Сергей Глинка - Из записок о 1812 годе (Очерки Бородинского сражения)
Впрочем, эта атака, во всех отношениях необходимая в виду правого русского крыла, остававшегося на некоторые мгновения довольно спокойным зрителем, произведена была вначале с довольным жаром. Между тем как Уваров спускался с высот, Платов распустил несколько полков донских казаков: вся луговая равнина к Колочи вдруг запестрела донцами. Они начали по-своему давать круги и щеголять разными проделками. Передовые французские пикеты всполохнулись и дали тыл. Казаки сели им на плечи! Напрасно отмахивались французы и немцы длинными палашами и шпорили тяжелых коней своих: донцы, припав к седлу, на сухопарых лошадках мчались стрелами, кружили, подлетали и жалили дротиками, как сердитые осы. Это сначала походило на заячью травлю. Солдаты русские, стоявшие на высоте Горок и вблизи Дохтуровой батареи, завидя удальство придонское, развеселились: махали руками, хохотали и громко кричали: "Вот пошли! Вот пошли! Хорошо, казак! браво, казак! не жалей француза!" Но это было недолго! Донцы, сделав, что могли, скучились и потянулись стороною, уступая место регулярной кавалерии. Полки 1-го кавалерийского корпуса чинно, важно, густым строем неслись мимо Бородина и, загнувшись дугою, потерялись из вида за деревнею. С огромных французских редутов открылась пальба. Суматоха в Бородине также не укрылась от глаз зрителей. "Смотри! Смотри! Французишки строятся в каре: видно, плохо! Наша берет, ребята!" И многие хлопали в ладоши и ревели: "Ура!" Это освежило на этой точке зной сражения, которое кипело во всей силе.
Если это был отвод, так называемая диверсия, то предприятие достигло своей цели. Но знающие военное дело, может быть, имеют право сказать: "Жаль, что не шли далее!" Если б кавалерия наша (но тогда ей надобно б быть в большем числе), застигшая французов врасплох в их домашнем быту, продолжала натиск свой упорнее, кто знает, что бы она наделала. Может быть, левое французское крыло, более и более само на себя осаждаемое, стало бы наконец свиваться в трубку и смешалось в толпу, которую надлежало отбросить за большую дорогу? Какие последствия могли бы открыться, если б казаки получили возможность кинуться вверх по большой дороге, загроможденной обозами, остальными и запасными парками? Конечно, надлежало проскакать под выстрелами редутов и сломить несколько каре; но, всего важнее, могло встретиться препятствие местное: болотистый ручей и тому подобное. Зато сражение приняло бы совсем другой оборот, и Наполеон увидал бы, как неосторожно разжидил он свое левое накопом войска на правом.
Но вот русские отъехали восвояси; вице-король успокоился и принялся за прежнее: он сгустил свои силы против большого люнета. Король Неаполитанский, как будто разгадывая замысел Евгения, дал повеление графу Коленкуру, начальнику пажей императорских, заместившему Монбрена, перейти через овраг Семеновский и напасть на редут с другой стороны. Сам же зоркий Наполеон, видя, в чем дело, послал легион Вислы, под начальством генерала Клапареда, чтоб подкрепить атаки, которыми король и вице-король угрожали люнету. Провидя бурю, готовую разразиться над люнетом, прозорливый и мужественный Барклай решился сдвинуть все свои запасные войска на угрожаемое место. В это же время и Кутузов, хозяин битвы, отважился ослабить правое крыло, крепкое по своему положению, и отрядил корпус Остермана. С громким барабанным боем полки остерманские шли скорым шагом позади первой линии и батареи, где находился главнокомандующий. Кутузов напутствовал их несколькими ободрительными словами и осенял знамением креста. Эти полки, еще свежие, сменили корпус Раевского, разбитый и подавленный частыми натисками и бурею пальбы французской. Вместо смененного корпуса Раевского полки Преображенский и Семеновский поставлены за 4-м корпусом. Позади этих двух вытянули 2-й и 3-й корпуса кавалерийские, которые, в свою очередь, подкреплены полками кавалергардским и конной гвардии. Конечно, это столпление войск на одном месте служило огромною мишенью для губительной артиллерии французской, но оно было необходимо для защиты места, слишком угрожаемого.
