Валерий Киселев - Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку
К 9.00 подразделения 1-го и 2-го батальонов заняли указанный район. К 15.00 КП и ТПУ развернулись на указанных местах, заняли огневые позиции в указанном районе. Во время свертывания со старого места стоянки в противотанковой батарее сгорела палатка из-за нарушения правил безопасности, все имущество уничтожено.
«Ну что, пацаны, будем стоять?»
Алексей Горшков, командир взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– От нашей сопки до Комсомольского напрямик было километров пять. Где-то в начале марта в это село прорвался отряд Гелаева, и мой и второй взвод оказались отрезанными, дней десять нам не подвозили продукты. Обычно старшина привозил их из расчета на трое суток, мы спускались с сопки – это метров пятьсот, принимали мешки с продуктами, боеприпасами и поднимались наверх, к себе. Мы, конечно, не знали, что Гелаев прорвется в Комсомольское, и за три дня почти все съели – тушенку, галеты, сгущенку. Хорошо еще, что остались мука и макароны. По рации нам сообщили: «Подъехать не можем…» Русло реки боевики держали под обстрелом. Я сбегал во второй взвод, там Геша Юрьев командовал, контрактник из Тамбова. «Ну что, пацаны, будем стоять?» – «А куда нам деваться…» У Геши остались в основном одни срочники: Жила, Серебряный, Кожанчик. Сам Геша после тяжелого ранения 10 января разрывной пулей в живот два с половиной месяца в госпитале отлежал, но вернулся в полк, молодец.
Суточный запас провианта я растянул на десять дней. Собирали снег, растапливали его, а из муки жарили на сковородке – без масла – откуда у нас масло! – пресные лепешки. Заварка была, кипятили чай несладкий. Из второго взвода к нам за мукой приходили, то мы к ним. Наконец блокаду прорвали, приехал старшина с продуктами – от души поели, это праздник был.
Впервые тогда видел, как работает наша авиация… Сначала на Комсомольское заходят вертолеты – по ним боевики открывают огонь. Наши цели засекли – летят штурмовики. Цель поразил и свечкой вверх. Два-три дня они так работали.
Двадцать шестого марта двумя ротами поехали к Комсомольскому. Внутренние войска должны были зачищать село, а мы в оцеплении за ними, с задачей – не пускать в горы прорывающиеся группы бандитов. Расположились на скалах. Как раз пошли дожди, в палатке вода на полметра, поэтому спали у костра. Все было сырое, и сушиться негде. Ждем, скорей бы началась зачистка – «вованы» сидят в тепле, музыка у них играет, еды всегда полно. Но 28 марта – День внутренних войск, поэтому из-за праздника зачистка не началась. Так мы три дня и ждали, пока «вованы» свой праздник отгуляют. За это время из Комсомольского в горы не ушел только ленивый – «чехи» просачивались мимо нас по ночам.
Из Журнала боевых действий
21 марта
В ходе передачи минных полей было обнаружено и уничтожено: 152-мм снарядов – 169, 30-мм снарядов – 85, «ВОГ-25» – 44, «РГД-5» – 18, «Ф-1» – 12.
26 марта
Обстановка не изменилась. В войсковой маневренной группе обстановка была спокойная. В части в 9.30 продолжались мероприятия по выборам Президента РФ. По местному телевидению Масхадов объявил 26 марта черным днем для российских войск. В полку повышена бдительность.
31 марта
За день было обнаружено и обезврежено 152-мм снарядов – 137, «ПТУР» – 1, «РГД» – 298, «Ф-1» – 61, «ВОГ-25» – и т. д., противотанковых гранат – 48.
Как работали саперы…
«Собак у нас не было… Сами все нюхали…»
Алексей «Крот», командир взвода инженерно-саперной роты, лейтенант:
– Командиром нашей роты был капитан Бай. Правда, когда я туда приехал – он уехал. Вот он, по рассказам, был классный малый! Подчиненные у меня были – просто молодцы! Некоторые по два-три срока служили. Опытные пацаны! Некоторые блатные были, по две-три ходки в тюрьму, и у нас оказались. Но ничего из ряда вон выходящего не было, ладили…
Ходили мы только на разведку и на проверку дорог, разминировали. Задачу нам ставили командир полка с начальником штаба. План выходов был всегда, на каждой точке отзванивались. Нужно было связаться вне плана – тоже созванивались…
Сначала дорогу надо было запомнить, потом смотришь, что не так. Как можно себя уверенно чувствовать, если саперы – первая мишень… Смотрели не только под ноги, но и по сторонам… Собак у нас не было, какие там собаки… Сами все нюхали… Миноискателей не было, проверяли щупами. Да, медленно шли, но если пройдешь быстро, так ничего и не увидишь… Сначала мы шли, три человека, за нами в 50 метрах – машина-глушилка, которая почти никогда не работала, а за машиной наша бравая разведка или пехота, смотря куда ездили…
Ходили на дороги каждый день. Фугасы «чехи» ставили не очень часто, зато с выдумкой: то в яму с водой его положат, то потом навозом присыпят, то под камушек, который уже давно лежит, и к которому не присматриваются…
Стресс после таких выходов снимали, ясное дело, водкой! Наутро – чифир… Сердце бухает, ты на взводе, и – вперед!
