Тимофей Грановский - Лекции по истории позднего средневековья
В той форме, какую Кальвин дал своему учению, оно распространилось во Францию. Условий для его распространения здесь было много, между прочим, во–первых, самый язык, на котором писаны сочинения Кальвина; французские дворяне могли читать в своих замках учения новых проповедников; во–вторых, то средство, которое находилось между учением Кальвина и его последователей и характером вообще романских народов. Несмотря на грубые формы и недостатки сочинения Лютера, в них нельзя отвергать природного немцам какого–то добродушия: но Кальвин обращался к одной сухой и суровой логике; все, что было теплого в католическом учении, все то отверг он. Сначала он в вопросе о причастии принимал какое–то среднее толкование между учением Цвингли и Лютера: Цвингли принимал причастие только в значении воспоминания Христа, Лютер принимал его безусловно и вполне; но под конец Кальвин перешел совершенно на сторону рационального направления Цвингли. Одним словом все поэтическое содержание католицизма было им отвергнуто. И этим–то он подействовал на умы народов романских. Учение Кальвина распространялось с необычайной быстротой. Сначала оно перешло во Францию, где в продолжении 100 лет боролось с католицизмом, потом в Шотландию, откуда стремилось перейти в Англию. В Германии кальвинизм проник в западные области. В 1559 г. Фридрих III Пфальцский издал гейдельбергский катехизис, основанный на началах учения Кальвина; наконец, это учение принято в Бранденбурге; в наше время оно распространилось сильно в Америке. Кальвин сделал шаг далее Лютера: он не ограничился одной реформой церкви, но посягнул и на гражданские отношения. Управление церковью вверил он собору из пресвитеров, старшин из духовенства. Мы увидим, какую роль играла в конце 16 столетия эта пресвитерианская церковь, основателем коей был Кальвин. Большая часть его приверженцев, вся его церковь отличалась той же суровостью духа, как он сам. В других сторонах Германии между лютеранами и кальвинистами шла упорная борьба, например в Саксонии. Наконец, сам Меланхтон поколебался было на сторону Кальвина. В 1586 погиб канцлер саксонский Крель, который хотел дать здесь перевес кальвинизму; он был судим, 20 лет содержался в крепости и казнен. Мы видим отсюда, до какой степени в недрах самого протестантизма развилась борьба. Одним словом, те надежды, с которыми западные народы встретили учение Реформации в начале XVI столетия, не оправдались к концу его. Единство было разорвано, но ничем удовлетворительно не было заменено. Европа пришла в какое–то странное брожение, которое не могло успокоиться и в течение следующих столетий.
Перейдем теперь к истории отделения Англии от папского престола. Нам известно уже, из каких чисто мирских, личных побуждений Генрих VIII начал распрю свою с папой. Вольсей, дотоле ближайший советник короля, поддерживавший развод его с Екатериной Арагонской, впал в немилость, стараясь помешать его браку с Анной Болен. Не дожидаясь папского разрешения, может быть ободряемый из Рима тайными намеками, что если он настойчиво пожелает развода, то папа признает его, с другой стороны, ободряемый купленными за деньги мнениями европейских университетов, оправдывавших его развод, Генрих в 1538 году женился на Анне Болен (прим. Здесь неточность: Генрих VIII женился на Анне Болейн не в 1538 г., а 25 января 1533 г. (см. «The Cambridge Modern History», v. II. Cambridge, 1903, p. 439)). Но согласия папского на этот поступок не было. Мы говорили об отношениях Карла к Клименту VII, которыми были связаны руки папе. Противиться же Генриху было некому: Вольсей умер; большая часть людей, имевших дотоле влияние на короля, были устранены от двора. Архиепископом Кентерберийским назначен был доктор Кранмер без утверждения папского. Он учился в Германии и глубоко проникнут был протестантизмом, но скрывал это от короля, умный ученый, умевший ладить со своенравным королем. Он смотрел на свое возвышение как на средство способствовать распространению протестантизма. В 1534 г. король потребовал себе присяги и верности как главе церкви. Парламент подтвердил требование короля; но нашлись смелые, глубокого убеждения люди, которые не хотели дать этой присяги.
В числе их был Фишер, епископ Рочестерский, муж великой учености и добродетели, некогда бывший любимцем и учителем Генриха; ему было уже за 70 лет; это был эллинист и гуманист в полном смысле, но преданный католицизму прелат. Сюда же принадлежал Фома Мор, автор знаменитой Утопии, в которой он излагал идеальное понятие об государстве, друг Эразма и всех европейских гуманистов, навлекший на себя прежде справедливое обвинение — он был канцлером после Вольсея — в жестоком гонении протестантизма. Он не отказался даже в присяге королю как главе английской церкви, но решительно объявил себя против развода: он говорил, что Генрих не богослов и потому сам не может произносить такого рода решений. Они оба были казнены. Король в одно и то же время держал меч с двумя остриями: одно он обращал против католиков, другое против протестантов. Он помнил название защитника католической веры, данное ему некогда папой, и строго наказывал за всякое отступление от католического догмата: он говорил только, что каждому государю в своей стране прилично стоять во главе церкви.
