Валерий Киселев - Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку
Расход боеприпасов огромный, но это никого не смущает. Пусть лучше уйдет в белый свет лишняя сотня снарядов, сгорит в ответ на один выстрел целое село, чем погибнут нынешние Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой. Командир одной из батарей самоходных орудий рассказал, что только по целям в районе села Самашки его батарея выпустила 400 снарядов калибра 152 миллиметра. Кстати, каждый снаряд стоит одну тысячу рублей. Дивизион самоходок гвардейского артиллерийского полка за два месяца выпустил по одной тысяче снарядов на орудие, ракетный дивизион «Градов» – две тысячи зарядов. И колонны «КамАЗов» со снарядами подходят к позициям одна за другой. В артполку на земле готовой к использованию лежала гора зарядов для «Градов» – четыре тысячи единиц.
Пехота уверена, что артиллерия не даст противнику поднять головы и смешает его с землей. Чеченцы с ужасом ждали 19 ноября – Дня артиллерии. В эту ночь под Грозным творилось нечто ужасное. Зарево и сполохи были по всему горизонту. Стреляли не только «Грады», но и могучие «Ураганы» и «Смерчи». Жутко даже представить, что сейчас на месте их разрывов. Самоходки неподалеку от нашего места расположения стреляли по Грозному всю ночь почти без передышки.
В гвардейском самоходно-артиллерийском полку подполковника Аркадия Королькова за первые два месяца операции к наградам были представлены 58 наиболее отличившихся солдат и офицеров, 10 человек – досрочно к очередным званиям. За этими цифрами – труд многих людей, сотни спасенных жизней своих солдат.
Сейчас армия боится только одного: приказа «Стой!» Эти слова приходилось слышать много раз от командиров различных уровней. Рассказывали, что командующий группировкой генерал Шаманов обещал снять с себя погоны, если армия будет выведена политиками из Чечни, не одержав победы над бандитами.
Части полковника Сергея Юдина расположились на территории Грозненского газоперерабатывающего завода. Под видом рабочих, а на заводе имелись и подземные коммуникации, здесь занимали оборону до трехсот боевиков. Все они были выбиты отсюда. В этом полку к званию Героя России был представлен командир роты Игорь Заврайский. Его рота, действуя умело и без потерь, захватила высоту, потом, наращивая успех, захватила и вторую, которую оборонял батальон дудаевского полка. Причем в этих боях в роте Заврайского был ранен всего один человек, да и то в мизинец. Потери противника убитыми составили около 50 человек.
– А пленных мы стараемся не брать, – твердо сказал командир полка и подчеркнул, что за своих погибших полк отомстил конкретно тем, кто в этом виноват.
Кому война, а кому мать родна
– Лежу на диване, смотрю телевизор: бегущей строкой объявление военкомата о наборе на контрактную службу. А почему бы не повоевать? Я каменщик, а полгода сижу без работы, – рассказал один из солдат российской армии в Чечне.
Так, прямо с дивана, и пошли большинство из них на войну. Тульские, орловские, ивановские, нижегородские мужики – как будто вся Россия поехала в Чечню на заработки. Только зарабатывают они – автоматом.
Одни из них в мирной жизни были токарями и шахтерами, другие – отчаялись найти заработка в деревне. Пулеметчик из Тульской области оказался директором сельского дома культуры, приехал в Чечню заработать клубу на электрогитару.
– Стыдно сказать, кто я был в мирной жизни, – рассказал сибиряк-гранатометчик, – товаровед по пушным и меховым изделиям. А в долгах был – как в шелках.
Парень из Воронежа:
– Сказал матери, что поехал в Москву выбивать долги у братков, а сам – в Чечню.
– Мой земляк, деревенский, после первой войны в Чечне получил двадцать восемь тысяч – и заплакал: «Сроду в колхозе таких денег в руках не держал…» – рассказал бывший наладчик на ткацкой фабрике из Иванова.
Для большинства контрактников деньги, заработанные в Чечне, – главная часть семейного бюджета. Но тех, кто гонится только за деньгами, презирают.
– У нас три повара в батальоне – готовят так, что пора убивать, – а каждый вечер считают на калькуляторе, сколько за день заработали, потом галетами хрустят, как мыши, – выругался водитель грузовика.
– А я воюю уже семнадцать лет, – рассказал снайпер Максим из Липецка. – Но не из-за денег: адреналин меня гонит на войну!
Максим прошел все горячие точки бывшего Союза, воевал в Африке в составе Французского иностранного легиона. Настоящий «дикий гусь». В Чечне не принято спрашивать, какой у кого личный боевой счет, но все же не удержался и, глядя на его снайперскую винтовку, спросил.
