Вера Бокова - Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола
С этого дня великий князь обретал некоторую самостоятельность — в первую очередь финансовую. Правда, к нему на пять лет приставляли опекуна, назначенного императором, одной из задач которого было научить юношу разумно и осторожно тратить выделяемые ему средства. До шестнадцати лет никто из великих князей не имел на руках никаких денег, а позднее, от шестнадцати до двадцати лет, им выдавали ежемесячно небольшую сумму на карманные расходы — обычно рублей пятьдесят. Великие княжны никаких собственных денег не имели до замужества.
По большей части родители старались как можно дольше сохранить нравственное здоровье и целомудрие
детей — не только дочерей, но и сыновей, чему способствовали их относительная изоляция и спартанское воспитание, соединявшиеся со значительными физическими нагрузками. Великий князь Александр Михайлович вспоминал, что он до восемнадцати лет «был целомудрен и в желаниях, и в помыслах».
Детей ограждали от соблазнительных картин и рискованных образов (упоминаний о любовных связях, беременности и родах и т. п.), особенно в подростковом возрасте. «Ужасное слово „любовница“ было совершенно исключено из нашего обихода», — свидетельствовал Александр Михайлович.
Исподволь происходило формирование фамильной гордости, тесно связанной с понятиями патриотизма. Сердечный трепет вызывало посещение Москвы с ее соборами и святынями, с памятью о Смуте и 1812 годе, о былых государях.
Ольга Николаевна вспоминала, как они с младшей сестрой Александрой после церковной службы пробирались тайком в кабинет матери, где хранились портреты предков и разные принадлежащие им вещи, и там благоговейно прикасались к реликвиям, целовали портреты и усердно молились перед ними.
В пятнадцать лет великие княжны, а в шестнадцать — великие князья получали собственные комнаты, свой штат обслуги (у девочек его составляли камердинер, кучер, два лакея, два истопника и два верховых для поручений; горничные оставались прежние) и изменения в распорядке дня. Теперь они могли позднее укладываться спать, расширялся круг их представительских обязанностей — то есть возрастало число официальных мероприятий, в которых приходилось участвовать. Кроме того, начинались «выезды в свет».
Высокое положение обязывало детей с очень раннего возраста наравне со взрослыми принимать участие в официальных мероприятиях — военных смотрах, парадах, праздничных богослужениях, церемониальных шествиях, благотворительных базарах, парадных обедах, сопровождать родителей во время посещения школ, приютов, женских институтов и монастырей. При этом надевалась специальная одежда — парадная форма, придворное платье, ордена. Церемонии занимали многие часы, в течение которых приходилось стоять, соблюдая выправку и демонстрируя любезность и предупредительность.
Навыки светских манер и «царственное достоинство» у большинства великих князей и княжон формировались очень рано. Гувернантка великой княжны Марии Александровны (дочери Александра II) А. Ф. Тютчева свидетельствовала о своей пятилетней подопечной: «Великая княжна ведет себя весьма благопристойно, когда ей доводится показываться на публике, у нее врожденное чувство своего положения и долга, лежащего на великой княжне, и мне ни разу не приходилось упрекать ее за то, что она забыла кого-то поприветствовать или поблагодарить. Даже если она побаивается, то не показывает вида, и это можно заметить только по тому, что она очень радуется, когда возвращается в карету. Я часто удивляюсь ее выдержанному поведению в свете, это в самом деле должно быть природное чувство, потому что воспитание пока еще тут ни при чем».
А. О. Смирнова-Россет вспоминала, как семилетняя Мария Павловна в день своих именин участвовала в придворном приеме и общалась с представлявшимися ей вельможами. Августейшей особе полагалось каждому представлявшемуся сказать несколько милостивых слов, и бедный ребенок изо всех сил старался соответствовать своему положению. Ей «приказывали подходить ко всем министрам. За ней шла воспитательница генеральша Ливен. Бедняжка долго стояла перед графом Паленом», придумывая, что бы такое ему сказать, и наконец произнесла: «Господин граф, любите ли вы розовую помаду?» — «Нет, мадам (таково было официальное обращение к царским дочерям, независимо от их семейного положения. — В. 5.), — ответил Пален, — я люблю бергамотовую». — «А я очень люблю розовую, — сказал царственный ребенок, — и так как сегодня мои именины, меня ею напомадили». И, наверное, искоса глянула на воспитательницу — хорошо ли она выполнила урок?