В действиях его было вообще мало последовательности. Таким образом, часто одно и то же постановление он отменял и снова приводил в действие. Так несколько раз разрешал он чтение английского перевода Библии и снова запрещал: потом он позволил это чтение, но только в церкви, а не у частных людей. Шесть статей, изданных им, содержали вкратце учение англиканской церкви. Сущность всех католических догматов не была здесь изменена; вся обрядовая часть сохранена. Но в то же время, уничтожая монастыри, король позволял выходившим из них вступать в брак. Одним словом, в этой реформе было что–то нестройное, нерешительное, только туманившее понятия народа и готовившее его к кровавым переворотам, которые и имели место в XVII веке. Конфискация монастырских имений могла иметь огромные результаты для блага конституции; но они остались бесплодны, вследствие неосмотрительности Генриха. Духовенство было очень богато: ему принадлежала по крайней мере третья часть, если не более, земель королевства. Монахи и монахини были изгнаны из монастырей; правительство обязалось платить им за то небольшую пожизненную пенсию, но и та потом не была уплачиваема. Ослушники, протестовавшие против этого, предавались смерти. В руках правительства скопилось, таким образом, множество владений, которые могли бы поставить короля вне зависимости от парламента, ибо известно, что парламент в Англии ограничивает власть короля распоряжением касательно налогов. Генрих видел, что при его средствах парламент никогда не осмеливается противиться его воле, и не позаботился о своих преемниках, чтобы им доставить ту же выгоду: монастырские земли розданы были любимцам или расточены самым бесполезным образом. Из этих имуществ даже мало обращено было в пользу школ: они им продавались с аукционного торга и обогащали среднее сословие или раздавались любимцам короля. Главным виновником всех этих действий был преемник Мора в качестве канцлера — Томас Кромвель. Но сверх того личные страсти короля не могли также иметь благотворного влияния на народную нравственность, не могли усилить уважение к нему.
Лекция 29 (31 Января)
Мы видели, из каких побуждений возникла английская Реформация. Нельзя сказать, чтобы личная жизнь короля, виновника этой Реформации, давала ей большое нравственное значение в глазах народа. Достаточно упомянуть о семейных отношениях короля: он был шесть раз женат; с двумя женами он развелся — с Екатериной Арагонскою под предлогом родства, с Анной Клевскою под предлогом неодолимого отвращения; Анна Болен и Екатерина Говард умерли на эшафоте вследствие судебного приговора, обвиненные в неверности королю, хотя эти обвинения, по крайней мере относительно Анны Болен, решительно не доказаны, несмотря на все усилия католической партии бросить на несчастную королеву тень подозрения; Жанна Сеймур умерла родами; Екатерина Парр обязана своим спасением счастливому случаю: уже было отдано приказание судить ее, когда она ловкою хитростью отклонила его исполнение.
Мы видели, с какой расточительностью король истратил доставшиеся ему земли после конфискации монастырских имений. Ни одна голова в Англии не была тверда на плечах; король казнил за ослушание его воли не только самих виновных, но и родственников их: 70-летняя мать кардинала Поля, удалившегося в Рим, чтоб сохранить свои католические убеждения, заплатила жизнью за побег своего сына. Почти каждая знатная фамилия принесла кого–нибудь из своих членов в жертву подозрительности короля. Протестанты гибли как еретики, католики как ослушники.
Таково было это тяжелое царствование Генриха VIII. Посмотрим теперь на его результаты и следствия, надлежащим образом понятые и оцененные немногими историками. Известно, что Англия с давнего времени пользовалась политическими правами, из которых развилась ее нынешняя конституция. В Великом совете феодальных баронов, которым окружил себя Вильгельм Завоеватель, можно искать начала парламента. Великая хартия, исторгнутая мятежными баронами у Иоанна Безземельного, положила основание политической свободе Англии. Но каждый шаг на этом пути был ознаменован новыми трудностями. К началу XV столетия можно было выразить права английского народа, выигранные им дотоле, в следующих формах: король не имеет права без согласия парламента налагать новые налоги; не имеет права издавать новых законов; наконец, в администрации должен соображаться с существующими законами. Один из самых глубокомысленных писателей XV века, известный нам Филипп де Комминь ставил английские учреждения выше учреждений всех современных ему государств. Но здесь не должно слишком себя обманывать; в государственных учреждениях Англии XV века не должно искать, как это делают некоторые английские историки, оправдания теорий, возникающих в наше время. Эти коренные законы, ограничивавшие власть короля, не были, однако ж, ненарушаемы; у короля были средства искусно обходить их. Так, например, что касается до сбора новых податей, то самые могущественные короли из дома Плантагенетов, Эдуард II и III, делали тщетные попытки, чтоб оградить себя с этой стороны. Но были такого рода способы успеть в этом деле: король просил добровольных даров, иногда просил денег взаймы; разумеется, первого рода просьбы очень походили на приказ, а в требовании займа был намек, что он никогда не будет уплачен. Тем не менее, буква закона оставалась неприкосновенною, и ею дорожил народ, тем более, что правительство прибегало к упомянутым мерам в крайности. Другое ограничение власти короля в отношении законодательном обходилось таким образом: