Лев Никулин - Мертвая зыбь
Извозчик не гнал лошадь, приятно было слышать, как хлопали по торцам подковы. День был холодный, но сухой. Якушев даже жалел, что так скоро доехал до "Европейской". Снял знакомый ему просторный номер. Он жил в нем, когда в петербургской квартире шел ремонт. Оставив чемодан и побрившись в парикмахерской, где его узнал старый мастер Фока Степанович, посмотрел на часы. Пора идти на свидание, назначенное в Казанском соборе. Якушев пересек Невский и шел по направлению к собору. Все было не так, как в двадцатом году: попадались даже франты в шубах с котиковым воротником, но больше встречалось людей в полувоенных, защитного цвета бекешах на бараньем меху и в сапогах; встречались женщины в изящных шубках и в каракулевых жакетиках. Якушев еще раз взглянул на часы, заторопился и, сняв шапку, вошел в собор. Он протиснулся поближе к алтарю, - впрочем, народу было немного. Служили панихиду после литургии, и в тишине под сводами собора расплывалось:
- Еще молимся об упокоении...
И тут совсем явственно Якушев расслышал:
- ...об упокоении убиенного раба божия Николая...
Ему показалось, что он ослышался. Он вспомнил: "Сегодня девятнадцатое, по-старому шестое декабря, тезоименитство царя Николая Второго. По ком же панихида? По нему, конечно. Кто же, как не он, "убиенный"... Однако как эти господа здесь осмелели. В Казанском соборе - панихиду... Вот почему мне назначили здесь свидание".
Он повернул голову, поискал и сразу увидел того, кто его ждал, пошел к выходу и услышал, что его догоняют.
Это был старый знакомый, тайный советник Александр Сергеевич Путилов, землевладелец Рязанской губернии, воспитанник Александровского лицея. Они когда-то познакомились у Донона, на обеде бывших воспитанников лицея.
- Ну, дорогой мой, - сказал Якушев, - такой смелости я не ожидал, панихиду по государю в Казанском соборе...
- А день-то какой?.. Николай Мирликийский, тезоименитство его величества.
- Давно мы не виделись, давно... Сколько воды утекло с пятнадцатого года. Где бы нам побеседовать?
- А тут, напротив... Кафе "О'Гурмэ". В доме Зингера.
- Кстати, я не завтракал.
Они устроились за столиком в глубине небольшого зала. Толстенькая, румяная дамочка наклонилась к ним, обнаружив пышный бюст.
- Отведайте наш знаменитый "курник".
- Это что такое?
- Рекомендую. Вроде пирожка с курочкой, запеченной в тесте. Прелесть.
Когда она ушла, Путилов сказал:
- Как вы вовремя уехали в Москву, Александр Александрович.
- Потому цел и невредим. А вы?
- Я тоже вовремя укатил в Новгород. Вы, говорят, прекрасно устроены.
- Недурно. Даже хорошо.
- Для кого?
Якушев усмехнулся:
- Для дела, для нашего, общего...
- Мы тоже тут не бездельничаем.
- Надеюсь.
- Видели, сколько народу было на панихиде?
- Человек сто... Все ваши?
- Наши единомышленники. - Путилов оглянулся. В этот час в кафе было занято только два столика.
Они продолжали разговор, понизив голос:
- Сегодня, по случаю тезоименитства, мы решили собраться у баронессы Мантейфель... Вы ее знали? Ах черт, я никак не привыкну к конспирации, но конспирировать с вами смешно, mon cher ami*. Мы ждали вашего приезда, вы единственный из наших, удостоенный высокой чести - аудиенции у его высочества. Вы не откажетесь рассказать нам, о чем шла речь?
______________
* Мой дорогой друг (франц.).
- Буду счастлив. Кроме того, у меня есть некоторые предложения, я могу даже сейчас вам сказать, в чем дело. Речь идет об объединении наших усилий. Питер без матушки Москвы не может, и Москва без Питера тоже... Здесь, мне кажется, сохранились люди, именно здесь...
- Мы находимся, mon ami*, я бы сказал, в начальном периоде. Пока у нас только ядро, но люди решительные, они горят энергией, и горючего материалу много... Вы можете судить по тем, которые пришли на панихиду по императору. Это уже традиция, в прошлом году было вдвое меньше.
______________
* Мой друг (франц.).
- Значит, вы знаете не всех этих людей?
- Знаю... некоторых.
- А не думаете вы, что среди этих людей могут оказаться...
- Возможно.
- Это - риск...
- Риск. Но всегда можно сказать, что убиенных Николаев у нас было немало... в германскую войну хотя бы.
- Наивно. Но с другой стороны, для подогревания верноподданнических чувств полезно... Значит, вы меня приглашаете. Я очень рад. Рад потому, что лично я восхищаюсь смелостью, мужеством наших питерских собратьев и вместе с тем не могу скрыть от вас тревоги. Не слишком ли вы рискуете... Не лучше ли выжидать, накапливать силы, чем подогревать монархические чувства опасными для наших единомышленников демонстрациями? Но я вижу, что вы хотите мне возразить? Отложим этот разговор до вечера. Отложим?
