Мария Потурцин - Жанна дАрк
Под той же самой крышей сидел Генрих VI Английский, сидел регент Бедфорд; на одном из церковных стульев сегодня сидел Бофорт, кардинал Уинчестерский, перед дверьми англичане выставили караул. Кто из собравшихся мог поднять глаза? Кошон пробормотал: "Неслыханно", а Лемэр и Бопер отвернулись. И все же Карл VII шесть лет спустя оказался в Руане.
Брат Изамбар, бледный доминиканец, то и дело подававший Жанне знаки, чтобы она молчала или продолжала говорить, осмелился задать первый вопрос, нарушивший тягостную тишину.
- Не хотелось ли тебе, Жанна, подвергнуться испытанию на Базельском Соборе? Там собралась вся христианская Церковь.
Теперь пришел конец терпению Кошона. Изамбар - простой монах, и ставит на карту весь процесс. Разве он все еще не знает, что главное как раз в том, чтобы все сделать самим, исключив вмешательство Собора? Кошон разразился кипучим гневом, повернувшись к Изамбару, из глаз его извергалось пламя. Кто смеет указывать на то, что существуют еще какие-то церковные учреждения, кроме Парижской инквизиции и Руанской коллегии?
- Так как здесь присутствуют только люди, представляющие английскую сторону, я охотно подверглась бы испытаниям на Базельском Соборе, - сказала Жанна,
- Молчи, к черту! - заорал Кошон, а затем повернулся к скамье для писцов: - Этого записывать не надо, это не имеет отношения к процессу! - он громко и тяжело вздохнул. И все же его возглас оказался занесенным в протокол. Но заседание после этого закрылось, и все обрадовались, поскольку в воздухе витало нечто зловещее, что могло стоить головы не одной только Жанне, но и многим другим.
В воскресенье, 4 марта, в доме епископа Кошона было много работы и мало досуга. Он пригласил к себе заседателей, и ни от кого из них не ускользнуло, что он недоволен. До сих пор в замковой капелле состоялось четырнадцать заседаний, вопросы и ответы были аккуратно записаны на толстом пергаменте, пронумерованы и переплетены. Теперь речь шла о том, чтобы, безукоризненно проведя доказательство, последовательно уличить обвиняемую в ереси. Уорвик однозначно проявил свое недовольство по поводу того, что клирики до сих пор не пришли к какому-либо заключению; Кошон же заверил его в ускорении судебного процесса, но подумал, что ему, к сожалению, слишком хорошо известно об отсутствии у судей единого мнения.
Кошон взял слово. В ответах этой женщины содержится дьявольщины больше, гораздо больше, чем предполагали до сих пор, она движима дьявольскими побуждениями и лишена какой бы то ни было благодати Духа Святого. Возьмем сначала вопрос об ангелах. Жанна утверждает, что тот, чей голос она слышала, является Михаилом, что она видела указанного архангела воочию, так же ясно, как судей в капелле, и что позднее его сопровождало все воинство небесное. Тем не менее, она уклоняется от точного ответа, как же именно выглядели ангелы, были ли у них крылья, носили ли они короны или серьги. У архангела Михаила, который, по общему признанию, взвешивает души, она не заметила никаких весов. Также остался открытым вопрос, как ангелы мужского пола отличаются от святых женского пола, так как она утверждает, что видела только головы. Также спорно, как эти фигуры могли двигаться, ведь у них, по описаниям Жанны, не было ни рук, ни ног; и почему Жанна, заявив, что фигуры превосходили все мыслимые размеры, не смогла описать их одеяний? Само собой разумеется - мы только слегка коснемся следующего пункта, - Жанна согрешила и против четвертой заповеди. Ибо ее ответ на соответствующий вопрос таков: "Так как меня послал Господь, я ушла бы из дома, даже если бы у меня было сто отцов и матерей или если бы я была королевской дочерью", - и достаточно показывает ее закоренелую натуру, и то же самое можно было бы проследить пункт за пунктом.
Затем он предложил высказаться господину инквизитору, доктору Лемэру.
Лемэр встал и заявил, что из-за загруженности работой был лишен возможности присутствовать на процессе с самого начала. И поэтому ему представляется более справедливым, если бы перед ним выступили коллеги, более сведущие в тонкостях дела. Он поспешил сесть, бросив ищущий помощи взгляд на собрание и услышав недовольный кашель Кошона.
Следующим выступал богослов из Парижа.
- Мне кажется нецелесообразным продолжать держать указанную Жанну под светской стражей. Она имеет право на церковную тюрьму и охрану женского пола.
Кошон в отчаянии вздохнул.
