П Сталь - Новый швейцарский Робинзон
Мы заперли двери, заложили все отверстия и вошли на террасу, откуда могли наблюдать животное, не будучи замечены. Там мы напряженно следили за всеми движениями животного, не выпуская ружей из рук.
То был огромный боа.
Чудовище направлялось прямо к нам, но вдруг остановилось в нерешительности, как бы испугавшись следов близости людей.
В эту минуту Эрнест, чересчур взволнованный, спустил курок. Примеру его тотчас же последовали Жак и Франсуа.
При звуке этих трех выстрелов змея подняла голову, - по-видимому, более из любопытства, чем из страха. Но потому ли, что ни один из выстрелов не попал в чудовище, или потому, что пуля не могла на таком расстоянии пробить чешуйчатую кожу животного, змея по-видимому, не была ранена, и пока Фриц и я целились, чтобы вернее попасть в нее, она ловко уползла в болото гусей и скрылась в нем.
У нас вырвался крик удовольствия: опасность миновала хоть на время; но соседство боа сильно тревожило меня: с минуты на минуту страшное животное могло появиться, а я не находил никакого средства избавиться от него, не подвергаясь большим опасностям.
Я запретил всем выходить из пещеры без моего позволения за чем бы то ни было.
Три дня страх держал нас заключенными в нашем жилище. Малейший шум извне повергал нас в смертельную тревогу. Мы едва осмеливались выходить на порог. Однако чудовище ничем не обнаруживало своего присутствия, и мы подумали бы, что оно совсем удалилось, если б необыкновенное беспокойство и страх нашей живности не подсказывали близость змеи.
Наше беспокойство час от часу усиливалось и неподвижность змеи только давала нам больше времени обдумывать наше печальное положение. С другой стороны наши запасы истощались, а мы не могли возобновить их, и все наши работы стояли от нашей вынужденной бездеятельности.
Сено было на исходе, и мы предвидели минуту, когда останемся без пищи, если будем по-прежнему делить с нашими домашними животными оставшееся у нас незначительное количество припасов. И потому я решился предоставить скотине свободу, чтобы животные могли сами промышлять себе пищу.
Однако мы решили погнать их в сторону истока ручья, противоположную болоту, в которое скрылась змея.
Дело это принял на себя Фриц. Он выпустил скотину и намеревался проводить ее, а мы остались на террасе, чтобы наблюдать за неприятелем и, если он будет угрожать Фрицу или скотине, стрелять в него. Уже буйвол и корова были связаны вместе, когда осел, которому три дня отдыха и хорошего корма придали необыкновенную бодрость и игривость, побежал в поле с громкими криками и-а и выделывая такие уморительные прыжки, что мы, несмотря на душевную тревогу, не могли не расхохотаться. Фриц вскочил на онагра и хотел уже пуститься в погоню за ослом, когда я остановил его, указывая на опасность такой погони, потому что осел направился именно к болоту.
Мы пытались приманить беглеца, который по временам оглядывался в нашу сторону, как бы издеваясь над нами; мы показывали ему соль, но все было тщетно: ослу хотелось насладиться свободой и, дальше и дальше удаляясь от нас, он направлялся прямо к убежищу пресмыкающегося.
Вдруг из тростника поднялась страшная голова змеи. При виде ее осел остолбенел от ужаса, испустил вопль и устремил мертвый взгляд в нашу сторону. Казалось, он был пригвожден к земле: змея приблизилась к нему, а он не сделал никакой попытки спастись. В минуту бедное животное было охвачено кольцами чудовища и задушено в этих страшных объятиях. Мы наблюдали эту сцену в печальном молчании. Дети спросили меня, не выстрелить ли нам в боа, чтобы спасти бедного осла. Я остановил их, возражая, что они только раздражат чудовище, ярость которого может обратиться на нас, а не помогут ослу, который уже не проявлял никаких признаков жизни.
- Дадим змее, - сказал я, - проглотить свою добычу: после этого можно будет безопасно напасть на нее.
- Да ведь не проглотит же чудовище, - возразил Жак, - нашего осла сразу.
- Так как у змей, - возразил я, - нет зубов, которыми они могли бы терзать добычу, то они изламывают ее и глотают целиком. Да вот посмотри сам, как змея своими кольцами сжимает и ломает свою жертву и утончает ее да ширины свое пасти.
В самом деле, боа с очевидной алчностью готовил свою пищу.
Мать, боясь, чтобы отвратительное зрелище не произвело слишком тягостного впечатления на меньшего сына, да и сама не желая быть свидетельницей его, удалилась вместе с Франсуа. Даже на меня действия змеи нагнали ужас.