король пользовался неограниченным правом помилования нарушителей закона; если какой–либо закон не находил одобрения у короля, то он прощал его нарушителей. Повторяем: и такого рода случай встречался довольно редко, но все же он бывал. Наконец, что касается до самой администрации, то здесь чаще всего встречалось нарушение положенного. Таким образом, несмотря на определение Великой хартии и последующие подобного же рода положения, по которым ни один английский гражданин не мог быть произвольно арестован, личность граждан все–таки не была обеспечена, даже личность пэров Англии. Равным образом пытка, отвергаемая английскими и вообще всеми германскими законами, этот страшный дар, принесенный византийским правом Западной Европе, хотя была всегда явно воспрещаема законом, но орудия пытки сохранялись в Лондонской башне и не раз употреблялись в дело. Глядя на подобного рода случаи, многие приходили к тому заключению, что конституция английского народа была только на словах. Но в такое время, о котором идет у нас дело, народы спорят не за отвлеченные начала, а за явные факты и результаты; потому отдельные нарушения того или другого закона проходят незамеченными в народе. Мы видим зато, что при каждой попытке коснуться прав народа, восстают сильные оппозиции; граждане подымаются с оружием в руках. Тогда такое явление было возможнее, чем в новое время; если бы теперь произошло что–либо подобное в Англии, то одна неделя междоусобной войны имела бы более значения, чем например война Алой и Белой розы: эта война отозвалась бы тотчас и в Китае, и в Америке, она остановила бы кредит; теперь в одном Лондоне гораздо более богатств, чем в целой тогдашней Англии. Следовательно, междоусобная война влекла тогда только к кровопролитию, но у народа, еще неторгового и небогатого, не могла оставить других потрясений. Вот почему Генрих VIII, безнаказанно посылавший на казнь отдельные лица, не касался коренных положений английского народа; он мог конфисковать и растратить монастырские имения, но когда потребовал один раз шестой части годовых доходов, тогда в народе началось восстание. Несмотря на свой непреклонный и своенравный характер, король должен был уступить мятежу и издать даже оправдательный манифест, в котором оправдывал предложенную меру. Вообще династия Тюдоров, из которой вышли самые могущественные из государей Англии, те, которые с наибольшей свободой располагали средствами своего народа, часто вводила в заблуждение многих историков, полагавших, что при ней парламент потерял всякое значение и власть, а народ все свои права. Но если государи этой династии не вступали в неприязненные отношения к парламенту, то это объясняется совсем другим, это были государи с значительными дарованиями и энергиею; они избегали столкновений с парламентом потому, что никогда не требовали излишних налогов и ограничивали свои издержки сообразно с этой мыслью. Зато они получали возможность редко собирать парламент, а парламент, видя их умеренность, оказывал всегда большую готовность подчиняться королевской воле. Величайшая перемена, происшедшая в Англии при Генрихе VIII, перемена, которая оправдывает мнение, что народ остался при прежних своих правах, это введение новых религиозных форм. И это дело объясняется следующим образом: во–первых, в Англии, столько же, как в Германии, и, конечно, гораздо более, чем в романских землях, ощутительна была потребность церковного преобразования. В XIV столетии здесь развивалась могущественная секта лоллардов, находившаяся в связи и имевшая влияние на гуситов. Во все продолжение XV столетия из Англии раздаются горькие жалобы на римское духовенство; здесь, как и в Германии, вопрос религиозный сливался с национальным. Когда Генрих VIII разорвал связь с Римом, на его стороне явилась многочисленная партия, не одобрявшая личных поступков короля, но готовая помогать ему во всем, что касалось церковного преобразования. В Англии образовались тогда две партии, чисто протестантская и католическая. Король собственно не принадлежал ни к той, ни к другой: сохраняя в чистоте католические догматы, он требовал себе церковного первенства, и всего авторитета, которым пользовался папа. Но в этом явлении лежало уже нарушение католического догмата. При жизни своей Генрих успел во многих из своих намерений: он употреблял враждебные партии при дворе для достижения своих стремлений. Тайные католики, ибо они не смели выказывать своего направления, часто доносили королю на протестантов, тайные протестанты доносили на католиков: и те и другие надеялись, что некогда король перейдет на их сторону. Но возрастала преимущественно партия протестантов: главою их был упомянутый Кранмер. Он получил богословское образование в Германии, но догматические убеждения его принадлежали к женевской школе; он даже был женат в Германии, но в Англии хранил в глубокой тайне свои убеждения. В продолжение 15 лет он занимал Кентерберийскую кафедру и действовал осторожно и хитро в пользу нового учения, скрывая от короля значение и смысл своей деятельности наружным согласием с ним. Это был человек, который был нужен Генриху VIII: он именно мог стать во главе того странного здания, которое носит название англиканской церкви. Он был одинаково богослов и государственный человек: как богослов он развивал догматы с логической последовательностью Кальвина; как государственный человек он уступал в своем учении старым религиозным формам, которым считал нужным уступить. Мы увидим еще впоследствии это соглашение старого и нового в англиканской церкви.