ВЗЯТИЕ ЛЮНЕТА (ВО ВТОРОЙ РАЗ)
Вице-король, видя, что все усилия русских обращались на защиту их левого крыла, замыслил, пользуясь сим, завоевать наш большой люнет, стоивший уже столько людей и крови!.. Он соединяет 1-ю, 3-ю и 14-ю дивизии и дает знак. Тихо и торжественно приближаются эти войска; тихо и - на минуту - все бездейственно на русской линии, в окрестностях люнета. Канонеры стояли у пушек, поднятые фитили дымились... Но вдруг все наши батареи грянули, картечь зашумела, и ряды французские, обданные чугунным кипятком, кружились и падали. Только буря, ворвавшаяся в чащу леса, может уподобиться этому действию артиллерии! Ядра, совершая свои рикошеты, прыгали между колонн, французы призадумались. Но один из самых храбрых и, может быть, благороднейший из предводителей французских - Евгений Богарне (вице-король Италиянский) поднял дух своим присутствием, примером и речью. Каждому полку особо говорил он что-нибудь приятное, что-нибудь ободрительное, напоминавшее его славу. Но 9-й линейный в особенности очарован приветствием: "Храбрые! вспомните, что при Ваграме вы одни были со мною, когда мы рассекли пополам линию неприятельскую!" Полк отвечал криками восторга, и все ринулось вперед. Лично ободряя дивизию Брусье, вице-король был необыкновенно хладнокровен под зноем жесточайшего сражения, под шумом падающих картечных дождей. И вот пехота французская приближалась с лица, а Нансути и Сен-Жермен с тяжелою конницею жестоко напирали сбоку. подметая палашами все поле от Семеновского до люнета.
Об этом боковом действии на люнет огромной французской кавалерии (до 120 эскадронов) расскажем мы после, когда кончим о действиях вице-короля с лица. Боковая атака, страшная, грозная, была та атака Нея, за которую получил он титул князя Москворецкого. Он направлялся с своими громадами на центральный люнет, но имел в виду высшую тактическую цель, цель разрезать нашу линию пополам и, распахнув ее на обе стороны, стать в тылу обеих половин. Подчиняясь закону последовательности, скажем теперь только несколько слов о действиях французской кавалерии справа. Самым блестящим образом исполнила данное ей приказание конница 2-го французского корпуса. С неустрашимостью перемчалась она за овраг Семеновский и кинулась на линии русских. Многие полки Остерманова корпуса, особливо Кексгольмский, Перновский и 33-й егерский, выдержали храбро отважный наскок и удачно ответили смелым эскадронам губительным батальным огнем. Но, несмотря на это, граф Коленкур, скакавший справа в голове кирасиров Ватье, успел обогнуть редут и через тыловой въезд промчался в самое укрепление. Коленкур убит пулею в лоб, и пятый кирасирский полк, ошеломленный потерею генерала и сильным отпором, ускакал прочь. Так кончил Коленкур! Когда убили Монбрена и люнет, продольными выстрелами, нещадно резал французскую кавалерию, этот генерал, как мы видели, бросился, чтобы зажать уста люнету, и не возвратился боле! Минута, в которую он въехал на высоту, представляла картину необыкновенно поразительную. Весь холм - подножие окопа, очешуенный разноцветными латами, стал живою металлическою черепахою! Ясные, желтые и стальные, гладкие и шершавые латы и шишаки зеркально сверкали двойным освещением: лучами солнца и красными пуками огня, вылетавшими из жерл пушечных. Люнет с его холмом, на котором громоздились конники французские, казался вместе горою железною и горою огнедышащею.
2-й и 3-й кавалерийские корпуса русские выпущены на 2-й французский, и полковник Засс с Псковским драгунским, поддерживаемый 4-мя орудиями конногвардейской артиллерии, далеко гнал кавалерию; и многие полки французские, не выдержав наскока наших, дали тыл и взброшены на свою пехоту. "Тут была, - говорит один самовидец, - кавалерийская битва из числа упорнейших, когда-либо случавшихся. Неприятельская и наша конница попеременно друг друга опрокидывали и потом строились под покровительством своей артиллерии и пехоты. Наконец, наши успели с помощью конной артиллерии обратить неприятельскую конницу в бегство".
Между тем как повторялись эти жаркие схватки у люнета, войска вице-короля, как мы уже сказали, грозно к нему приближались. Некоторые полки вытянуты, другие сжаты в колонны.
21-й линейный, из дивизии Жерара, 17-й дивизии Морановой, 9-й и 35-й из дивизии Брусье охватили редут с лица и сбоку. Солдаты дивизии Лихачева, бившиеся до последней крайности, покрытые потом и порохом, обрызганные кровью и мозгом человеческим, не могли долее противиться и защищать люнет. Но мысль о личной сдаче далеко была от них! Почти все приняли честную смерть и легли костьми там, где стояли. Вице-король с 9-м и 35-м полками обогнул люнет слева и, после ужасной сечи, сопровождаемый своим штабом, торжественно вошел в люнет победителем чрез тыловой въезд. Все канонеры наши побиты на пушках и валялись на опрокинутых лафетах, на искрошенном оружии! Генерал Лихачев, страдавший сильною ломотною болью в ногах и сверх того израненный, во все время обороны сидел в переднем углу редута на складном кожаном стуле и под тучею ядер и гранат, раздиравших воздух, спокойно нюхал табак и разговаривал с ближними солдатами: "Помните, ребята, деремся за Москву!" Когда ворвались французы и все падало под их штыками, генерал встал, расстегнул грудь догола и пошел прямо навстречу неприятелю и смерти. Но французы, заметя по знакам отличия, что это русский генерал, удержали штыки и привели его к вице-королю. Храбрый уважил храброго и поручил полковнику Ассолину проводить генерала к императору.
