Мурад Аджи - Полынь Половецкого поля
Вторая причина противоборства Рима и Константинополя была зримой и не менее весомой — религиозные разногласия. «Чей Бог, того власть». Эти слова ткали канву политической жизни Европы. Речь шла о владении миром, о претензиях двух стран, которые лишь для вида маскировали свои истинные желания богословскими спорами.
Не Бог, а золотой телец вдохновлял правителей Европы.
Приняв в IV веке тенгрианский канон, и Рим, и Константинополь из рабов превратились в господ и не жалели сил, чтобы после смерти Аттилы отмыть, обелить свое рабское прошлое. Они шли на все, на любое преступление, лишь бы прославить себя.
В Центральной Европе преуспели римляне, переманившие много кипчаков, закрутившие их в жернова своей политики. Восточная же Европа оставалась за византийцами, которые, балансируя между Римом и Дешт-и-Кипчаком, богатели год от года. Средиземноморские колонии также приносили грекам немалые доходы.
А поскольку политическое давление вела Церковь, то правители двух враждующих стран обратили взоры именно на нее, через нее надеясь влиять и на противника, и на соседей. В Италии до IX века светская власть сама руководила делами папства — церковные нововведения, догматы и правила исходили в основном от светских политиков. Папа Николай I добился независимости для своей Церкви.
В Византии же патриарх не имел прав никогда. Он был в вечных прислужниках.
Рим в споре за лидерство долго и основательно готовился к решающим схваткам. Раннее средневековье он уступил, целиком оставив его за Византией. Она купалась в победах. Главой Церкви веками были византийские патриархи.
Но, как показали события, именно католики выбрали верный для Церкви путь, который и вывел их к вершине власти. То был самый трудный путь. Его нашел папа римский Григорий I (он возглавлял Церковь с 590 по 604 год), предложивший программу, которую можно смело назвать «Католической доктриной».
Это была настоящая идеологическая диверсия, с нею Церковь Запада прожила три века. Три века вела ее! Диверсия полностью удалась, с ней и пришла победа. Ее идею подсказал папа римский Пелагий II, странный для Рима человек. Кипчак. Его стараниями в Западной церкви появились монашеские ордена.
«Орден» — по-тюркски «данный сверху», то есть от Бога. Их устав копировал уставы алтайских монастырей. Состояли в них преимущественно кипчаки, коренные римляне монахами не становились, не в их традиции было затворничество.
Так Церковь получила профессиональное войско, во главе первого ордена встал Бенедикт Нурсийский, тоже из кипчаков, осевших в Италии. Монахи-бенедиктинцы воевали не шашкой и не пикой, их оружием было слово Христа. И яд.
Потом появились другие ордена, все они были полностью подчинены папе. Цель их одна: искоренять скверну, крепить Церковь. Это была совершенно новая тактика ведения войны и захвата. Мир такой не знал. Без крови. Без атак. Без баталий. Перед этим «тихим войском» любая конница становилась беспомощной. Любая армия — бессильной. Противники проигрывали ему атаку за атакой, удар за ударом. Проигрывали по всем статьям. Потому что ни о чем не догадывались. И в улыбающихся монахах люди не видели врагов.
Тихо и тайно монахи добивались своего. «Для достижения цели хороши все средства», — говорили они.
Папа Григорий, создав первый орден, направил своего посланника королю Испании, сам повел диалог с воинственной Брунгильдой, правительницей Австразии (нынешние Франция, Швейцария, Германия, Австрия)… Вся Западная Европа попала в поле зрения монахов. А нити политики сошлись в руках папы. Но этого никто не понимал.
В центр внимания папа поставил лангобардов. Кто они? Кипчаки, завоевавшие север Италии. Ломбардия, не раз осаждавшая Рим. Орда со столицей в Милане. О ней известно немало. Лангобарды, пишет Павел Диакон (VIII век), пришли с востока во времена Аттилы. Они были в его армии. Верили в Тенгри. И они, и гепиды, и авары, и готы, и вандалы, замечает Диакон, говорили «на одном наречии» и не отличались друг от друга «ничем другим, кроме имени».
Среди найденных бумаг, случайно уцелевших в европейских архивах, есть документы лангобардов, написанные рунами или скорописью, по-тюркски. Куда исчезли остальные бумаги? И сами лангобарды? Это тайна. Но она перестает быть тайной, когда становятся известными деяния папы Григория, названного Великим.