Труп осла представлял безобразную массу, в которой можно было различить только окровавленную голову.
Боа, чтобы придать себе более силы, обернулся хвостом вокруг лежащей тут каменной глыбы и начал мять свою жертву в тесто. Затем змея облила ее густою слюной. Готовясь проглотить свою добычу, она прежде всего вытянулась во всю длину тела против мятой массы осла; потом, схватив его за задние лапы, она стала тащить его к себе и глотать, и мало-помалу задние ноги, туловище и передние ноги исчезали в пасти чудовища, которое по-видимому, утоляя голод, испытывало и страдание, и наслаждение. Но, добравшись до головы, которую змея не позаботилась смять подобно остальному телу, она остановилась и впала в совершенную неподвижность.
Этой-то минуты я и ждал. Схватив ружье, я закричал сыновьям:
- Теперь чудовище в нашей власти. Смелее!
И я побежал к змее, сопровождаемый Фрицем и Жаком, но не Эрнестом, который, всегда боязливее своих братьев, остался на террасе в качестве наблюдателя.
В обращенных на нас глазах боа сверкала ярость. Но боа решительно не мог двигаться, и потому Фриц и я выстрелили в него почти в упор и раздробили ему череп. Во взоре змеи блеснул последний луч ярости, затем хвост ее, извиваясь, ударил несколько раз по земле, и чудовище издохло.
В эту минуту Жак, которому тоже хотелось принять участие в победе, тоже выстрелил из пистолета в брюхо змеи. Сотрясение произвело род гальванического действия на ее хвост; он поднялся и так сильно ударил нашего ветреника, что свалил его. Само собой разумеется, что, ощущая этот удар, Жак верил в воскресение боа и испытал сильный ужас.
К счастью, это было последней неприятностью, испытанною нами от страшного врага.
Наши торжествующие крики привлекли мать, Эрнеста и Франсуа.
Настоящий порыв восторга заставил нас обнять друг друга. Казалось, нам снова дарована была жизнь.
- А я, - сказал Эрнест, всегда готовый воспользоваться своим небольшим запасом учености, - благословляю нашего осла за то, что он пожертвовал собой для нас, как некогда римский герой Курций пожертвовал собой для своих сограждан.
- Что мы станем делать с трупом змеи? - спросил Жак, оправившись от ужаса.
- Мы выпотрошим ее, - предложил Эрнест, - и набьем, чтобы украсить чучелом наш естественноисторический музей.
- А разве этого огромного угря нельзя есть? - спросил Франсуа, - его мяса хватило бы на несколько недель.
- Есть мясо змеи, которая, может быть ядовита! - воскликнула мать.
- Боа, дорогие мои, не ядовит, - сказал я, - да если б он и был ядовит, то не было бы опасности употребить в пищу его мясо: для этого стоило бы только отрубить и бросить голову змеи, в которой находятся полые зубы и железки, содержащие яд. Дети засыпали меня вопросами, на которые мои познания из естественных наук позволили мне отвечать довольно определенно.
Эрнест, всегда любознательный и не упускавший случая научиться чему-либо, спросил меня, правда ли, что некоторые змеи любят музыку.
- Это совершенно справедливо, - ответил я, - и они даже до того впечатлительны к музыке, что пляшут под лад ей, поднимаясь на конце хвоста. Индийские фокусники, приучающие змей к подобным движениям, тем самым поражают удивлением малообразованных туземцев. Эти фокусники сохраняют свое искусство в глубокой тайне, потому что она-то и обеспечивает им успех в представлениях перед невеждами. Думают, что они употребляют особые усыпляющие травы, действию которых змеи не могут сопротивляться; кроме того, утверждают, что до приручения змей они вырывают им ядоносные зубы.
- Как же они решаются вырывать их и как делают они эту операцию? спросил Жак. - Я не хотел бы делать ее.
- Операция производится очень просто, - ответил я. - Когда змея приближается с враждебным намерением, ей подставляют лоскут полотна; она бросается на лоскут и вонзает в него зубы; тогда лоскут быстро вырывают из пасти змеи; зубы отламываются, и на более или менее продолжительное время животное лишено возможности кусать и вредить.
- Но, - возразил Эрнест, высказывая мысль, которую до этого таил про себя, - заклинатели змей, может быть, заколдовывают их?
- Я уже ответил на этот вопрос, друг мой, и думал, что достаточно пояснил тебе таинственное искусство заговаривать змей. Твое упорство видеть в нем что-либо сверхъестественное похоже на склонность невежественной толпы верить в чудесное лишь потому, что оно занимает ее более истины.
