоюзов лишь недоброй ухмылки. Наконец 4 ноября 1980 года его замысел стал реальностью, и торжествующий Пиньера добился вступления новых мер в силу с 1 мая следующего года, в Международный день трудящихся63. Сограждане восприняли новый закон на ура. К 1990 году более 70 % рабочих обеспечивали свою старость в частном порядке64. Каждый новобранец получал красивую книжечку для записи всех взносов и выплат. На 2006 год Персональными пенсионными счетами располагали около 7,7 миллиона чилийцев, из них 2,7 миллиона также голосовали за частное здравоохранение в рамках так называемой “системы ISAPRE”[47], позволявшей работникам переключаться на частных поставщиков медицинских услуг. Я понимаю, это трудно, но поверьте: в совокупности с реформами чикагского разлива преобразования эпохи Пиночета явились самой настоящей революцией, размаху которой марксист Альенде в 1973 году мог бы только позавидовать. Учтите еще, что реформы проводились в особенно трудные времена: страну лихорадило после того, как в 1979 году власти решили, что дракон инфляции издох, и привязали валюту к американскому доллару. Когда вскоре процентные ставки в США подскочили вверх, экономика Чили закрутилась в дефляционной спирали, едва не пустив под откос чикагско-гарвардский экспресс. В одном только 1982-м, на радость левым критикам Фридмановской “шоковой терапии”, ВВП потерял 13 %. Кризис не унимался вплоть до конца 1985 года. Пять лет спустя успешность преобразований стала очевидна: государственные расходы сократились с 34 % до 22 % ВВП, и как минимум наполовину это снижение было прямым итогом деятельности молодых реформаторов.
