Виктор Безотосный - Все сражения русской армии 1804‑1814. Россия против Наполеона
Можно и нужно сравнивать полководческое мастерство военачальников в тот период. При анализе наступательных операций Великой армии в 1807 г. возникает такое чувство, что уверенный в себе и в своей армии Наполеон, даже допуская ошибки, всегда был твердо убежден, что в ближайшие дни сможет нанести поражение русским. Его уверенность базировалась и на численном преимуществе, и на применении верной стратегии и тактики. На Беннигсена же, безусловно, воздействовало и давило бремя наполеоновской славы при принятии решений. Он, в целом правильно понимая стратегическую обстановку и обладая стратегическим чутьем, постоянно испытывал цейтнот, не успевал парировать удары и адекватно реагировать на действия своего противника. Торопился не опоздать и опаздывал, боялся совершить фатальную ошибку и допустил ее, ввязавшись в ненужное сражение при Фридланде.
Да, недостатков у русских войск хватало с лихвой: организационная отсталость, несовершенство тактической и боевой подготовки, косность крепостнических порядков в армии, явные пороки в снабжении (не случайно после 1807 г. чиновников провиантского комиссариатского ведомств лишили права носить армейские мундиры) и множество других недочетов и изъянов. По большинству показателей русские проигрывали французам как по качеству войск, так и по опыту. Но если взять Польскую кампанию, то семь месяцев армия Беннигсена (достаточно немногочисленная) смогла в целом относительно успешно держаться между Вислой и Неманом и противостоять «страшному военачальнику» – Наполеону. В основном русские достаточно успешно вели арьергардные и оборонительные бои, а наступательных операций практически и не было. Возникает вопрос: а был ли шанс у русской армии одержать победу в 1807 г.? Если проанализировать все составляющие процесса военных действий, то можно сделать неутешительный вывод, что вероятность подобного исхода была крайне мала в силу уже перечисленных причин, вытекавших из недостатков русской армии и достоинств французской (численное преимущество более опытного противника, качество боевой подготовки, применение передовой тактики, субъективный фактор – полководец, обладавший редким даром военной импровизации на полях сражений и др.). Кроме того, важное значение имел фактор Аустерлица (вообще побед французского оружия), он довлел над всеми противниками Наполеона, сковывал их инициативу, опасаясь неординарных шагов французского полководца, заставлял их отказываться от активной роли и обрекал на оборонительный характер действий.
Но сам опыт, даже неудачный, был сам по себе очень важен. Он заставил правящие круги обратить внимание на военную сферу как на область отставания. Не случайно, что после кампаний 1805–1807 гг. начинается постепенный, но интенсивный процесс обновления высшего командного состава, выдвижения на генеральские должности в полевых войсках способных и талантливых офицеров не за выслугу лет по старшинству, а за отличие на полях сражений. Именно это поколение «отличившихся» молодых генералов и офицеров затем позднее, в 1812–1815 гг., и привело армию к окончательной победе над Наполеоном (121) .
Поражения не только выдвинули на авансцену генералов‑практиков, но заставили правительство взяться за военное реформирование, многие элементы которого являлись прямым заимствованием военного дела у французов, а также обратить пристальное внимание на тактику и военную организацию Наполеона (122) . Уже в 1806 г. после Аустерлица была введена, хотя и чисто схематически, дивизионная система организации. Главное же, что все обучение и боевая подготовка войск постепенно стала строиться по французским канонам. Это очень точно после 1807 г. подметил посол Наполеона в С.‑Петербурге А. де Коленкур в своих докладах в Париж: «Музыка на французский лад, марши французские; ученье французское». Особенно ощутимо это влияние сказалось на военной форме русских сухопутных войск. Тот же Коленкур по данному поводу заметил: «Все на французский образец: шитье у генералов, эполеты у офицеров, портупеи вместо пояса у солдат...» (123) . Александр I предпочел начать реформы с того, чем традиционно всегда все мужские представители династии Романовых занимались с особой любовью – с изменения униформы. Будущий герой 1812 года генерал Н.Н. Раевский писал из Петербурга в конце 1807 г.: «Мы здесь все перефранцузили, не телом, а одеждой – что ни день, то что‑нибудь новое» (124) . Действительно, наполеоновская униформа в то время диктовала военную моду в Европе, и переобмундирование русских войск лишь знаменовало переход к новым подходам к военному делу. Изменения коснулись и других сфер: среди офицерской молодежи стало модным изучение работ молодого военного теоретика Наполеоновской эпохи А. Жомини, в боевой и повседневной жизни армии стали активно применяться элементы тактики колонн и рассыпного строя, до 1812 г. были внедрены новые уставы и практические инструкции по обучению и боевой подготовке войск, усовершенствовали дивизионную и ввели постоянную корпусную систему организации армии, разительные перемены произошли в высшем и полевом управлении сухопутных войск. Успели сделать многое (хотя и не все): подгонял страх потерпеть большое поражение, от которого можно было и не оправиться.
