Василий Татищев - От Батыя до Ивана Грозного: история Российская во всей ее полноте
Повесть о смуте в митрополии
Митяй на митрополию. Митрополита ставить епископам. Прение о поставлении митрополита. Дионисий в Цареград. Грамоты чистые. После преставления ж Алексия митрополита был некто Митяй, архимандрит Спасского монастыря, который в Москве, муж изучен писания, громогласен, сладкоречив и учителен, возрастом велик и сановит. Его же князь великий имел себе отцом духовным и чтил весьма, желая того после Алексия возвести на митрополию и послать в Цареград на поставление. Тот же хотя и весьма высокоумствуя, немедленно по совету великого князя Дмитрия Иоанновича и бояр его, оставив архимандрию, взошел во двор митрополитов. И начал властвовать во всем, сколько подобает митрополиту владеть по всей митрополии, с церквей дань собирал, сборные петровские, рождественское, и доходы и уроки, и оброки митрополитовы, все взымал, и жил, и властвовал. И восхотел идти в Цареград к патриарху на поставление; и снова на иную мысль переменился, и начал беседовать с великим князем, говоря: «Написано во апостольских правилах так: два или три епископа да поставляют одного епископа. А также и в отеческих правилах писано есть. И ныне же да сойдутся епископы русские 5 или 7, поставят епископа и первосвятителя». И слышав сие, князь великий Дмитрий Иоаннович и бояре его восхотели так делать, да избавятся от издержек пути, повелел созвать всех епископов. И когда собрались епископы русские, придя, благословились у Митяя. Затем пришел Дионисий, епископ суздальский, и вознегодовал на Митяя, начал просить великого князя, говоря: «Князь великий и господин, мы сошлись по повелению твоему и видим, что хочешь Митяя здесь митрополитом учинить. Но мы не можем законы переменять, и не подобает же тому так быть, но по достоинству будет ему от патриарха благословение принять по обряду древнему». Митяй же, нареченный митрополит, видя себя осрамленным и не имея конкретного умышления, и смутившись, восколебался мыслью. Еще ж к тому некие безумные люди ссорили и на вражду настраивали нареченного митрополита Митяя на Дионисия, епископа суздальского, а Дионисия на Митяя. И так нареченный митрополит Митяй послал к Дионисию, епископу суздальскому, говоря: «Почему, придя во град, ко мне не пришел ты поклониться и благословиться, и так не чествовал меня и пренебрег, как неким из последних? Не ведаешь ли, кто я есть? Власть имею над тобой и над всей митрополией». Дионисий же, епископ суздальский, пошел к нему, и придя, и сказал ему: «Присылал ты ко мне, говоря, что «власть имею над тобой». Но поистине не имеешь власти надо мной никакой же, и тебе же подобало прийти ко мне, и поклониться, и благословиться от меня, ибо я есть епископ, ты же поп. Если подлинно власть имеешь во всей митрополии по правде судить, то так же вот по правде и поведай нам истинно по свидетельству божественных Писаний, кто есть больший, епископ ли, поп ли?». Говорил Митяй: «Ты меня попом нарек, я же есть архимандрит и наречен митрополитом. И ведай, что я в тебе и попа не угляжу; еще пожди, до тех пор пока приду от патриарха из Цареграда». И многая брань была и молва промеж них. И слышав сие, князь великий Дмитрий Иоаннович негодовал на Дионисия епископа. Митяй же пребывал на дворе митрополитовом на Москве один год и 6 месяцев, властвуя. А Дионисий же, епископ суздальский, восхотел идти ко Цареграду, ибо желал и сам на митрополитском престоле видеть себя. И не утаилось сие от Митяя, сказал великому князю и советовал ему, да возбранит Дионисию ко Цареграду идти, «да не сотворит, придя, там препятствие моему поставлению». Князь же великий повелел Дионисия нуждою удержать. Он же, видя себе нуждою крепко удерживаемым, преисхитрил великого князя Дмитрия Иоанновича, так сказал: «Дай послабление мне и отпусти меня, да живу по своей воле, а уже ко Цареграду не иду без твоего слова. А на всем на том даю тебе за себя поручителя, игумена Сергия Радонежского». Князь же великий послушал его, и поверил словам его, и устыдился поручителя его, отпустил Дионисия на том слове, что не идти ему ко Цареграду без великого князя слова. Митяю же не доверял Дионисий, епископ суздальский, и Сергий игумен. И злился Митяй и на Сергия, так как советовал он Алексию митрополиту не благословить Митяя после себя на митрополию русскую. Ныне же думал Митяй, что соединились единомышленные преподобный игумен Сергий Радонежский с Дионисием, епископом суздальским, и не хотят поставления его в митрополиты. И потому Митяй негодовал на них обоих весьма. Дионисий же пошел в Суздаль и оттуда в Новгород Нижний, там где мало помедлил по обещанию своему, но вскоре побежал в судах Волгою к Сараю и оттуда ко Цареграду, обещанию своему великому князю изменив, а поручителя своего по себе, игумена Сергия, предал. И печаль была о сем великому князю. И смутился Митяй, негодовал на Дионисия, еще же и на Сергия, думая, что единомышленно соединились Сергий с Дионисием, не желая поставления его в митрополиты. Князь же великий Дмитрий Иоаннович весьма любил Митяя и чествовал его, как отца, более всех, и с удовольствием слушал его, и понуждал его идти к патриарху в Цареград ставиться в митрополиты. Он же начал приготовляться к пешему путешествию и испросил себе у великого князя грамоты неписаные, но с печатями великого князя, про запас, чтобы когда придет в Цареград, имея таковые грамоты неписаные, а с печатью великого князя, когда что потребно ему будет, напишут ему на тех грамотах. И князь великий дал ему таковые грамоты и сказал ему так: «Возьми сие, если будет когда оскудение чего или какая нужда, и потребуется что занять у кого, или тысяча серебра или больше, в том будет во всем кабала моя и с печатью».