- Очевидно, Вы меня совершенно неправильно поняли. Речь больше не идет о способе ведения процесса или же о чем-то подобном. Вопрос о тюрьме решается графом Уорвиком, здесь мы ничего не можем изменить.
С места вскочил неустрашимый аббат Никола д'Унвиль.
- Это означает зависимость! В процессе приговор заранее предрешен!
Раздался шепот согласия. Голос возвысил Жан де Ла-Фонтен:
- Судья, зависящий от симпатий или антипатий, не может быть судьей!
- Никто из нас не может сказать всей правды!
- Никто из противоположной партии не приглашен. Разве это по закону? К делу также не приобщены отзывы экспертов нашей коллегии в Пуатье!
Непрерывно следя за реакцией в зале, Кошон возвышался над всеми, он еще сохранял выдержку и ждал, пока раздававшиеся вокруг него голоса не утихнут, словно буря или град. Хорошо, что разразилась гроза, которая давно ощущалась в воздухе. Потом он еще позаботится о прояснении атмосферы.
- Вы задаете ей вопросы, на которые не в состоянии ответить даже мы, богословы, это не что иное, как ловушки!
- Часто вопросы вообще не относятся к процессу!
У Жана Лойе, священника норманнско-арабского происхождения, был самый громкий голос из всех собравшихся.
- Весь процесс никуда не годится, - закричал он. - Его нужно начать с самого начала!
Кошон достал колокольчик и стал звонить в него. Люди снова расселись по местам, Кошон с железным спокойствием дождался момента, когда наступила полная тишина.
- Я продолжаю, - сказал он. - Если у кого-нибудь есть жалобы, ему следует представить их по окончании заседания.
Он заметил всех высказавшихся, от него не ускользнуло ни одного имени, он увидел тех, у кого на лице был гнев; однако, он склонился над актами, стал их перелистывать, назначил комитет из семи человек под своим и вице-инквизиторским председательством, который с этих пор должен был посещать Жанну в тюрьме и прояснять какие-то неучтенные пункты. Тем временем задачей прочих его коллег должна была стать разработка обвинения, - причем каждый - он бросил многозначительный взгляд - должен был выразить собственное мнение.
В тот же воскресный вечер Никола д'Унвиль был заключен в тюрьму Руанского замка, ходили слухи, что его утопили; брату Изамбару пригрозили, что если он и впредь будет подавать знаки ведьме, его бросят в Сену. Жан Лойе, оказавшись в Базеле, незаметно улизнул, Ла-Фонтен покорился обстоятельствам, а Лемэр сказал одному из своих коллег: "Я вижу, что смерть ожидает тех, кто действует вопреки воле англичан". Все оставшиеся на процессе смирились.
На следующий день Кошон взял с собой в тюрьму Бопера и Тома де Курселя. Бопер проявлял искреннее усердие, а Курсель был запуган и больше не хотел задавать глупые вопросы.
- Скажи нам, Жанна, когда ты грешила против Церкви, думала ли ты о том, что Церковь может вынести тебе приговор?
- Пусть священники прочтут мои ответы и скажут, есть ли в них что-либо против веры.
- Следовательно, ты подвергаешь себя осуждению нашей святой Церкви вместе со всем, что ты содеяла?
- Хотя я и верую в Церковь, но в том, что касается моих поступков и моих высказываний, я полагаюсь на Господа нашего Иисуса Христа.
- Ты пойми, что мы говорим о Церкви, и спрашиваем, подчиняешься ли ты ее суждениям?
- Мне кажется, Господь наш и Церковь суть одно, и между ними не следует проводить никакого различия. Зачем Вы все это делаете?
Сегодня Кошон старался вести себя по-отечески:
- Видишь ли, существует побеждающая Церковь, в ней Господь вместе со Своими святыми, ангелами и спасенными душами. Кроме того, существует Церковь борющаяся, с папой и его кардиналами, прелатами, священниками и всеми добрыми христианами. Ошибаться она не может, ибо ведома Святым Духом. Итак, мы тебя спрашиваем, подчиняешься ли ты борющейся Церкви?
- Я послана к королю Франции победоносной Церковью, которая на небесах. Ей я подчиняюсь во всем, что сделала. Касательно борющейся Церкви, о которой Вы меня спрашиваете, то о ней я Вам ничего не могу сказать.
Курсель был недоволен, что пришлось смириться с происходящим, но Кошон подал ему знак. Он спросил, считает ли Жанна, что потеряет все свои инспирации, если выйдет замуж; девушка ответила, что об этом ей ничего не было сказано.
- На войне ты никогда не действовала без подсказки голосов?
- На этот вопрос я уже Вам ответила. Посмотрите в Вашу книгу, и Вы там это найдете, - она повернулась в сторону, зазвенели цепи, и тут же Кошон услышал стон.