Глава 5 Тильзитский мир и политика Тильзита
Эпоха злополучий?
В свое время П.Г. Дивов, современник событий, очень метко охарактеризовал грядущую военную ситуацию для России после 1804 г.: «Тут начинается эпоха великих злополучий» (125) . Отправляясь на войну в 1805 г., Александр I надеялся погреться в лучах славы русских побед над Наполеоном. Сделать это ему не удалось. Но в истории российской армии Аустерлицкую битву можно назвать второй «Нарвой». Без этого унизительного проигрыша не было бы и будущих побед. Во всяком случае, уже тогда стали очевидны огрехи и недостатки предшествующего периода подготовки войск и высшего командного состава, необходимость военных реформ. После кровопролитной кампании между русскими и французскими войсками 1807 г., закончившейся поражением русской армии под Фридландом, наполеоновские полки остановились на р. Неман, а боевые действия были прекращены. Это была вторая знаковая неудача русской армии после Аустерлица.
Правда, положение России нельзя в тот момент охарактеризовать как критическое. Имелись воинские резервы, чтобы быстро подкрепить и восстановить численность действующей армии, да и время, пространство и близость тылов играли бы на руку русским в случае продолжения боевых действий. Например, главнокомандующий русской армией Л.Л. Беннигсен, докладывая о результатах сражения под Фридландом, лишь «заключал свое донесение мнением о необходимости вступить в переговоры с неприятелем, чтобы выиграть несколько времени, нужного для вознаграждения потерь, понесенных армиею» (126) . Но военные неудачи, непомерные финансовые расходы, сложная политическая ситуация (Россия одновременно вела еще войны с Турцией и Персией), боязнь внутренних потрясений в результате наполеоновской пропаганды, союзнический «эгоизм» англичан (можно сказать, полная бездеятельность и отказ от реальной военной и финансовой помощи) и усиление русско‑британских разногласий (127) , да и неуверенность генералов в возможном успехе на полях сражений, заставили российского императора Александра I вступить с Наполеоном в переговоры о мире. В какой‑то степени у России на тот момент были исчерпаны средства (но не силы) борьбы с Наполеоном. Приходилось поневоле «по одежке протягивать ножки», да и затяжная война слишком многим в петербургских верхах казалась делом рискованным и бесперспективным.
Вот как, например, оценивал причины заключения Тильзитского мира дореволюционный специалист по внешней политике С.С. Татищев, считавший, что поражения России в этот период были обусловлены во многом руководством тогда русской дипломатией людьми – «инородцами по происхождению»: «Как ни разнообразны причины, побудившие императора Александра заключить мир в Тильзите и вместе с тем изменить всю политическую систему, не подлежит сомнению, что в числе их было и убеждение в бесплодности политики, которой он придерживался дотоле, истощая все силы России для защиты неблагодарных и завистливых союзников, жертвуя им притом и нашими существеннейшими государственными интересами» (128) . Можно только частично согласиться с подобными выводами. В свое время советский историк В.Г. Сироткин, проанализировавший мнения трех основных придворных группировок в царском окружении 1807 г., пришел к выводу о том, что несмотря на разногласия в подходах, в целом «еще до Фридланда в русских правящих кругах и общественном мнении отчетливо прослеживалась тенденция к мирному завершению вооруженного конфликта с Францией» (129) . В такой обстановке в маленьком провинциальном городе Тильзите 9(21) июня 1807 г. между сторонами было подписано военное перемирие на один месяц, которое Александр I ратифицировал 11(23) июня, после чего последовал стремительный калейдоскоп важных событий. Они мгновенно и круто изменили внешнеполитический курс российского тяжеловесного государственного корабля.