Кочевин. Мамай. Море Кафинское. Смерть Митяя. Крамола духовных. Коварство послов. Купля духовная. Митр. Пимен. И в 6887-м пошел Митяй ко Цареграду на поставление в митрополиты; пошел же с Москвы на Коломну, а с Коломны за Оку на Рязань, а переправился через Оку месяца июля в 26 день. И проводили его с великою честию и славою сам князь великий, и с детьми своими, и с боярами своими, а также и все епископы русские, и все архимандриты и игумены, и священноиноки, и купцы, и многий народ проводили его далеко. А с ним пошли ко Цареграду 3 архимандрита: 1) Иоанн, архимандрит петровский, сей был первый общему житию начальник на Москве; 2) Пимен, архимандрит переславский с Гориц; 3) Мартьян, архимандрит коломенский, и Дорофей печатник, и Сергей Азаков, и Стефан Высокий, Антоний Копье, Александр, протопоп московский, Давыд, протодьякон, называемый Даша, московский, Макарий, игумен мусолинский, Григорий, дьякон спасский, Григорий, дьякон чудовский, и иные многие игумены, и пресвитеры, и дьяконы, и иноки, и клиросники владимирские, и люди дворовые, и слуги лучшие митрополитовы, и казна митрополитова, и бояре. А вот бояре великого князя: Юрий Васильевич Кочевий Олешинский, то есть старший боярин, он же и посол великого князя, тому и старшинство приказано. А вот митрополитовы бояре: Феодор Шолохов, Иван Артемьев Коробьин, да Андрей и брат его Невер Борбин, Стефан Ильин Кловыня, а толмач Василий Кустов, а другой Буил. И было их полк великий. И прошли всю землю Рязанскую с миром и с тихостию, затем пришли в Орду в место Половецкое и в пределы Татарские. И когда проходили они Орду, там задержан был Митяй со всеми кто был при нем Мамаем. И немного удержал его Мамай у себя, и снова отпустил его с миром и с тихостию, еще же и проводить его повелел. И так прошли всю землю Татарскую с миром и с тихостию, и пришли к морю к Кафинскому, и вошли в корабль. И когда плыли они по морю и пучину уже морскую проплыли, и близ Цареграда были, так что видно было уже Цареград, внезапно Митяй разболелся в корабле и преставился на море; некие же поведали, что корабль тот стоял на одном месте и не двигался с места ни туда ни сюда, а иные многие корабли плавали мимо его сюда и туда, и один тот был мукой томим, как бы из-за Ионы. Ибо сказано: тогда Иона был в корабле, море волновалось и корабли потопляло; тогда же Иону в море бросили, и море успокоилось от волнения, и корабль избавился от потопления. Так же и ныне: когда Митяй был в корабле, море не давало двигаться кораблю; когда же Митяя вынули из корабля, и корабль освободил и пошел, куда хотел. И вложили Митяя в барку, что есть небольшое судно, и привезли его мертвого в Галату, там же и погребен был. После преставления же Митяя было в оставшихся волнение великое, и возмутились и восколебались, как пьяные, и распря и разногласие многое было промеж их. Иные восхотели в митрополиты поставить Иоанна, архимандрита петровского московского, а другие Пимена переславского с Гориц. И много о сем поговорив, взялись бояре за Пимена, архимандрита переславского. Иоанн же о сем вознегодовал и сказал к ним: «Я не отступлюсь возгласить про вас, что сотворили неправду пред Богом и пред великим князем». Они же с той поры искали долгое время, как его погубить, и совет сотворили на него. Он же, услышав, сказал к ним: «Заедино ли ложь творите, поскольку столько зла сотворив, не боитесь?». Они же возложили руки на него, и взяли его, и посадили его в вериги железные, и голодом нудили его, и восхотели его бросить в море. Таковое зло было Иоанну архимандриту, изящному и именитому мужу весьма, поскольку не единомудрствовал с Пименом и с боярами. Также снова задумались, не предать ли его смерти. И так тогда злоба их на Иоанна, архимандрита московского, утишилась и прекратилась. Пимен же с боярами, осматривая ризницу и казну Митяеву, нашли там вышеупомянутую хартию неписаную, имеющую печать великого князя; и подумав с думцами своими, написал грамоту на той хартии, так говоря: «От великого князя русского ко царю и к патриарху. Послал я к вам Пимена, поставите мне его в митрополиты, ибо того единого избрал на Русь и лучше того иного не нашел». Прочтена же была грамота пред всем священным собором и царем. Царь же и патриарх отвечали руси, говоря так: «Зачем так пишет русский князь о Пимене. Есть на Руси готовый митрополит Киприан, которого прежде сего давно поставил преосвященный Филофей, патриарх вселенский; того им отпускаем на Русскую землю и митрополию, а иного не потребно поставить». Русь же позаимствовали с кабалою серебро в долг на имя князя великого у фрязей и у басурманов в рост, так что до сего дня тот долг растет, которого было более 2000 гривен серебра, и удовлетворили обещания многие, и раздавали сюда и туда, а некоторых и из памятных подарков и даров, взятых из Москвы от великого князя и дому митрополитова, которых никто не может всех описать или перечислить. И так едва возмогли утолить всех и купить митрополию Пимену. Тогда царь и патриарх после многого стяжания изволили поставить Пимена в митрополиты на Русь, говоря, так говоря: «Право или неправо говорите, но мы к истине стремимся, ради правды действуем, творим, и говорим, и веру имеем вам». И так преосвященный Нил, митрополит цареградский, поставил Пимена в митрополиты на Русь.
