Антон Горский - Русь: от славянского расселения до Московского царства
В перечне бояр пять из восьми названных погибли на Куликовом поле; их имена можно было взять из основного текста рассказа о битве (в Своде 1539 г. совпадающего с Летописной повестью Новгородской IV летописи),[906] добавив к ним известных по другим источникам в качестве ее участников Дмитрия Михайловича Волынца (упомянут в «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище») и Ивана Родионовича Квашню (назван в «Сказании о Мамаевом побоище»). Но остается Федор Грунка, в других источниках о Куликовской битве не фигурирующий, но упоминающийся в родословцах.[907] Среди погибших упоминаются также бояре Семен Михайлович, Иван Александрович, Тимофей Васильевич Волуй (видный воевода, назван и в начале Летописной повести Новгородской IV летописи, в рассказе о выступлении войска Дмитрия в поход), а кроме того, князь Федор Тарусский и его брат Мстислав;[908] почему же они не вошли в перечень? Если же предполагать его достоверность, то отсутствие этих имен можно объяснить отсутствием их в источнике составителей Свода 1539 г., говорящем об уряжении полков. Эти лица действительно могли не командовать в битве крупными подразделениями: тарусские князья были, скорее всего, в подчинении их старших родственников Семена и Ивана Константиновичей,[909] Тимофей Васильевич мог находиться при великом князе. Не исключено также, что командная роль Тимофея была забыта или что на его место в великом полку был подставлен Иван Родионович Квашня. Можно сказать, что список бояр не дает существенных аргументов для той или иной точки зрения на проблему достоверности текста об уряжении полков НДубр-Арх.
Исходя из целей составителей Свода 1539 г., неясно, зачем надо было сочинять подробное «уряжение полков». Возвеличить Ивана Родионовича Квашню можно было не прибегая к столь изощренной вставке — например, упомянув его рядом с Дмитрием Ивановичем в великом полку в сцене битвы или взяв сцену «коломенского уряжения полков» из «Сказания о Мамаевом побоище» (этот памятник был известен составителям Свода 1539 г.) и выделив в ней роль Ивана Родионовича (который там и так упоминался во вполне лестной роли — предводителя костромской рати). Более вероятным кажется, что фрагмент НДубр-Арх об «уряжении полков» опирался на ранний источник. Был он письменным или устным? Скорее второе. В тексте фрагмента имеется след ориентировки составителя Свода на статью 1375 г.: Иван Тарусский определен, как и под 1375 г., как «брат» Семена Константиновича Оболенского, и титул его записан как «Поружский» (под 1375 г. — «Торужский», под 1380 г. добавилась ошибка в транскрипции первой буквы).[910] В случае, если писец записывал устное предание, такая ориентировка на нюансы переписанного чуть ранее (несколькими листами выше) текста естественна (и не может служить аргументом в пользу реконструкции содержания фрагмента об «уряжении полков» на основе статьи 1375 г.); но она крайне маловероятна в случае, если писец располагал письменным текстом «уряжения». Вероятнее всего, фрагмент об «уряжении полков» был составной частью предания о первых Квашниных.[911] Разумеется, за полтора столетия это предание (как и в случае с участием предка Квашниных в бою под Переяславлем 1305 г.) могло приобрести пропуски и искажения.[912] Вероятно, с большой осторожностью надо воспринимать данные о распределении князей и воевод по полкам. Но состав княжеств, чьи рати приняли участие в походе Дмитрия Ивановича на Дон, скорее всего, в значительной мере соответствует реальности.
Итак, суммируя данные ранних источников о Куликовской битве, сведения о походах Дмитрия 1375 и 1386/7 гг., а также фрагмента об «уряжении полков» в Своде 1539 г., можно полагать, что против Мамая в августе 1380 г. выступили: во-первых, отряды с территории великого княжения, т. е. (судя по составу рати 1386/7 гг.) от городов (и окружающих их волостей) Москвы, Коломны, Звенигорода, Можайска, Волока,[913] Серпухова, Боровска, Дмитрова, Переяславля, Владимира, Юрьева, Костромы, Углича, Галича, Бежицкого Верха, Вологды, Торжка; во-вторых, силы из княжеств Белозерского, Ярославского, Ростовского, Стародубского, Моложского, Кашинского, Вяземско-Дорогобужского, Тарусско-Оболенского, Новосильского, а также отряды князей-изгоев Андрея и Дмитрия Ольгердовичей и Романа Михайловича Брянского, и, возможно, отряд новгородцев; не исключено участие (в полку Владимира Андреевича) отрядов из Елецкого и Муромского княжеств, а также Мещеры. Таким образом, в походе приняли участие немного меньшие силы, чем в походе на Тверь 1375 г.
