Иван Ле - Хмельницкий (Книга первая)
- Стоит ли, уважаемая пани... Софушка, так нервничать из-за этого? отозвался он, тоже поднимаясь из-за стола.
Перед его глазами еще до сих пор стояла пани в легкой шелковой сорочке, видневшейся из-под распахнутого шлафрока. Полная грудь натягивала тонкую ткань, поднимаясь, как морские волны, - так учащенно дышала женщина.
Услыхав это ласковое, давно уже забытое имя, Софья обернулась к нему. У нее в глазах заблестели огоньки... на лице заиграла благодарная улыбка. Хмельницкий наклонил голову, смущенно пряча свой полный страсти взгляд, он готов был убежать отсюда как можно скорее...
- Софушка... Софушка!.. - почти шепотом произнесла хозяйка, приближаясь к Хмельницкому. Ее руки робко поднимались вверх, словно она умоляла еще раз повторить это ласковое обращение.
Однако подстароста в эту критическую минуту переборол себя.
- Уважаемая пани Софушка... Прошу отпустить вашего покорного слугу, который хранит в своей памяти образ светлой любви и... чистой женственности!
Софья прикрыла рукой глаза.
- У пана Михайла благородная душа... - промолвила она и отошла к окну.
6
Когда подстароста покинул покои Софьи, было уже далеко за полночь. Только в коридоре, словно очнувшись после угара, он пришел в себя. Перед его глазами все еще стояла стройная фигура молодой женщины. То ли раскаивалась она, что проявила свою женскую слабость... то ли обидело ее такое деликатное... слишком деликатное поведение подстаросты? Распрощался он с ней тоже как... подстароста, подчиненный мужа. А ведь он мог бы когда-нибудь стоять с ней под венцом и не прощаться сейчас у темного окна, в которое доносился шум Роси, навевающий тоску...
Выпитое вино согревало Хмельницкого, но не оно возбуждало ум, заставляло сильно биться его сердце. Еще недавно подстароста горел желанием как можно чувствительнее отомстить унизившему его чванливому шляхтичу. За ужином он даже с неожиданной завистью вспомнил храброго атамана Яцка. Но сейчас Хмельницкий отгонял от себя эти мысли. Сердечность пани Софьи как рукой сняла его злость. Теперь ему хотелось от души хохотать, смеяться над высокомерной шляхтой, с презрением относящейся к неровне, он гордился тем, что не уронил своего человеческого достоинства!..
Стефа, встретившая Хмельницкого внизу, у двери, не могла определить его настроение. Ни успокоенности, ни возмущения не заметила она на его лице. Девушка хотела было пожелать Хмельницкому доброй ночи, но воздержалась, боясь, как бы он не принял это за насмешку. Подстароста быстро шел по замковым коридорам. Он чувствовал себя свободно, независимо, не угнетаемый своими повседневными служебными делами и преклонением перед старшими.
Давно уже кончили ужинать его люди, и в зале был погашен свет. Только джура, борясь с дремотой, расхаживал перед дверьми комнаты, в которой должен был отдыхать подстароста.
- Хорошо ли следят за богуславским шляхом, пан джура? - спросил Хмельницкий, проходя в комнату.
- А то как же, пан подстароста. Пан Мусий недавно наведывался туда и ничего тревожного не заметил, - ответил джура.
Хмельницкий старался успокоиться, расхаживая по комнате и готовясь ко сну. Да разве тут уснешь, когда сомнения терзают душу! Но не ходить же ему до утра по комнате или, упаси боже, по подворью на глазах у джуры. Порой он то чувствовал какое-то облегчение на душе, то снова сомнение тревожило его... Набросить бы жене на плечи шлафрок, чтобы согрел ее шелковистый мех! Украсить бы ее шею ниткой жемчуга! Передать бы хозяйство в руки челяди... А нобилитации [возведения в дворянство (польск.)] до сих пор нет. О каком же шлафроке можно говорить... Господа сенаторы скорее все бумаги отдадут на съедение жукам-точильщикам, чем допустят тебя в свою среду. Ты ведь всего-навсего ничтожный хлоп. За тура - на кол...
Прислушался. В коридоре раздались быстрые шаги, послышались взволнованные голоса. Хмельницкий, уже прилегший было на кровать, приподнялся, крикнул:
- Эй, кто там: не пан ли Мусий?..
- Да, пан Михайло, новость за новостью! Пан региментар, егомость Хмелевский вместе со своими людьми неожиданно вернулся с охоты и, несмотря на поздний час, отправился в Богуслав.
