Александр Оришев - В августе 1941-го
В Мешхеде пользовалась влиянием армянская община. Многие проживавшие в нем армяне изъявили желание добровольно вступить в Красную Армию и отправиться на советско-германский фронт[392]. «Бедняцкие слои населения г. Мешхеда открыто в групповых беседах выражают свои симпатии Советскому Союзу и Красной Армии», — сообщалось в одном из донесений советской разведки[393].
Что касается зажиточных слоев, то у них не было единого мнения в оценке августовских событий, В разведсводке № 0058 штаба 53-й Отдельной среднеазиатской армии отмечалось: «Крупное купечество в Мешхеде, настроенное против Советского Союза, разделилось надвое и одна часть ведет агитацию за поддержку Германии, а вторая за поддержку Англии» (так в документе. — А. О.)[394]. «По поведению и настроениям иранское население можно разделить на две группы. Одна из них — рабочие и беднейшие слои симпатизируют Красной Армии, другая — торговцы, чиновники и полиция частью симпатизируют Англии, частью Германии», — указывалось в другом донесении[395].
Характерно, что в том же документе отмечалось благожелательное отношение к советским войскам национальных меньшинств, и в первую очередь их средних слоев. Более того, говорилось о некоторых негативных последствиях подобной реакции: «Беднейшая часть туркменского населения считает, что с приходом Красной Армии будет установлена Советская власть, но не понимает политики Советской власти. Самочинно разбирает хлеб из государственных складов, скот и расправляется с населением нефарсидской национальности. Все это может способствовать развитию грабежей и даже организации мелких бандитских групп, особенно среди туркменского населения»[396].
М. Дж. Багиров в шифрограмме И. Сталину таким образом обрисовал сложившуюся ситуацию: «По мере продвижения наших частей возникают вопросы, на которые прошу ваших указаний. Во-первых, появление наших частей на территории Ирана население, как правило, встречает с большим воодушевлением, но в то же время местные власти разбегаются. Наши же части не оставляют в крупных населенных пунктах своих представителей, которые обеспечивали бы порядок и нормальную жизнь. В результате имеют место факты: торговцы закрывают лавки, оставляя население без предметов первой необходимости. Во-вторых, за последнее время иранские власти усиленно вооружали кулачество и верхушки кочевых племен, а наши части, проходя через эти места, не производят изъятия оружия. Тем самым создается возможность организации всяких вооруженных выступлений в тылу наших частей. В-третьих, в связи с быстрым продвижением наших частей, военным работникам не удается как следует вести разъяснительную работу среди населения»[397].
Интересные воспоминания на этот счет оставил М. И. Казаков: «Различные слои населения Хоросанской и Горганской провинций реагировали на наш приход по-разному. Но если говорить о народе в целом, то он отнесся к вступлению советских войск спокойно, не ожидая и не видя в этом ничего для себя плохого. Разговаривая с простыми иранцами, мы убедились, что здесь правильно понимают наши цели. Правда, некоторая часть трудового населения — рабочие фабрик и сельскохозяйственные рабочие — ждала от нашего прихода значительно большего: они надеялись на ликвидацию эксплуататорских классов Ирана. Кое-где рабочие прямо спрашивали наших офицеров:
— Можно ли прогнать хозяина и взять дело в свои руки?
А бедняки-крестьяне ставили вопрос еще более категорично:
— Когда можно начать делить земли помещиков?»[398]
О том, что в Иране отдельные слои ждали от Красной Армии большего, а именно установления советской власти, говорили следующие высказывания среди местного населения:
«Мы не допустим ухода Красной Армии из Иранского Азербайджана, если уедете, и мы уйдем с Вами в Советский Союз»;
«Мы Красную Армию более двадцати лет ждем. Дождались, и дальше затягивать нечего. Даешь Советскую власть»[399].
