Андрей Буровский - Холокост. Были и небыли
И получается, что уникальная политика нацистов в оккупированном СССР была возможна потому, что ее поддерживало огромное количество местных жителей: украинцев, белорусов и русских. Поддерживали более активно, чем население не только Польши, но и Германии.
Этот вывод подтверждается и таким фактом: во время оккупации выходило «от двухсот до четырехсот периодических изданий на русском, украинском и белорусском языках»{178}.
Многие из этих изданий были заводскими многотиражками с чуть измененными названиями. Вплоть до анекдотического: «Газета Мариупольского завода имени бывшего Ильича». Не надо думать, что эти газеты были маленькие и существовали строго за счет подачек от нацистов. Ничего подобного! «Тираж таких газет, как «Новый путь» (Смоленск) и «Речь» (Орел), доходил до 100 тысяч экземпляров»{179}.
О содержании говорит хотя бы творение из одной такой газеты:
Все жиды да жиды, не податься никуды.
Жид заведует в колхозе, мужик роется в навозе.
Долго жили мы в беде и не ждали помощи,
Слава Богу, Гитлер спас от жидовской сволочи{180}.
В этой прессе геноцид практически не скрывался! Вплоть до статистики: раньше было столько-то евреев, а теперь проживает столько-то. Эта пресса много писала о гетто, об истреблении евреев в других странах Европы. Били и по сочувствию к евреям. Приводились данные: когда во Франции начались депортации, некоторые из них надели желтые звезды, но тут же были арестованы.
Газета «Голос Крыма» стала издаваться через день после истребления 14 000 евреев в Симферополе, и в первом же ее номере помещены три статьи, оправдывающие и декларирующие необходимость избавления от еврейства.
Некоторых евреев, которые были арестованы в начале 1950-х годов НКВД, поразило больше всего — следователи НКВД говорили с ними на языке этих оккупационных газет! Например, «мифы о зверствах еврейских врачей, помогавших НКВД»{181}, печатались и в оккупационной прессе. Мифы там или не мифы — разобрать трудно, но ведь каков источник вдохновения!
Принято считать, что это происходит за счет «влияния буржуазной пропаганды». Но может быть, не только в этом дело?
Удивляться ли тому, что «многие пережившие Шоа не хотели рассказывать детям и внукам о пережитом. Некоторые сознавались, что говорят о виденном впервые»{182}. Ведь евреи, пережившие Шоа, прекрасно знали — не только оккупанты хотели их уничтожить. С таким и самому жить непросто, и детей хочется прикрыть.
Это отсутствие перспективы, ощущение бессмысленности сопротивления, своей заброшенности в беспощадном мире, видимо, и делало евреев такими пассивными. В западных областях Белоруссии и Украины, входивших в Речь Посполитую, все-таки было иначе. Тут были и гетто, и восстания в гетто — почти как в Польше.
Ну, и еще неожиданность. Зондерфюрер СС писал в июле 1941 года представителю имперского министерства оккупированных областей при Верховном Командовании Армии:
«Поразительно, как плохо евреи осведомлены о нашем к ним отношении и о том, как мы обращаемся с евреями в Германии и не такой уж далекой Варшаве. Не будь этой неосведомленности, был бы немыслим вопрос с их стороны, проводим ли мы разницу в Германии между евреями и другими гражданами. Если они и не ожидали, что при немецком управлении будут пользоваться теми же правами, что и русские, они все же думали, что мы оставим их в покое, если они будут прилежно продолжать работать»{183}.
Наносимый нацистами удар был ужасен еще и потому, что оказался внезапен. И необходимо различать еще Белоруссию и Украину. По словам «доверенного лица немецкого командования» — белоруса из Литвы, впервые приехавшего в Белоруссию в августе 1942 года:
«Для белорусов не существует еврейского вопроса. Это для них чисто немецкое дело, не касающееся белорусов. И тут сказалось советское воспитание, не знающее различия между расами. Евреям все сочувствуют и их жалеют, а на немцев смотрят как на варваров и палачей евреев… еврей, мол, такой же человек, как и белорус»{184}.
Но в то же время из отчета немецкой «полиции имперской безопасности»: «ожесточение украинского населения против евреев чрезвычайно велико, так как их считают ответственными за взрывы в Киеве. На них смотрят так же, как на осведомителей и агентов НКВД, организовавшего террор против украинского народа»{185}.