Контакты с местными были постоянно, но лучше всего они понимали контакт, когда перед ними затвор передергивали. Автоматы-то не на предохранителе, патрон в патроннике… Быстро доходило, а то частенько пытались группой вокруг окружить, да поближе, поближе подойти, особенно когда мы с эфэсбэшниками ездили.
У меня во взводе за все это время было двое «трехсотых», и то когда уже пехотным взводом командовал. Один, хороший парень был, замом его хотел поставить, так поехал вместо меня на БМП-2, и не на броне, как я ездил, а на командирском месте. Снайпер его снял… А второй, как это ни грустно, пошел туда, куда я ему говорил не ходить… Растяжка…
Полк выводился, оставалась батальонная тактическая группа… Нашу роту переименовали во взвод, и куда лишних офицеров? За полгода перед этим я, будучи в командировке в Твери, послал тамошнего начальника штаба на… Так вот этот начштаба и приехал к нам начштабом. Вспомнил меня, но не сразу, сначала хотел меня командиром роты поставить и назначил командиром пехотного взвода. Я два взвода пехотных принял потом…
Из дневника Алексея Горшкова:
18.03.2000 г.
Нас спустили с гор на равнину для отдыха и перегруппировки. Наши позиции в горах передали 752-мсп.
Стоим под Урус-Мартаном, вгрызаемся в дерьмовую «чешскую» глину, роем окопы, строим блиндажи, на всякий случай занимаем круговую оборону, так как Старик Хоттабыч (так мы называем Хаттаба) собирается со своими головорезами из гор прорваться через Урус-Мартан на равнинную часть Чечни.
24.03.2000 г.
Сегодня довели на совещании, что Хаттаб в горах прилюдно в каком-то селении собственноручно отрубил головы 19 пленным российским солдатам…
02.04.2000 г.
В Улус-Керте разбили 2500 духов. Это сделали наши соседи-десантники. Ценой своей жизни… Если бы их смели, то Хаттаб вышел как раз к нашему полку. Так что как знать, что было бы тогда с нами…
Уезжали по домам отслужившие свое срочники и контрактники…
«Дембель в опасности!»
Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, майор:
– Не забывали солдаты и про старые армейские приколы. При блокировании горной местности наш КНП находился в районе Шалажи. Погода установилась теплая, и тянуло на улицу, к весеннему солнцу. Недавно получили пополнение. Подходит ко мне один из таких, из взвода обеспечения, с ведром и спрашивает, где можно взять полведра клиренса (просвет между днищем машины и дорогой), срочно понадобился водителям. Я улыбнулся, но, увидев его командира взвода, отправил к нему. Тот не только рассказал, но и… «показал»! На другое утро вижу бойца с метлой на КШМ. На вопрос, что он там делает, ответил, что связисты жалуются на помехи и попросили их разогнать!
Ну и, конечно же, я не могу не вспомнить о своем писаре. Вот только, к сожалению, забыл его фамилию, насколько помню, зовут Алексей. Парень с отличной памятью, пофамильно знал весь батальон, причину и дату убывших. То есть постоянно был в готовности доложить БЧС (боевой и численный состав. – Авт.). Наступило время дембеля. Я понимал, что незаменимых нет, но к нему уже привык. После штурма Грозного всем, выслужившим свой срок, обещано было увольнение и убытие домой. Вот я и решил подшутить, сказав ему, что от его имени подписал контракт на год, то есть домой поедем вместе. Я шутил редко, поэтому он поверил, изобразил на лице «мину», по которой было видно все его отношение к происходящему и ко мне лично. Выдержав время, я отправился его искать, чтобы сознаться в содеянном. Он находился в своем купе (мы дислоцировались в железнодорожном депо). На стене большими красными буквами было написано: «Дембель в опасности!» Я извинился и сказал, чтобы тот готовился к отправке в числе первых партий. Настроение у него поднялось, лицо засветилось.
