Александр Кравчук - Закат Птолемеев
Естественно, Октавиан ухватился за повод, который, сам того не желая, дал ему Антоний. Наконец-то представился случай со всей очевидностью показать, что республике грозит смертельная опасность с Востока и что Антоний, который дарит римские земли чужеземной правительнице, — просто прислужник египетской царицы. Таким образом, у Октавиана появилось достаточное основание, чтобы потребовать особых полномочий для ведения государственных дел.
Однако и Антоний не сидел сложа руки. И он старался изобразить своего противника человеком, который ведёт себя беззастенчиво и своевольно, попирая всяческие договоры. В частных письмах и в публичных речах он выдвигал против Октавиана серьёзные обвинения. Три года назад Октавиан незаконно лишил власти и наместничества Лепида, он даже занял ту область в Африке, которой управлял Лепид, и включил его легионы в состав своей армии. После победы над Секстом Помпеем Октавиан завладел Сицилией. А между тем все эти земли должны рассматриваться как общее владение триумвиров. Октавиан обязан уступить ему, Антонию, половину всего, что он завоевал. Кроме того, он должен вернуть суда, которые занял у Антония для войны с пиратами Помпея. А главное, он должен предоставить Антонию возможность вербовать солдат в Италии, а также расселять ветеранов на завоёванных землях.
Октавиан не только защищался, но и нападал. Антоний стал фактическим правителем Египта, хотя это государство не было выделено ему при разделе провинций. Он обманул царя Армении, взял его в плен и заковал в цепи, вызвав этим всеобщее негодование против римского народа. Если Антоний требует половину добычи Октавиана, то и он сам должен отдать половину того, что отнял у армян и парфян. Ведь он утверждает, что победил их, — таковы, по крайней мере, его официальные донесения.
Однако больше всего Октавиан бранил Антония за связь с Клеопатрой и за подарки, которыми тот осыпал представительницу чужеземной династии. Наследника диктатора весьма уязвило то, что Цезарион был публично признан сыном Цезаря, потому что это ставило под сомнение право самого Октавиана быть преемником имени Цезаря и его политического наследства. Октавиан открыто писал об этом в письме к Антонию. Относительно Клеопатры Антоний ответил ему с поистине солдатской непосредственностью:
«С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живёшь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, — да и не всё ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?» [101].
За Октавианом тоже числилось немало грешков по части нравственности.
«Марк Антоний, попрекая его, поминает и о том, как не терпелось ему жениться на Ливии, и о том, как жену одного консуляра он на глазах у мужа увёл с пира к себе в спальню, а потом привёл обратно, растрёпанную и красную до ушей, и о том, как он дал развод Скрибонии за то, что она позволяла себе ревновать к сопернице, и о том, как друзья подыскивали ему любовниц, раздевая и оглядывая взрослых девушек и матерей семейств, словно рабынь у работорговца Торания» [102].
На протяжении всего 33 года шёл обмен взаимными обвинениями и бранными прозвищами.
Одновременно использовались и другие известные тогда методы обработки общественного мнения. Скорее всего именно в эти годы на Востоке появилась греческая поэма, которую выдавали за пророчество Сивиллы, возвещавшее о пришествии золотого века, когда миром будет править Госпожа: исчезнет зло, между людьми воцарятся дружба и доверие, ничто не нарушит всеобщей безмятежности и изобилия. В Риме это пророчество распространяли астрологи и предсказатели, связанные с Египтом, за что в 33 году они были высланы из города.
Неприязнь Октавиана к Антонию становилась всё более явной. Между тем для Антония первостепенное значение приобретало овладение Италией, так как только там он мог набирать рекрутов. В 33 году триумвир ещё вёл войну в Армении. Но осенью того же года он приказал своему легату Канидию сконцентрировать семнадцать легионов на побережье Малой Азии, в Эфесе. Одновременно во все зависимые от Рима царства и города были разосланы приказы о присылке в Эфес кораблей, людей, продовольствия.
Итак, Антоний начал открыто и даже демонстративно готовиться к войне. Может быть, он надеялся, что Октавиан испугается и в последний момент они снова придут к соглашению, как это было уже дважды?
В Италии тоже начались военные приготовления. Но пока обе стороны сохраняли видимость дружелюбия. Сообщалось, будто идёт подготовка к военному походу против чужеземных народов, но послы так и сновали между ставкой Антония и Римом.
Где законное правительство?
