Алексей Подъяпольский - Новое следствие по делу Рудольфа Гесса
Политика не затрагивала его никогда, коммунистом он не был, но в Германии он не скрывал своих симпатий к белогвардейцам, имел широкие контакты с русскими эмигрантами, которым и рассказывал историю про своих выдающихся предков, принадлежавших к знаменитым аристократическим родам России. Можно предположить, что находясь с 1925 года в Германии и, значит, наблюдая воочию усиление нацистов и их приход к власти, Зубр у них кое-чему научился. В первую очередь это касается умения беспардонно врать, чем славился рейсхминистр пропаганды Йозеф Геббельс. Зубр явно мог научиться врать именно у него…
Вплоть до 1945 года Зубр работал в институте имени кайзера Вильгельма руководителем лаборатории, гитлеровцы никогда не имели к нему никаких претензий. Гранин в своей книге утверждает, что одно время он скрывал в лаборатории советского военнопленного, а сын Зубра Дмитрий, которого в семье звали Фомой, за помощь военнопленным в 1943 году был арестован гестапо и весной 1945 года погиб в концлагере Маутхаузен, т. е. там же, где погиб генерал Карбышев!
Зубр оставался в Берлине до конца, был арестован советскими властями, осужден на 10 лет как «изменник Родины» и отправлен сначала в лагерь, потом в «шарашку», где продолжил научную работу. Освобожден он был в 1956 году, работал в Обнинске.
После смерти Зубра при содействии почти 30 советских научных светил была создана комиссия по реабилитации Тимофеева-Ресовского, которая изучила все секретные и закрытые документы, находившиеся в архивах Германской Демократической Республики. Проштудировали все его публикации, опросили множество свидетелей, проверили суммы его заработков и источники поступления денег. После этого комиссия представила в 1989 году доклад на 16 страницах, где следовало, что «исследования советского ученого Тимофеева-Ресовского ни в коей мере не содействовали поддержке фашистской диктатуры в Германии и не поставляли материалов для ведения боевых действий…» Официальная реабилитация Зубра произошла в октябре 1991 года.
Даже на основании вышеприведенных данных из книги Гранина психологический портрет Зубра вырисовывается достаточно отчетливо: обладая несомненным научным талантом, его интересовала только наука, вдобавок он умел быстро и ловко приспосабливаться к любой обстановке, «нутром» чувствуя исходящую откуда-либо опасность лично для себя. При этом, сознавая свой талант, он относился свысока не только к окружающим, но и ко всем людям вообще, считая их ниже себя во всех отношениях, особенно в научном. Гранин в своей книге привел один пример странного, как он счел, поведения Зубра: пришедший к нему для консультации молодой ученый подвергся жесточайшей ругани не только по поводу своих исследований, но и с переходом на его личность. Гранин не понял, что Зубр сразу оценил талантливость работы, и это уязвило его самолюбие. В подобных случаях в науке (и не только в ней) так называемое «светило» очень часто старается всеми способами избавиться от потенциального конкурента или хотя бы дискредитировать его и его работу. «Высокопоставленное светило» всегда инстинктивно чувствует, что конкурент результатами своей работы может показать (и доказать) окружающим научную некомпетентность самого «светила», не сумевшего сделать это открытие или изобретение.
Наверное, не случайно сына Зубра Дмитрия звали в семье Фомой, явно по аналогии с Фомой-неверующим — сын, хорошо зная характер отца, не верил ему ни в чем!
Немцы быстро поняли характер Зубра, поэтому нацисты его и не тронули даже тогда, когда его сын попал в гестапо. Никаких пленных Зубр у себя в лаборатории скрывать не мог, да и не хотел — не случайно он все время твердил, что сын не должен ни во что вмешиваться.
По просьбе жены Зубра за сына пытались хлопотать, как сказано у Гранина, Гейзенберг и Вальдзеккер, Зубра согласился принять кто-то из высокопоставленных лиц рейха, но он упирался и не хотел идти — и это ради родного сына?! Вот подтверждение того, что даже семья интересовала его меньше, чем наука и… собственная безопасность.
А вот с ходатаями за сына дело обстоит очень интересно.
Гейзенберг Вернер (1901–1976), физик мирового класса, лауреат Нобелевской премии 1932 года за создание квантовой механики, принимал участие в гитлеровских работах по атомной энергии. Нет ничего удивительного, что один ученый пытался помочь другому, к тому же некоторые историки приписывают Гейзенбергу заслуги в том, что нацисты по его инициативе в разгар работ по атомной бомбе переключились с ее создания на создание атомного реактора для мирных целей. Однако в действительности дело обстояло иначе.