20 августа Дмитрий двинулся вверх по левому берегу Оки к устью Лопасни. Здесь 26 августа к войску присоединились дополнительные силы во главе с двоюродным братом великого князя Владимиром Андреевичем Серпуховским и воеводой Тимофеем Васильевичем. Затем войско переправилось через Оку и двинулось к верховьям левобережья Дона. По пути к Дмитрию поступили сведения, что Мамай кочует на правом берегу Дона, ожидая подхода с запада войск Ягайло.[914]
6 сентября русские войска подошли к Дону, где разбили ордынский сторожевой отряд. 6 и 7 сентября прошли в ожидании нападения Мамая. Но разведка доставила сведения, что тот по-прежнему не торопится, поджидая литовцев Ягайло. Тогда, чтобы не допустить соединения сил своих противников (которое бы резко изменило ситуацию не в пользу Москвы), Дмитрий принял решение перейти с левого берега Дона на правый и немедленно дать бой. Это означало вступить непосредственно во владения Орды (левый берег Дона в его верхнем течении принадлежал Рязанскому княжеству). В ночь с 7 на 8 сентября, в канун Рождества св. Богородицы, переправа была совершена.[915]
У Мамая было три варианта действий. Он мог отступить, продолжая поджидать литовские силы; мог остаться на месте и ждать дальнейших действий русских войск (и также выиграть время до подхода Ягайло); наконец, мог атаковать, не дожидаясь союзника. Мамай выбрал третий вариант, и это была его вторая, после нежелания идти на уступки на переговорах в Коломне, ошибка.[916]
Место битвы — Куликово поле — располагалось между Доном и его правым притоком Непрядвой. Большинство исследователей XIX–XX вв. полагало, что сражение происходило на правом, южном берегу Непрядвы. Недавно было обосновано мнение, что местом битвы был левый, северный берег.[917] Палеопочвенное изучение района показало невозможность такого предположения: выяснилось, что в конце XIV в. левый берег Непрядвы был полностью покрыт лесом.[918] Однако традиционная, сложившаяся в XIX столетии[919] локализация битвы, помещающая противостоящие войска на правом берегу, но в довольно значительном отдалении от места слияния Непрядвы и Дона, имеет свои слабости. Ни один источник не свидетельствует о том, что русское войско, переправившись в ночь на 8 сентября через Дон, совершало затем поутру еще марш. Поэтому выдвинутое недавно предположение, что битва происходила ближе к береговой линии Непрядвы и Дона, чем традиционно считается,[920] заслуживает внимания. Вопрос нуждается в дальнейшем изучении.
В одиннадцатом часу утра конница Мамая атаковала выдвинутый вперед сторожевой полк. Великий князь Дмитрий принял личное участие в первой схватке. Под натиском ордынцев сторожевой полк отошел к главным силам. В течение двух часов противник пытался сломить их и в момент, когда чаша весов стала клониться в сторону Орды, во фланг наступавших (правый или левый — на этот счет нет единого мнения) ударил находившийся в засаде в дубраве полк под командованием Владимира Андреевича Серпуховского и Дмитрия Михайловича Боброка-Волынца. Это решило исход битвы — основные русские силы сумели перейти в контрнаступление, и в половине второго часа дня ордынцы обратились в бегство. Их преследовали до реки Мечи — правого притока Дона к югу от Непрядвы.[921]
Бежав с поля битвы, Мамай собрал «останочную свою силу, еще въсхотѣ ити изгономъ пакы на великаго князя Дмитрея Ивановича и на всю Русскую землю», но вынужден был выступить против воцарившегося (с помощью Тимура) в заволжской части Орды Тохтамыша. Эмиры Мамая перешли на сторону нового хана, временщик бежал в Крым и был вскоре убит.[922]
Противостояние Московского великого княжества с Мамаевой Ордой завершилось крахом последней. Дмитрий Донской не позволил Мамаю восстановить власть над русскими землями. Но другим, невольным результатом Куликовской победы стало нарушение существовавшего почти 20 лет неустойчивого равновесия между двумя частями Орды: разгром Мамая способствовал объединению их под властью законного хана. Объективно более всего конкретной политической выгоды от поражения Мамая на Куликовом поле получил Тохтамыш.