1 января 32 года консулами в Риме стали Гней Домиций и Гай Соций. Оба они, как уже говорилось, принадлежали к числу сторонников Антония. Домиций, человек опытный и осторожный, не обнаруживал слишком откровенно свои взгляды и намерения. Его более молодой и запальчивый коллега в первый же день своего консульства произнёс в сенате большую программную речь. Он на все лады превозносил Антония и резко осуждал Октавиана. Настроение в сенате было таким, что любое предложение консулов, способствовавшее концу карьеры Октавиана, прошло бы без труда.
Сам Октавиан не присутствовал на этом заседании. Он предвидел, как поведут себя консулы, и не хотел вступать с ними в спор, чтобы не доводить дело до открытого столкновения при неблагоприятных для него обстоятельствах. Поэтому он под каким-то предлогом уехал из Рима. Но в сенате была группа преданных ему людей, в частности, народный трибун Ноний, который, использовав своё право наложить вето на любое сенатское постановление, сумел искусно парализовать слишком решительные намерения Соция.
Вскоре после этого Октавиан вернулся в столицу и созвал сенат. Это было незаконным действием, так как к тому времени он уже не занимал никакой официальной должности. Однако сенаторы послушно явились. Затем Октавиан совершил ещё один незаконный поступок — он вошёл в зал заседаний в окружении друзей и легионеров, у которых были спрятаны мечи и кинжалы, притом так небрежно, что их мог видеть каждый. И наконец, — это было уже третьим нарушением закона — Октавиан сел между двумя консулами. Он произнёс большую речь, в которой опровергал обвинения, выдвинутые против него Антонием и Социем, оправдывал свои политические мероприятия, утверждая, что все они были направлены на благо республики, обвинял своих противников в самоуправстве. Никто из присутствовавших, даже консулы, не осмелился ему возразить. Тогда после долгого молчания Октавиан взял слово вторично. Он заявил, что в ближайшее время снова созовёт сенаторов, чтобы представить скрытое консулами письмо Антония, которое самым очевидным образом покажет, сколь пагубны для отчизны планы его автора.
Действительно, у консулов было такое письмо, но они не хотели оглашать его публично, понимая, что оно может только повредить Антонию и оказать услугу Октавиану в его антиегипетской пропаганде. В этом письме Антоний требовал, чтобы сенат утвердил его пожалования Клеопатре и её детям.
Выступление консулов против Октавиана по существу являлось попыткой государственного переворота. Эта попытка не увенчалась успехом главным образом из-за трусости сенаторов, а также благодаря энергичным действиям Октавиана. При создавшемся положении консулы не видели необходимости и даже возможности своего дальнейшего пребывания в Риме, где они не имели никакой поддержки со стороны армии. Они сочли наиболее целесообразным немедленно покинуть Италию и отправиться на Восток, к Антонию. Вместе с ними или вскоре после них из Рима выехало около четырёхсот сенаторов, то есть почти половина состава сената. Таким образом, правительство страны оказалось на Востоке. Создалось такое же положение, как семнадцать лет назад, когда под напором войск Цезаря из Рима вынуждены были бежать Помпей и сенат.
Всё это застало Октавиана врасплох и поставило в весьма затруднительное положение. Но, для того чтобы сохранить видимость благополучия, он заявил:
— Консулы покинули Рим с моего ведома и согласия. Каждый, кто желает, может последовать их примеру, не опасаясь за свою жизнь и имущество.
С этого момента в Римском государстве стало два правительства, одинаково законных или незаконных. Одна половина сената и консулы находились в Эфесе, а другая половина и многие высшие чиновники — в Риме.
Эфес, Самос, Афины
Между тем в Эфес стягивалась огромная армия Антония — корабли и сухопутные войска. Флот насчитывал восемьсот судов, военных и грузовых, из них двести выставила Клеопатра. Царица Египта дала Антонию на военные расходы двадцать тысяч талантов и обязалась во время войны снабжать продовольствием всё войско. Зимой или ранней весной 32 года Клеопатра сама прибыла в Эфес. Она открыто говорила, что хочет лично участвовать в решающей схватке Востока с Западом. Но её ждал неприятный сюрприз. Антоний велел ей возвращаться в Египет и там дожидаться исхода войны. В Эфесе собралось очень много римлян, и все они были того же мнения. Необходимость отъезда Клеопатры была очевидна для всех. Оставаясь рядом с Антонием, она оказывала неоценимую услугу Октавиану, который не переставал твердить, что Антоний раб египетской царицы, выполняющий все её капризы и желания, и что он готов даже Рим отдать в её руки. Присутствие Клеопатры резко меняло характер конфликта. Это было уже не соперничество двух римлян, а священная война Италии против непомерных притязаний владычицы Востока.