В феврале 2002 года в архиве известного датского физика Нильса Бора историки обнаружили письма, свидетельствующие об обратном. Бор в письме Гейзенбергу (правда, почему-то не отправленном), говоря об опубликованных тем своих мемуарах, пишет следующее: «Я удивляюсь, как могла вас подвести память. У меня же осталось твердое убеждение, согласно которому все, что было сделано нацистами в области создания атомной бомбы, совершалось под вашим руководством и, по крайней мере, два последних года вашей работы в Германии вы были заняты исключительно этими проблемами».
Биограф Гейзенберге Дэвид Кассиди из университета в Хемпстеде (штат Нью-Йорк) заявил, что откровение Бора «развенчивает устоявшееся представление о Гейзенберге, ибо он оказался не таким уж невинным, каким его рисуют наши современники». Говоря проще, Гейзенбергу, как и Зубру, было все равно, где и на кого работать.
Информация к размышлению. Хотя в Германии работы по ядерной тематике велись довольно интенсивно, нацистам не удалось создать атомную бомбу. Однако имеются непроверенные сведения, что испытания нечто похожего на ядерные заряды в Рейхе проводились. По тем же, непроверенным, сведениям, этой работой занимались физики Курт Дибнер и Вальтер Герлах в исследовательской лаборатории тюрингского городка Штадтильма. В 1962 году в ГДР проводились официальные расследования и допросы очевидцев, якобы видевших испытания атомной бомбы в марте 1945 года. Клара Вернер, директор музея в тюрингском замке Фесте-Ваксенбург, рассказывала, что 4 марта 1945 года примерно в 21–30 видела ослепительный свет — «как сотни молний». Мощная вспышка была красной в середине, а по краям — желтой. В следующее мгновение налетел шквал. На другой день после вспышки у Клары Вернер шла кровь из носа, болела голова, шумело в ушах. У всех ее соседей появились такие же симптомы. 12 марта в 22.15 был еще один взрыв.
Согласно тем же непроверенным данным, в местах взрывов имел место значительный радиоактивный эффект. Военнопленные, находившиеся в эпицентре детонации, погибли, от некоторых из них не осталось и следа. На следующий день, правда, неизвестно, 5 или 13 марта (?), рабочие местной строительной компании были направлены помогать эсэсовцам подносить топливо для огромных костров, где сжигались трупы заключенных, на которых проводились испытания взрывных устройств. Многие трупы были в сильных ожогах. Рабочий Ваксмут показал, что сожжено было не менее 700 человек, доставленных из концлагеря Бухенвальд. Присутствовавший при сожжении высокий эсэсовский чин тогда заявил, что испытывалось новое оружие, «о котором будет говорить весь мир».
Для осуществления действительно ядерного взрыва потребовалось бы несколько килограммов высокообогащенного урана, которым нацистская Германия не располагала. Вдобавок взрыв, судя по описанию Клары Вернер, был произведен на поверхности на расстоянии нескольких километров от ее местонахождения. Если бы он был ядерным, вряд ли она или ее соседи смогли бы через 17 лет рассказать об этом — «лучевая болезнь», вызванная радиоактивным излучением, в течение нескольких недель, месяцев или лет убила бы всех очевидцев.
Но необогащенным ураном физики Дибнер и Герлах располагать могли. С учетом талантливости, а то и гениальности, специалистов «Аненербе» можно предположить, что в марте 1945 года в Тюрингии испытывались образцы боеприпасов, содержащих уран. Такие боеприпасы, с так называемым «обедненным» ураном, впервые применили США и их союзники по НАТО против Югославии в 1999 году. Мощность взрыва такого боеприпаса значительно превышает мощность эквивалентного количества обычной взрывчатки, в частности, тринитротолуола (тротила). При взрыве заряда, содержавшего «обедненный» уран, возникает высокая температура и сильная взрывная волна. Такие боеприпасы применялись американской армией в 2003 году в Ираке для уничтожения бункеров и других хорошо укрепленных подземных сооружений, а также в качестве противотанковых снарядов — сочетание мощного взрыва и высокой температуры приводило к 100 % уничтожению укреплений и техники.
Также нельзя исключать, что специалисты «Аненербе» Дибнер и Герлах смогли создать так называемый «боеприпас объемного взрыва», позже получивший название «вакуумная бомба».
