Георгий Кублицкий - По материкам и океанам
- Вот пойдете, увидите, а может быть, что-либо замечательное и сами найдете. Вы, русские, всё знаете, и только вам под силу такие работы, сказал князь и в заключение попросил: - Только, пожалуйста, никому не говорите то, что я вам сообщил о развалинах.
Собеседник крепко пожал ему обе руки.
Итак, этот город - не сказка, не выдумка! Сильно и радостно билось сердце путешественника. Первую путеводную нить ему дали Потанины. В книге, описывающей их странствования по Монголии и Китаю, упоминалось о древностях пустыни Гоби. Там был приведен рассказ кочевников о том, что где-то недалеко от реки Эцзин-Гол есть развалины крепостных стен и домов. Ничего более достоверного Потаниным узнать не удалось.
Но даже эти беглые строки взволновали тогда нашего путешественника, начавшего собирать сведения о старых караванных путях, об оазисе, который зеленел когда-то в долине Эцзин-Гола. Забытая древняя крепость овладела его мечтами. Он решил найти ее, но рассказал о своих замыслах лишь наиболее близким друзьям перед самым отъездом из Петербурга.
Однако нам давно пора назвать имя путешественника. Проникнуть к Хара-Хото собирался Петр Кузьмич Козлов, достойный ученик и спутник великого Пржевальского.
Ученик со славой продолжал в Центральной Азии дело учителя. Он участвовал в экспедиции на Тибетское нагорье, едва не погиб в горах Тянь-Шаня, много ходил по пустыне Гоби, сделал ряд крупнейших открытий в Восточном Тибете - Каме, побывал у истоков реки Меконг. Теперь началась новая его экспедиция, снаряженная Русским географическим обществом.
В пасмурное мартовское утро караван выступил к Эцзин-Голу. На прощанье старый князь шепнул путешественнику:
- Прощай! Я уверен, что ты попадешь в Хара-Хото и найдешь в нем немало интересного...
Козлов едет верхом впереди каравана. Как знакомо ему все вокруг пустыня с грядами холмов и руслами пересохших рек, стада пугливых антилоп и огромные грифы, висящие в воздухе, редкие колодцы и пыль старой караванной дороги... Скоро озеро Сого-Нор. Вон его серебряная полоска, словно затянутая движущейся сеткой. Это птицы. Сейчас самый разгар их весеннего перелета. Озеро еще не очистилось ото льда. Хлопьями снега над густосиними полыньями вьются чайки. То нежнобелые, то серебристые вереницы лебедей, журавлей, цапель плывут в небесной голубизне. Гул, писк, хлопанье крыльев несутся из прибрежных камышей. Ночами над озером победно трубят лебеди.
Короткий отдых у Сого-Нора - и снова пустыня.
Дует ветер, по-летнему знойный. Пыль скрипит на зубах, набивается в рот, уши, от нее першит в горле. Глаза воспалены.
Караван сбивается с пути. Пустыня не хочет открывать людям свои тайны.
Но под ногами верблюдов уже попадаются следы древних оросительных канав, хрустят черепки. Глинобитные субурганы - монгольские надгробия, издали похожие на небольшие остроконечные башенки, - стоят по одному, по два, по пяти, как бы указывая путь к засыпанному песками городу.
Козлов берет с собой несколько человек, запас воды, инструменты. Лошади скачут по высохшему руслу какой-то реки, над которым видны развалины небольшой крепости. Должно быть, здесь стояли передовые караулы Хара-Хото. Волнение Козлова и его спутников все растет...
- Вот он!
Стены с выступающими башнями, остроконечные субурганы, здание с куполом, как у мечети, поднимаются над морем песков. Через несколько минут всадники въезжают в мертвый город через его западные ворота.
Когда-то здесь кипела жизнь. Чередуются развалины больших глинобитных зданий, лавок, домишек бедноты, храмов, сложенных из обожженного кирпича. Высокие стены, толщиной в несколько метров, сохранили следы бойниц; но в одном месте зияет такая брешь, что через нее можно свободно проехать верхом. Уж не о ней ли говорит народное монгольское предание?
...В давние годы, о которых даже старики забыли, много караванных дорог сходилось у Хара-Хото, и несметные богатства накопил этот город за своими стенами. Его властелин был так силен, что не боялся даже китайского императора. Но в жестоких сражениях воины Хара-Хото были разбиты и скрылись за стенами родного города. Преследователи не могли взять его приступом. Тогда они отвели в сторону омывавшие город рукава реки, перегородив их запрудой из мешков с песком. Осажденных начала мучить жажда. Они стали рыть глубокий колодец, но до воды так и не докопались.