– Подтвержденных – семьдесят семь, – не без гордости ответил Максим. – Здесь – один. Пока. Всяких убивал: белых, черных, рыжих.
Даже не верится, что Максим закончил университет и два техникума, по основной специальности – металлург.
Встретил я в Чечне и своего коллегу. Юрий работал журналистом в одной из газет Иванова, но понял, что автоматом он заработает больше, чем пером. Эта война для него – вторая. Мечтает когда-нибудь сесть за книгу, потому что впечатлений хватает.
Контрактники в среднем составляют 30–40 процентов от общего количества личного состава российской армии в Чечне. Немало среди них и награжденных за первую кампанию, как, например, Дмитрий Солунин, автоматчик из Иванова. Здесь он снова представлен к награде. Если бы вся армия состояла из таких, как он, непьющих и рассудительных мужиков с генами суворовских солдат, – война наверняка закончилась бы быстрее и с меньшей кровью и грязью.
«Его хоть каждый день умывай…»
Отличить контрактника от солдата срочной службы в Чечне просто: срочники почти все чумазые. Контрактники за собой следят, все выглядят молодцевато, свежевыбритые. Лишь в одну берлогу когда зашел, подумал сначала, что попал в общую камеру СИЗО, но нет, пригляделся – на нарах гранатомет, а из-под грязных подушек торчат автоматы. В палатках контрактников – идеальный порядок: одеяла заправлены, некоторые приспособили печки под отопление соляркой – через медицинскую капельницу. На ночь, говорят, литров сорока хватает. С дровами туго, это артиллеристам хорошо – у них снарядные ящики можно разбивать, а пехота топит печки всем, что под руку попадется. На Грозненском газоперерабатывающем заводе печки топили рамами из окон цехов, на дрова разбирали полы. О том, что когда-нибудь все это придется самим же восстанавливать, никто не думает.
– Его хоть каждый день умывай, все равно как поросенок, – сказал об одном срочнике сержант-контрактник.
Спросил паренька родом из Москвы, знает ли он, какое сегодня число.
– Не интересовался. Как будет Новый год – ребята скажут.
– Но вот вчера артиллерия особенно сильно стреляла. В честь какого праздника, как думаешь?
– Не обратил внимания. Да каждый день вроде бы так же стреляют…
Воды – дефицит, поэтому иной раз приходится выбирать: умыться или выпить чаю.
У солдат, пиливших бревно, чернозем под ногтями был, наверное, еще ставропольский, двухмесячной давности.
– Когда были в бане? – задумался паренек из Пензенской области. – А вообще-то – неделю назад. До этого месяц не мылись.
– Вшей не накопили?
– В голове – нет, – твердо ответил солдат.
– Срочники даже обрадовались, когда мы приехали, сразу повеселели, – рассказал контрактник Юра-журналист. – Научили их быстро ставить палатки, дров заготовили, умываться заставляем. Из десяти срочников нормальных солдат – один, не больше.
Впрочем, в Чечне за месяц-два и маменькины сынки становятся настоящими бойцами.
Человек, как известно, такая скотина, что быстро приспосабливается к любым условиям, но русский солдат всем иностранцам даст сто очков вперед в умении мгновенно налаживать элементарный быт. Остановилась колонна в чистом поле, и уже через минуту здесь звенят пилы, стучат топорики, без суеты поставили палатки, печки, нужники, уже и кухня дымит, а скоро и кашей с тушенкой запахнет. Войска за два месяца кампании в Чечне сменили по 15–20 мест дислокации, и всякий раз ставили лагерь. Поступит приказ сниматься с места – в считаные минуты весь скарб – в машинах, а на месте, где был лагерь, – чистота.
С трудом поверил, что четыре милых девушки-медички из гвардейского мотострелкового полка всегда сами ставят себе палатку.
– Но мы же военные, – обиделись они.
«А теперь я в медсанбате, на кровати весь в бинтах…»
Через медицинскую роту этого полка прошло за два месяца кампании около 50 человек раненых, рассказала врач-терапевт старший лейтенант медслужбы Татьяна Леангард. Этой хрупкой девушке из Санкт-Петербурга десятки солдат обязаны своим здоровьем, а то и жизнями.
– Несколько дней, когда шли бои за Рубежное, мы обрабатывали по десять-пятнадцать раненых в день, но обычно меньше.
– Как ведут себя раненые? Есть такие, что кричат от боли, плачут?
– Нет, мы же их промедолим (то есть вводим обезболивающие препараты. – В. К.), все ведут себя нормально. Они даже гордятся, что ранены в бою. Один раненый контрактник так переживал, что теперь не сможет отомстить за убитого в Чечне брата… Все хотят вернуться в полк, к друзьям, воевать дальше. Это мы по ним плачем, жалеем каждого.
