Абдурахман Авторханов - Империя Кремля
Второй секретарь — не только московское бдительное око, но и фактический правитель. Юридический правитель — «первый секретарь» — национал — это знает точно, знает также, что при малейшем нарушении правил игры его бесцеремонно высадят из кресла «первого».
В назначении «вторых секретарей» не делается исключения и для тех республик, первые секретари которых добрались в своей партийной карьере до самого Политбюро (Кунаев, Рашидов, Мжаванадзе), если бы даже эти первые секретари были и чекистскими генералами (Алиев, Шеварднадзе). Так же обстоит дело и в отношении государственных органов. Есть определенный круг должностей, которые и здесь занимают лица, непосредственно назначенные из Москвы — «первые заместители» председателей советов министров и президиумов Верховных советов, а также должности, которые, в принципе, могут быть заняты москвичами: руководители госбезопасности, внутренних дел, военных округов, гарнизонов и пограничных войск, а также руководители предприятий всесоюзного значения.
Хрущев сначала тоже придерживался этого сталинского порядка, но вносил коррективы в непоследовательную политику Сталина. Сталин не разрешал назначать «вторых секретарей» в Грузию, Азербайджан и Армению из Москвы. Хрущев ввел и там институт «вторых секретарей». Сталин не разрешал назначать первыми секретарями Украины и Белоруссии украинцев и белорусов. Хрущев впервые отменил и этот порядок, назначив в обеих республиках первыми секретарями соответственно украинца и белоруса. Хрущев вскрыл на XX съезде партии уголовные преступления Сталина, граничащие с народоубийством — поголовную депортацию в Среднюю Азию и Казахстан чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкар, калмыков, и восстановил их автономию.
Хрущев и в этом не был последователен, не реабилитировав крымских татар, месхов, немцев. Не был он последователен и в проведении старой кадровой политики в туркестанских республиках — первыми секретарями назначать местных людей. С Хрущева соответственно началась практика назначения русских первыми секретарями в Казахстане. Когда первый секретарь ЦК Казахстана казах Шаяхметов и второй секретарь русский Афонов выступили против славянской колонизации Казахстана под видом поднятия целины, то Хрущев их вызвал в Москву и сообщил им, что они сняты, назначив на их место Пономаренко и Брежнева.
Хрущев решил вернуться к дореволюционному ленинизму — к слиянию наций.
Мы видели, что до революции Ленин был врагом любой формы федерации для России. Республику, которую он провозгласил после захвата власти, он сначала объявил просто Российской советской республикой. Только на III съезде Советов 25 января 1918 года Ленин, предчувствуя опасность распада Российского многонационального государства, в случае если он будет настаивать на унитарной форме правления, решил объявить Российскую республику Российской федерацией (РСФСР).
Ленин скоро увидел, что даже такую форму федерации отвергают как национальные коммунисты, так и нерусские народы. Их пугало и отталкивало слово «Россия». И вот, когда в 1922 году русские и национальные большевики решили объединить независимые советские республики в одну новую федерацию, то тогда и возник новый тип федерации — СССР.
По конституции СССР, к компетенции правительства в Москве были отнесены только шесть отраслей государственного управления:
- иностранные дела,
- военно-морские дела,
- внешняя торговля,
- пути сообщения,
- почта и телеграф,
- финансы.
Во всех остальных отраслях государственной жизни федерированные советские республики оставались суверенными. Соответственно были созданы и правительственные органы власти (наркоматы): одни двойного подчинения, как ВСНХ, продовольствия, труда, финансов и РКИ, другие только местного подчинения — как наркоматы внутренних дел, юстиции, просвещения, здравоохранения, социального обеспечения. Конечно, было единое централизованное коммунистическое руководство над всеми республиками, но и здесь ленинский устав оговаривал автономии национальных компартий в решении местных проблем. Некоторые из этих прерогатив ленинской конституции, в том числе и право свободного выхода союзной республики из состава СССР, перекочевали и в сталинскую конституцию 1936 года. Конечно, любая конституция при однопартийной системе — пустая бумажка, одна лишь проформа, чтобы придавать диктатуре партии видимость правового государства. И все-таки Сталин предпочитал проформу, сохраняя федерацию квазисуверенных национальных республик.