Говоря о том, что жители Северного Ирана в целом благожелательно встретили части Красной Армии, еще раз скажем о том, что именно в этой части Ирана были сильны антишахские настроения. Этнические меньшинства, особенно азербайджанцы, жестоко страдали из-за персидского шовинизма. Север, традиционно самый образованный регион Ирана, регрессировал в результате проводившейся Реза-шахом тегераноцентристской политики. Шахские программы модернизации практически не затронули Азербайджан. За пределами Тегерана не было построено ни одного университета, крайне незначительным было число начальных и средних школ. Обучение, издание книг, газет и даже публичные выступления на родных языках — ассирийском, армянском, азербайджанском и курдском — были запрещены. Шах пытался дать этнически разделенной нации новую национальную идентичность, связанную с его персоной. Эта попытка привела к обратным результатам. Многие этнические группы оказались в бедственном положении из-за закрытия школ, преподавание в которых велось на их родных языках. В Азербайджане заправляли губернаторы-персы, большинство высоких административных постов также было занято персами.
Поскольку Тебриз раньше был главным иранским торговым центром, азербайджанский средний класс все больше возмущался шахским экономическим централизмом. Азербайджанская буржуазия, в свою очередь, была недовольна своей интеграцией в единую иранскую экономику, а точнее говоря — стремлением государства монополизировать распределение сельскохозяйственной продукции. Таким образом, Азербайджан не получил ощутимых выгод от экономической централизации, несмотря на то что провинция передавала тегеранскому правительству значительные налоговые суммы. Когда наводнение разорило Тебриз, Тегеран не оказал существенной помощи; город был вынужден сам оплатить ремонт старой плотины.
В начале Второй мировой войны голод опустошил Азербайджан, испокон веков считавшийся житницей Ирана. Если к тому же учесть огромные бюджетные ассигнования, предназначенные на строительство плотин в шахских имениях[400], то отношение азербайджанцев к Реза-шаху Пехлеви, а, следовательно, к приходу Красной Армии, станет вполне понятным.
Отметим и следующий фактор: среди иранцев было немало приверженцев коммунистических идей. В связи с эти вернемся на несколько лет назад. К середине 1930-х гг. в Иране уже существовали ячейки Иранской коммунистической партии. У ее истоков стояли местные интеллектуалы — Таги Эрани, Ирадж Искандари, Бозорг Алави. Втроем они издавали журнал «Донья» («Вселенная»), служивший рупором марксизма. В 1935 г. Эрани совершил поездку в Москву, во время которой убеждал руководство Коминтерна в необходимости помочь в строительстве коммунистического движения в Иране. И вскоре эту помощь получил. Коминтерн развил в Иране спонтанную, но довольно активную деятельность. В РГАСПИ удалось обнаружить интересный документ. Читаем: «Нам удалось послать туда (в Иран. — А. О.) одного работника. После неудачной попытки проникнуть в нефтяные промыслы он начинает развертывать легальную работу. Этому товарищу удается при помощи заведующего народным образованием одного города создавать группу из 35 человек из разных слоев населения. Руководство этой группы находится в руках наших товарищей. Нашему товарищу удается вести успешную антифашистскую борьбу среди учащихся и интеллигенции. Например, удалось выгнать одного фашиста, заведующего школой, не только из школы, но и из города»[401].
Тогда, в 1930-е гг., Реза-шах действовал на опережение. Не дожидаясь пока коммунисты пустят свои корни, он разгромил коммунистическое движение. Вспомним процесс «53-х», когда на скамью подсудимых были посажены видные иранские марксисты. Коммунистическая партия была разгромлена, но последователи К. Маркса в Иране остались. Они не высказывали свои взгляды, опасаясь неминуемого ареста. Теперь же, в августе 1941 г. они получили не только возможность пропагандировать свои идеи, но и воспылали надеждой провести в Иране необходимые преобразования, вплоть до социальной революции. В сентябре 1941 г. освобожденные из тюрем коммунисты даже обратились в Москву с просьбой восстановить деятельность Коммунистической партии Ирана[402].
В следующем году в Тегеране состоялась нелегальная конференция народной партии (Туде), на которой был избран руководящий комитет в количестве 15 человек. Он действовал до избрания на первом съезде партии (лето 1944 г.) Центрального комитета. Основными пунктами программы партии были: осуществление демократических свобод, укрепление политической и экономической независимости Ирана, установление дружественных отношений со всеми союзниками, проведение законов о труде и социальном страховании и др.