В Белоруссии в октябре 1941 года: «…местное население, когда оно предоставлено самому себе, воздерживается от какой-либо акции против евреев. Правда, от населения поступают коллективные заявления о терроре со стороны евреев при советском режиме или оно жалуется на новые проделки евреев, но в нем нет готовности принять какое-либо участие в погромах»{186}.
В материалах Нюрнбергского процесса есть официальный немецкий отчет о том, как в Борисове русская полиция 20 и 21 октября 1941 года уничтожила 6500 евреев. При этом автор отчета отмечает, что истребление евреев отнюдь не встретило массового сочувствия у населения.
«Глаза последних (неевреев. — А.Б.) выражали либо полную апатию, либо ужас, так как сцены, разыгрывающиеся на улице, были страшны. Неевреи, может быть, еще накануне истребления евреев считали, что евреи заслужили свою судьбу; но на следующий день было ощущение: «Кто приказал такую вещь? Как это возможно было убить 6500 евреев всех сразу? Сейчас убивают евреев, а когда придет наш черед? Что сделали эти бедные евреи? Они ведь только работали. Действительно виновные, конечно, находятся вне опасности»{187}.
Из отчета доктора Иоахима Кауша в июне 1943 года, после «инспекционной поездки» по Украине и Крыму:
«Украинцы довольно равнодушно наблюдали истребление евреев. При последних операциях по истреблению евреев прошлой зимой несколько деревень оказало сопротивление»{188}.
Еврейские партизаныУже из последней цитаты видно — истребление было. И говорили о нем достаточно откровенно. На территории СССР евреи были поставлены перед простой и жесткой альтернативой — бегство или смерть. Если не удавалось бежать вслед за советскими войсками — бежали в леса. В том числе бежали люди, совсем неподготовленные к жизни вне цивилизации, больные, обремененные семьями, да к тому же бежали накануне зимы 1941/42 года. Лишь бы уйти в лес, подальше от нацистов, а там будь что будет.
Само собой возникло удивительное явление: семейные лагеря, где скапливались тысячи и десятки тысяч беженцев. В таких лагерях поневоле шло образование еврейских партизанских отрядов — надо же было охранять свои семьи. Эти евреи, как правило, не имели своего собственного оружия и добывали его в бою или покупали у полицаев, уголовников либо (через третьих лиц) у немецких солдат.
Партизанские отряды возникали как грибы после дождя, но даже у молодых боеспособных евреев, которые хотели бы войти в партизанский отряд, порой возникали трудности странного рода… «Быть принятым в советский отряд было не легкой задачей. Были отдельные русские отряды, которые принципиально не принимали евреев. Они мотивировали это тем, что евреи будто бы не умеют и не хотят бороться».
Так что оружие нужно было не только чтобы отбиваться от немцев. Ничуть не меньшую опасность для евреев в семейных лагерях представляли партизанские отряды белорусов и особенно украинцев: эти отряды охотно нападали на евреев.
Для партизан просоветского направления евреи еще и были «одними из своих», да и то чисто теоретически. Скажем так: советские не исповедовали идеологии, которая заставляла бы их быть враждебными евреям. Но и тут были командиры партизанских отрядов, которые без всяких приказов, «сами по себе» не любили евреев и не принимали их к себе. Или в отряде складывалась группа, которая не хотела иметь дела с евреями: идейно или просто по укоренившейся привычке не принимать евреев в свои дела.
Казалось бы, евреи должны быть просто идеальными партизанами: уж они-то никак не могут перекинуться к противнику. Но есть информация, что нацисты использовали евреев в качестве своих шпионов, именно пользуясь такой их репутацией. Не исключаю, что в каких-то случаях могло быть и так, но что стоит за этими сведениями: честная работа еврея-агента на гестапо (что очень трудно себе представить) или посылка агента, чья семья взята в заложники (что представить себе уже проще). И уж наверняка на одного реального агента нацистов приходился не один десяток «липовых».
Был случай, когда возле города Борисова в партизанском отряде расстреляли еврейскую семью с пятилетним ребенком: якобы их подослали немцы{189}.
В другом случае в партизанский батальон в районе Мстиславля пришла радиограмма из Центра: «По имеющимся точным данным, немцы направляют из гетто евреев для отравления колодцев в местах сосредоточения партизан»{190}.