- Да. У входа в Летний сад около пяти часов вас будет ждать молодой человек во флотской шинели. Вы спросите его: "Который час?" Он ответит: "На моих часах - полдень". И приведет вас к нам. Теперь, если позволите, я покину вас.
Он ушел.
Пышная дамочка в кружевном переднике с умилением смотрела, как Якушев уплетал "курник".
- Вы ведь не петербуржец?
- Почему вы так думаете?
- Я вас не видела. У нас бывают все.
- Представьте, я - петербуржец. Но живу в Москве.
- Изменили Петрограду. Нехорошо, - она кокетливо усмехнулась. - А ваш приятель - наш верный клиент. Он ведь тоже из бывших.
- Скорее из настоящих, - сказал Якушев.
Дамочка с удивлением взглянула на него и отошла.
"Именно из "настоящих". Это не Ртищев, болтун и рамолик. Путилов настоящий враг. "Объединение усилий" ему явно не понравилось. Ну посмотрим..."
В пятом часу Якушев шел по знакомым местам, по Дворцовой набережной Невы к Троицкому мосту Нева еще не стала, погода была безветренная, над шпилем Петропавловской крепости неподвижно стояли длинные свинцово-серые тучи. Якушев шел и думал, что в этом городе прошла вся его жизнь, что не один раз, 6 января по старому стилю, в крещенский праздник он видел шествие "к Иордани" из Зимнего дворца, шествие царя со свитой, духовенства в золотых ризах. Как это выглядело импозантно, внушительно. Но тут же вспомнилось, как однажды в момент салюта, при погружении креста в прорубь, одна из пушек выпалила не холостым зарядом, а картечью. Какой переполох по этому случаю был в Петербурге! Потом, спустя несколько лет, по дворцу выстрелило орудие крейсера "Аврора", и это было концом старого мира.
Да, в сущности, всему прошлому должен был наступить конец.
Якушев стал думать о себе, о молодости, о том, как он ездил зимой, по первопутку, с молодой женой на острова. И он немолод, и она немолода, нет и департамента, где он так уверенно двигался от награды к награде, от чина к чину. Верно то, что ему никогда не быть по-прежнему директором департамента или товарищем министра.
Он подходил к воротам Летнего сада со стороны набережной. В том месте, где Каракозов стрелял в Александра Второго, стоял молодой человек во флотской шинели и круглой барашковой шапке с кожаным верхом.
Якушев спросил: "Который час?" Тот ответил: "На моих полдень". И они пошли рядом. Стемнело, однако Якушев различал лицо молодого человека с рыжеватыми усами, и ему показалось, что видел его утром в Казанском соборе. Он спросил об этом.
- Нет. Я там не был. Все это фанфаронство.
- Вы полагаете?
Молодой человек не ответил.
- Наши друзья другого мнения, - продолжал Якушев.
- Не знаю, кому они друзья, - пробормотал молодой человек, - здесь нам надо повернуть. А вы, очевидно, приезжий. Я вас не встречал в их компании.
- Приезжий.
Молодой человек заинтересовал Якушева. У него создалось впечатление, что в душе этого человека бушует злоба, которую тот уже не в силах сдержать. Но затеять с ним разговор здесь, на ходу, он считал неудобным. Тот хмуро сказал, посмотрев на часы:
- Спешить нечего... Если угодно, пройдемтесь, немного.
Якушев охотно согласился. Но шли они молча и вышли к Инженерному замку. Моряк вдруг остановился.
- Панихиды служат по убиенному монарху! По Николаю Александровичу. А кто Петра Третьего убил? Господа дворяне - Григорий и Алексей Орловы. Григорий - любовник Екатерины. А Павла Петровича, императора, кто убил? Не матросы и латыши, а Талызин, граф Пален, граф Бенигсен, Яшвиль и кто там еще! Господам, значит, дозволено. - Показал на окошко под крышей: - Вот тут все и происходило. Сначала все по-благородному: "Sire, vous devez abdiquer"*. А Николай Зубов: "Чего еще "абдике"?" - и фунтовой золотой табакеркой монарха в висок. Я сам эту табакерку в алмазном фонде видел весь угол смят. А потом набросились на помазанника божия и всего истоптали, как мужички конокрада... И тоже служили панихиды.
______________
* "Государь, вы должны отречься" (франц.).
Якушев от неожиданности так растерялся, что промолчал, только подумал: "Если у Путилова все его мушкетеры такие, то... Впрочем, может, провоцирует? Нет. Непохоже".
- Теперь можно идти. Придем вовремя.
Они вошли в один из подъездов дома на Пантелеймоновской, поднялись в бельэтаж. Молодой человек позвонил, им открыл мальчуган и тотчас убежал.