Хрущев пришел к выводу, что наступило время подумать не только о конкретных сроках наступления коммунизма, но и о слиянии наций, как это предусматривает сама цель коммунизма. Обе эти проблемы Хрущев поставил в третьей Программе партии, установив для решения первой проблемы совершенно конкретный срок — построить коммунизм через 20 лет (1961–1980), а вторая проблема была сформулирована в Программе на эзоповском жаргоне партии, а потому не была понята. Между тем расшифровать эзоповский язык было нетрудно. Хрущев хотел не больше и не меньше, как превращения национальных республик в географические понятия. Вместо сталинской формулы «расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур», Хрущев и его шеф-идеолог Суслов выдвинули новую формулу, о которой уже говорилось: «расцвет и сближение наций». Из этой формулы намеренно была исключена «национальная форма» Сталина, то есть национальный язык как главное орудие любой национальной культуры. Причина ясна: когда произойдет «слияние наций» через «сближение», то и язык будет для всех один — русский.
Первой ступенью к слиянию наций и созданию единой коммунистической нации и является новая социальная общность — так называемый «советский народ».
Стыдливо избегая упоминать дореволюционную формулу Ленина «целью социализма является не только сближение наций, но и слияние их» (Ленин, Соч., т. 22, IV изд., стр. 135–136), «Программа КПСС» говорит, что задача партии — это «дальнейшее сближение наций и достижение их полного единства». (Программа КПСС, 1961 г., стр. 112–113).
Посмотрим, как рисовалась в Программе партии судьба союзных республик в ближайшие два десятилетия. Сначала оговоримся, что текущая национальная политика Хрущева в вопросах управления, как и его общая политика, была более либеральная, более умеренная и более терпимая после тридцатилетней тирании Сталина.
В ряде законов и актов 1957 года значительно были расширены права союзных республик. Однако в главном и решающем положение не изменилось: суверенитет союзных республик как был, так и остался фиктивным. Им расширили круг административных полномочий, не трогая их вассальный статус. Ведь в законоинициативе и законотворческой деятельности между «суверенной» союзной республикой, скажем, Узбекистан и простой административно-территориальной единицей (скажем, Орловская область) никакой абсолютно разницы нет. ЦК партии Узбекистана имеет те же права и обязанности, что и Орловский обком партии (сам Устав КПСС ставит центральные комитеты компартии союзных республик в один ряд с обычными обкомами РСФСР в отношении их прав и обязанностей).
Органы верховной власти в Узбекистане — Верховный Совет и Совет Министров — осуществляют ту же «законодательную» и административную власть, что Орловский областной совет и облисполком с той только разницей, что в Узбекистане дублируют уже принятые в Москве законы, как свои собственные, а Орловская область проводит их в жизнь без дублирования. Поэтому не было ничего удивительного и неожиданного, когда Кремль записал в свою Программу следующее положение:
«Развернутое коммунистическое строительство означает новый этап в развитии национальных отношений в СССР, характеризующийся дальнейшим сближением наций и достижением их полного единства… Границы между советскими республиками в пределах СССР все более теряют свое былое значение» (Программа КПСС, 1961, стр. 20).
В Программе сказано и об общем языке для всех наций СССР:
«Русский язык фактически стал общим языком общения и сотрудничества всех народов СССР» (там же, стр. 22).
Что в Программе речь шла о ликвидации давно несуществующей федерации союзных республик в ближайшем будущем, было видно из интерпретации Программы авторитетным органом Академии наук СССР — журналом «Советское государство и право». Вот что писал названный журнал по свежим следам принятия Программы:
«В настоящее время вопрос о национальных взаимоотношениях в СССР имеет лишь прямо коммунистическую постановку — достижение всестороннего единства советских наций с конечной перспективой их полного слияния… если раньше степень федерирования, характер национальной государственности, юридическое содержание национально-государственных границ имели значение гаранта национальной свободы, то теперь они по существу не имеют больше такого смысла… Уже сейчас можно с уверенностью сказать, что с этой стороны национальная государственность и федерация в целом выполнили свою историческую миссию» («Советское государство и право», М., 1961, № 12, стр. 15, 23).