Властелин Хара-Хото решил дать последний бой. Он уже не верил в победу. Умертвив семью и зарыв в безводном колодце все богатства, он приказал разобрать брешь в стене там, где осаждавшие меньше всего ждали вылазки, и бросился во главе своих воинов на врага. После этого боя слава Хара-Хото закатилась навсегда. Властелин был убит. Императорские войска разорили город, предоставив пескам пустыни скрыть его развалины...
Козлов принялся за осмотр и измерения крепости. Лагерь устроили в середине города, у развалин, где приютился сыч, зловеще кричавший по ночам.
Раскопки продолжались с рассвета до первой звезды. Никто не чувствовал усталости: так возбуждали, радовали находки. Среди них были обрывки древних рукописей и книг, живопись по шелку, деревянные дощечки с различными изображениями, монеты - настоящие сокровища для науки, которая еще слишком мало знала о прошлом Монголии.
Петру Кузьмичу Козлову очень не хотелось покидать развалины после самых поверхностных раскопок. Но ведь поиски Хара-Хото не были главными в планах Географического общества, снарядившего экспедицию. Она должна была через пустыню Алашань пройти к озеру Куку-Нор, в китайскую провинцию Сычуань. Счастливое открытие уже и так задержало караван в Гоби.
Неохотно отдал Козлов приказ о выступлении на юг. Накануне похода он записал свои мысли: "Ночь быстро спустилась на вечно сонный, отживший город. Бивак скоро затих - все уснули. Мне как-то не спалось; я долго бродил по развалинам и думал о том, какая тайна скрыта в добытых рукописях, что откроют нам неведомые письмена?.. Скоро ли удастся разгадать, кто были древние обитатели покинутого города... Грустно становится мне при мысли, что назавтра в полдень мне суждено покинуть мое детище - Хара-Хото. Сколько радостных, восторженных минут я пережил здесь! Сколько новых прекрасных мыслей открыл мне мой молчаливый друг!"
В самую последнюю минуту, когда ящики с находками были уже упакованы, откопали пачку старинных бумажных денег с иероглифами и красными печатями. О том, что в древнем Китае уже были бумажные деньги, историки знали. Но редкий русский ученый мог похвалиться, что ему когда-либо удавалось видеть эти деньги.
Интересная находка показывала, что Хара-Хото таит еще много заманчивого для исследователя. Козлов отправил с монгольской почтой донесение в столицу о своих открытиях, которое могло заставить Географическое общество пересмотреть план экспедиции.
Двадцать пять дней затратил караван на преодоление песчано-каменистых просторов Алашаньской пустыни. Солнечные, жаркие дни нередко сменялись здесь ночами, когда вода замерзала в чайнике. Однажды налетела снежная буря такой силы, что вихри подхватывали и несли крупные камешки. Термометр показывал семь градусов холода.
После очень коротких привалов монголы снова погоняли верблюдов. Козлов считал, что пустыни нужно переходить как можно быстрее, не растрачивая драгоценных сил и энергии, необходимых путешественнику в далеких странствованиях. Он давно убедился, что однообразие и мертвенность пустынь удручают непривычного человека, могут породить тоску и вялость у самых сильных натур.
За хребтом Алашань, вздыбленным кручами известняковых скал, снова потянулись сплошные сыпучие пески. Солнце накаляло их до 70 градусов, и ноги жгло даже через подошвы сапог.
В июле 1908 года экспедиция вступила в пределы Китая. Месяц спустя она была уже у берегов Куку-Нора - "Голубого озера".
Козлов отделился от спутников и долго сидел на берегу, задумчиво смотря, как ветер гонит темносиние соленые волны высокогорного Куку-Нора. Тридцать пять лет назад здесь, у озера, стоял лагерь Пржевальского. И снова воскресло былое, их первая встреча, первый разговор. Когда это было? Давно... Но помнится так ясно, как будто все произошло вчера.
Воспоминания уносят путешественника все дальше, и видит он себя уже Петькой Козловым, учеником шестого класса в городке Духовщина, на Смоленщине. Тонкий, чуть сгорбленный, пощипывая бородку и пытливо поглядывая на учеников, стоит у стола Василий Порфирьевич Вахтеров, любимый учитель. О, как он умел рассказывать даже о самом скучном! А весной Василий Порфирьевич водил ребят в лес и учил с помощью астролябии делать съемку местности, наносить на план дороги, пашни, мельницы.
Минуло быстролётное детство, но юноша Петя Козлов частенько забегал к своему учителю, брал книги, советовался. Едва ли не от Василия Порфирьевича услышал он и имя Пржевальского, едва ли не из его рук получил первую книгу знаменитого путешественника, тоже уроженца Смоленщины. Эту книгу он взял с собой, когда определился конторщиком в местечко Слободу.
