Джули Федор - Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности
Церковь также официально поддерживала органы госбезопасности своим участием и в других церемониях. В июле 2005 года патриарх наградил директора ФСБ Патрушева и директора СВР (Службы внешней разведки) Лаврова за вклад в развитие сотрудничества церкви и государства[892], а в 2006-м вручил Черкесову орден святого мученика Трифона за вклад в борьбу с наркоманией и за «сотрудничество с церковью в делах духовно-нравственного оздоровления общества»[893]. Церковные иерархи награждали и превозносили глав региональных УФСБ за помощь в возвращении церковного имущества[894]. Как сообщают, церковные власти также поддерживали политические кампании некоторых региональных руководителей УФСБ во время губернаторских выборов[895]. Настоятель храма на Лубянке заседает в недавно созданном Общественном совете ФСБ, в задачи которого входит формировать общественное мнение о деятельности ФСБ[896].
Тем временем церковь занялась созданием и популяризацией нового пантеона православных святых, связанных с конкретными подразделениями ФСБ. О святых, покровительствующих войскам специального назначения, к примеру, повествуется в книге архиепископа Николая Погребняка, вышедшей в 2008 году и удостоенной премии ФСБ[897]. Этот процесс стал частью более широкой тенденции возрождения «духовных традиций русского воинства»[898].
Отношения церкви и ФСБ подкрепляются также новыми традициями. Многие из них проводятся на государственных границах Российской Федерации. В середине 1995 года было подписано соглашение между православной церковью и тогдашней Федеральной пограничной службой (ФПС) о духовном воспитании пограничников[899].
В новых традициях, связанных с государственными границами, фигурирует Илья Муромец, защитник родины. В 1999 году во многом благодаря инициативе патриарха Русской православной церкви Илья Муромец был объявлен святым покровителем российских пограничников (которые сейчас входят в структуру ФСБ)[900]. Московский патриархат назвал Илью Муромца первым русским пограничником и заступником своих современных последователей, их «незримым братом по оружию и небесным покровителем»[901]. В 2003 году капсула с частицей мощей Ильи Муромца была заложена в основание новой часовни для пограничных войск в Петропавловске-Камчатском[902].
Илья Муромец является святым покровителем ФСБ и в более широком смысле. В упомянутом выше храме ФСБ на Лубянке, например, есть икона Ильи Муромца[903]. Кроме того, церковь и органы госбезопасности совместно возводят новые храмы в его славу. Так, в 2003 году ветераны ФСБ и МВД финансировали постройку одного такого храма в Краснодаре. В его фундамент была заложена еще одна капсула с частицей мощей Ильи Муромца[904].
Фигура Ильи Муромца была востребована на разных этапах российской истории. Цари, патриархи и идеологи всех мастей подчеркивали нужные им качества этого персонажа для поддержки собственных интересов и взглядов на российскую историю[905]. Илья Муромец был центральной фигурой в спорах о российском империализме и экспансии, о российской национальной идентичности, в частности в связи с отношениями России с внешним миром. Славянофил Константин Аксаков объявил его воплощением «русского человека» на том основании, что он выступал в качестве защитника, а не агрессора. Этот аргумент часто приводят современные крайние националисты, утверждая, что «русский народ миролюбив. В этом не приходится убеждать того, кто хоть сколько-нибудь знаком с внутренним, духовным обликом среднего русского человека. <…> И все-таки, несмотря на природное миролюбие, русскому народу пришлось воевать без конца»[906].
Пожалуй, именно в связи с этим фигура Ильи Муромца наиболее полезна для чекизма, ведь она поддерживает мысль о том, что чекисты, по существу, действуют во благо, мобилизуются только перед лицом внешних врагов и угроз, применяют силу вынужденно и т. д. Журналисты помогли закрепить эту ассоциацию чекистов с Ильей Муромцем. Например, Виктора Маслова, главу УФСБ Смоленской области, ставшего ее губернатором, прозвали в местной прессе «Ильей Муромцем»[907].