В 591 году он, заключив мир с лангобардами, объявил свою Римскую церковь Тюркской церковью, а себя — ее настоятелем. Выучил тюркский язык… Бедные кипчаки, они наверняка растаяли, когда папа отправил им дочь знатного римлянина, красавицу Теодолинду, которая стала женой хана лангобардов. Тюрки пустили в свой дом католичку. Следом пришли монахи-бенедиктинцы, которые стали прислуживать хану и его жене. Они, как диверсанты, проникали в храмы, к самым алтарям, умело будоражили общество, отравляя духовные колодцы.
А папа (уже не римский, а тюркский!) не уставая повторял, что он епископ «не римлян, но лангобардов». Еще он называл себя «слугой слуг Божьих». То есть кипчаков, тенгриан. Это его личные слова (все средства были хороши!).
Наконец сам явился в Милан как странник, в рваной накидке раба. И, поклонившись храму, произнес: «А вот и я, слуга слуг Божьих». Каково было видеть такое честолюбивым кипчакам? Каково слышать?.. Они — слуги Божии. И поверили хитрому лису. Куда им было деться?
Эта накидка раба у тюрков называлась «капа», ее до сих пор носят римские папы, только теперь она украшена золотом и драгоценными камнями. Реликвия, которая открыла католикам дорогу в тюркский мир. Так началась гибель тюркского народа в Европе. Не физическая, а духовная его гибель.
Монахи-католики прижились среди кипчаков-тенгриан и, как плесень, разлагали их. «Бог-отец и бог-сын — одна семья», говорили они. И им верили, потому что первым поверил предводитель лангобардов — хан, женатый на католичке.
Точно так же, без крови и войн, «католическое войско» оккупировало Бургундию, там оно орудовало через племянницу хана… Постепенно вся Западная Европа стала католической. Это придало вес Церкви и римским папам. И они к IX веку заявили о себе. За их спиной стояла сила.
Политика Константинополя была иной — не столь свободной и хитрой, благополучие Византии целиком зависело от Дешт-и-Кипчака, от торговли с ним. И не считаться с этим было нельзя.
Греки не могли позволить себе следовать примеру Рима. Не могли «завоевывать», вернее, разлагать веру и дух кипчаков Восточной Европы. Это восприняли бы в Степи как вызов. Правда, и они не сидели без дела, действуя исподтишка. События в каганате Великая Булгария — дело их рук. Христианизация. Запись кипчаков в славянство… Конечно, все это было не столь масштабным, как на Западе, но было!
Константинополь вынужденно до поры сохранял у себя традиции тюркской веры, не менял их, проявляя сдержанность, похвальный консерватизм; он-то в конце концов и привел к разделению в Европе единой христианской Церкви на Восточную и Западную.
Случилось это 16 июля 1054 года. В Константинополе, в храме Святой Софии, подписали акт взаимного отлучения Церквей. Этим актом новые Церкви объявили миру, что они отличаются друг от друга мировоззрением.
Событие увенчало политику, которую вели обе страны начиная с IV века.
…Случился новый конфликт внутри Церкви. Он был далеко не единственным: церковно-политические разногласия в Европе всегда создавали некий дипломатический фон, насыщенный взаимными упреками в ереси. Борьбой с ересью оправдывались войны, тайные убийства, публичные казни. Борьбой с ересью оправдывались новые догматы и постулаты.
Политика велась грязная и отнюдь не церковная! Слишком далекая от духовных исканий.
Более шестидесяти (!) изменений в тенгрианский канон в угоду этой политике внесли западные христиане. Некоторые не сразу и приняли. Например, филиокве — исхождение Святого Духа. Догмат, появившийся в VI веке, его внесли испанцы, а в XI веке с ним согласились в Риме.
Этот и другие примеры показывают, что согласия у христиан не было никогда: правила и обычаи им придумывали и отвергали политики, которые делали людей пешками в своей игре. На потребу дня выставляли их. Божественная суть руками неуемных людей капля за каплей вымывалась из религии. Каждым своим нововведением политика подрубала корни, связывающие Церковь с горой Кайласа и божественной благодатью.
Грешники взялись за то, что положено избранникам Божьим.
Даже называясь христианами, европейцы искали внутри себя различия. И находили их! (Не удивительно, что сегодня в христианском мире уже 97 Церквей, значит, 97 «истин», потому что каждая Церковь имеет в чем-то свой взгляд на религию, отличный от остальных.)
Разделение Церкви — это в конечном счете деление сфер в политике. Ничего иного здесь нет. Оно началось с XI–XII веков, потому что не сразу кипчаки позволили ему свершиться: они отчаянно сопротивлялись Судьбе и сами ускоряли неминуемый конец.