В задачи гувернанток и воспитателей входила постоянная шлифовка манер и поведения. Ребенок никогда не должен был расслабляться, приучаясь к тому, что вся его жизнь будет расписана по минутам и подчинена жестким требованиям протокола. Помимо неукоснительной дисциплины для такого образа жизни необходимо было еще и незаурядное здоровье: привычка к многочасовому стоянию на ногах (часто в довольно тяжелой одежде — хотя и не такой тяжелой, как в допетровские времена), к частым и длительным поездкам по неидеальным русским дорогам. Спина всегда должна была быть прямая — такая, словно каждую минуту ожидаешь исполнения национального гимна; на лице любезно-внимательное выражение. Нужно было выносить любую погоду: парад или религиозная церемония могли происходить и под дождем, и в жару, и в двадцатиградусный мороз. И царь, и царский ребенок должны были обладать выносливостью буйвола, самообладанием йога и стальными канатами вместо нервов.
Великий князь Александр Михайлович вспоминал, как буквально валился с ног — и одновременно был невероятно счастлив — после первого в своей жизни смотра подшефного полка. «Понадобилось четыре часа, чтобы осмотреть все шестнадцать рот полка… 16 раз я повторил „Здорово, первая рота!“, „Здорово, вторая рота“ и т. д. и слышал в ответ оглушительный рев из двухсот пятидесяти грудей, которые кричали „Здравия желаем“». Отец перед этим наставлял сына: «Помни, что, как бы ты ни был утомлен, ты должен выглядеть веселым и довольным».
Довольно рано — лет в семь-восемь — дети осваивали и застольный этикет. На детских обедах по случаю каких-нибудь праздников великие князья и княжны учились принимать гостей, а во время ежедневных обедов — занимать своих соседей. Чтобы предотвратить нарушения этикета, детей рассаживали порознь между взрослыми. Детям следовало сидеть прямо, с локтями, прижатыми к телу, правильно пользоваться столовым прибором, внимательно слушать застольные речи гостей и при этом говорить лишь в случае, если их о чем-то спрашивают, — все в строгих рамках этикета. Александр Михайлович вспоминал: «Нам было объяснено, что мы должны себя вести в отношении наших соседей так, как вел бы себя наш отец. Мы должны были улыбаться неудачным остротам наших гостей и проявлять особый интерес к политическим новостям». Все промахи детей фиксировались находящимися тут же наставниками и исправлялись или карались немедленно либо по завершении застолья.
Лет с одиннадцати дети начинали участвовать в малых праздничных приемах (у них даже появлялись собственные пажи) и балах, где танцевали церемониальные танцы (в основном полонез) с кем-нибудь из почетных гостей. Ольга Николаевна вспоминала, что ее партнером обычно бывал пожилой и очень рослый обер-камергер граф Ю. П. Литта. «Ввиду того, что он был председателем Комиссии по постройке церквей, мне было велено вести разговор на эту тему, что я с грехом пополам и выполняла». Такие первые светские мероприятия для царственных детей заканчивались преждевременно: уже в девять часов их отправляли спать.
Перед балами и торжественными обедами Николай I нередко сам показывал детям, как нужно ходить, кланяться, делать реверанс. «Папа очень следил за тем, чтобы мы все проделывали неспешно, степенно», — вспоминала Ольга Николаевна. В итоге мероприятия из удовольствия превращались в испытание, которого ждали со страхом. «Мы могли танцевать только с генералами и адъютантами. Генералы всегда были немолоды, а адъютанты — прекрасные солдаты, а потому плохие танцоры… Об удовольствии не могло быть и речи».
Правда, и из этого правила случались иногда исключения. Дочери Николая I на всю жизнь запомнили свое участие в масленичном костюмированном балу по мотивам арабских сказок (Марии было уже пятнадцать лет, а Ольге двенадцать). Они могли не только любоваться волшебным убранством и великолепными костюмами приглашенных, но и сами были в восточных нарядах, состоящих из шальваров, остроконечных туфель и тюрбанов, им не нужно было танцевать по обязанности, и они долго потом вспоминали, как было весело и чудесно.
К слову, на придворных балах никогда не танцевали модных новинок — только классику. Там надолго задержался традиционный для XVIII века менуэт (уже с 1790-х годов его нигде, кроме двора, не танцевали). Позднее обязательны для исполнения были полонез, кадриль, контрданс, мазурка, котильон. Вальс стали танцевать только с 1830 года, после смерти императрицы Марии Федоровны, которая долго ему противилась, находя «неприличным».