Итак, сферу госбезопасности дополнил духовный аспект. Вместе с тем и сама духовная сфера подверглась секьюрити-зации[908]. То есть концепция безопасности была расширена до сферы, традиционно с нею не связанной. К рассмотрению секьюритизации духовной и прежде всего религиозной сферы мы сейчас и обратимся.
Духовная безопасность и религиозная свобода
Цель всех тоталитарных сект <…> прийти к власти. Они не стремятся к немедленной прибыли; они вкладывают средства, наращивают свое влияние и готовятся к захвату власти.
Александр Дворкин, из брошюры «Десять вопросов незнакомцам, или Руководство для тех, кто не хочет быть завербованным», опубликованной Московским патриархатом в 1995 годуПатриарх в своей речи на церемонии освящения храма ФСБ в 2002 году так определил объект духовной безопасности: «Сегодня под угрозой оказалась и духовная безопасность России, потому что в нашу жизнь врываются силы, которые калечат души людей и пытаются заполнить духовный вакуум, который образовался в сердцах в результате 70-летнего атеистического воспитания»[910].
Утверждение патриарха выявляет, пожалуй, самую непосредственную и явную из всех нынешних забот о духовной безопасности — и касается она религиозной жизни и религиозной свободы в России.
За последние два десятилетия российский религиозный ландшафт существенно изменился. В атмосфере эйфории в 1990 году был принят либеральный Закон «О свободе вероисповеданий»[911]. Однако уже к середине 1990-х критики стали призывать к его отмене, называя его «законом Соединенных Штатов Америки, действующим на территории России»[912]. Начало усиливаться мощное антиконфессиональное движение, основным центром которого был Московский патриархат Русской православной церкви. Это движение превратилось в одну из главных сил, которая вынесла на повестку дня проблему духовной безопасности. Периодически возникали столкновения с защитниками права на свободу вероисповедания и религиозными группами, представлявшими меньшинство. Согласно Ясманну, ксенофобские силы в Верховном Совете пытались внести в 1993 году поправки, нацеленные на ограничение деятельности иностранных религиозных конфессий на том основании, что национальные духовные ценности являются объектом государственной безопасности[913].
Споры о том, как выстраивать отношения с «нетрадиционными» религиозными организациями, достигли апогея в середине 1990-х годов и завершились принятием нового Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» в сентябре 1997 года. Закон этот противоречит Конституции РФ. В Конституции РФ, принятой в 1993 году, говорится, что Российская Федерация является светским государством, в котором все религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом. Однако закон 1997 года закрепляет привилегированное положение православной церкви и вводит иерархию для всех прочих религий, так же как и разнообразные ограничения, в силу которых «нетрадиционным» религиям сложнее получить разрешение действовать на российской территории[914].
После распада СССР напористые иностранные миссионеры действительно превратились в настоящую проблему во многих уголках России. Но ответственность за рост религиозного напряжения лежит также на антиконфессиональном движении и Александре Дворкине в частности. Дворкин стал популяризатором нового термина «тоталитарная секта», вооружив претендентов на роль защитников российской духовной безопасности их главным пугалом. Впервые Дворкин употребил этот термин в 1994 году. Вскоре его позаимствовал Московский патриархат Русской православной церкви, некоторые представители Римской католической церкви и нескольких протестантских церквей[915]. Это удобное, эмоционально насыщенное и даже «политически корректное» определение стало применяться по отношению к разнообразным новым религиозным движениям, в основном иностранным, которые стали активно действовать в России в начале 1990-х годов. Необоснованную статистику, приведенную Дворкиным, о широком распространении тоталитарных сект по всей России и о числе людей, вовлеченных в них, стали цитировать журналисты, тем самым обеспечив ей правдоподобие[916]. К тому же Московский патриархат одобрял некорректные и порой нелепые работы Дворкина по этому вопросу. Между тем определение «тоталитарный» в описании новых религиозных движений давало противникам сект возможность представляться защитниками прав членов сект — в связи с этим, к примеру, конференция, проходившая в январе 1996 года в Петербурге, называлась «Тоталитарные секты (деструктивные культы) и права человека».