- Что? Вернулся с охоты? Что-нибудь говорил, приказывал?
- Да нет. Кто бы осмелился расспрашивать такого разгневанного пана. Спросил у одного казака. Так тот сказал... не поладили с паном старостой. Будто бы, уважаемый пан Хмельницкий, из-за вас крепко поспорили...
- Давно уехал пан региментар? - спросил Хмельницкий, наскоро одеваясь и цепляя саблю, точно собирался нагонять Хмелевского.
- Только сейчас, еще, наверное, и мили не проехал. Но тут... прошу, гонец из Вильшаны от пана старосты... Говорит, срочно...
- Где он? Веди его сюда. Наверное, пан староста не может успокоиться после этой ссоры. - И Хмельницкий стал еще поспешнее одеваться: ведь старосте нужны надежные слуги!
- Пан староста велел... Да вот и сам гонец из Вильшаны.
Замигала свеча, принесенная из коридора. На пороге появился упитанный юноша, должно быть откормленный маменькин сыночек. От мороза у него горели щеки, брови и усы посеребрил иней...
- Что-нибудь срочное? - спросил Хмельницкий. Он был уже совсем одет, как для боевого похода.
- Да, уважаемый пан подстароста, егомость вельможный...
- Говори прямо: привез приказ о выезде моего отряда?.. - перебил Хмельницкий откормленного юнца.
- Есть приказ. Пускай пан... сию же минуту пошлет гонца в Звенигородку... чтобы отменили казнь тамошнего надсмотрщика московитина.
- Так велел пан староста?
- Да. Я его джура и гонец... С егомостью паном региментаром из-за тамошнего надсмотрщика поссорились... Пан обязан спасти жизнь человека. Утром его казнят на колу, если вовремя не получат этот приказ пана старосты.
- Пан Мусий! Кто у нас лучше всего ездит? Самый быстрый... Нет, лучше послать двоих с подменными лошадьми! Немедленно...
- Тогда мне придется поехать, пан Михайло! Сам должен доставить этот разумный приказ пана старосты, - произнес Мусий Горленко, подойдя к Хмельницкому.
- Ты? - И Хмельницкий взял казака за плечи. Глянул ему в глаза, привлек к себе и крепко поцеловал. - Садись на моего коня, своего бери для подмены.
- Добро, пан Михайло, сделаю так, как велите. Жизнь Гната теперь зависит от быстроты самого лучшего нашего жеребца... Василия возьму с собой.
Хмельницкий в знак согласия только кивнул головой.
7
После завтрака по богуславской дороге приехала верхом пани Софья Ружинская со своей свитой. Ее сопровождал возмужавший за эти годы, бравый ротмистр коронных войск Самойло Лащ. После известных событий в Чигирине Хмельницкий не встречался с Лащом, но с тех пор они затаили в душе злобу друг против друга и решили при случае свести счеты. Однако нынешняя встреча не благоприятствовала этому, да и времени уже уплыло немало с той поры. Хмельницкий сейчас встретился с солидным ротмистром, а не с желторотым воробьем, а Лащ увидел перед собой не простого слугу, а полновластного подстаросту, доверенного человека воеводы Даниловича.
Хмельницкий, в сопровождении своего вооруженного отряда, встретил гостей у моста возле реки Рось. Пани Ружинская не могла бы пожаловаться на недостаточное внимание к ней подстаросты, который с достоинством великосветского кавалера, опередив ротмистра, ловко освободил ногу княгини из стремени, подал ей руку и снял пожилую амазонку с коня. В эту торжественную минуту подъехала роскошная карета Даниловича, и Хмельницкий почтительно водворил перемерзшую в седле пани на мягкие подушки. Впрочем, княгиня села в седло, только подъезжая к Корсуню, и подстароста это определил по свежей лошади, даже и не вспотевшей. Но и этой мили было достаточно, чтобы амазонка хорошо прочувствовала крепость крещенских морозов. Хмельницкий, почтительно улыбнувшись из-под своих подкрученных усов, поздоровался с княгиней, и карета тронулась через мост дальше.
- Имею честь приветствовать уважаемого пана подстаросту! - воскликнул бравый ротмистр, соскочив с коня.
- Мое искреннее почтение многоуважаемому ротмистру пану Самойлу... учтиво ответил Хмельницкий, холодно пожимая руку молодому шляхтичу.
По их глазам было видно, что они хорошо помнят об их неприятной размолвке. Но ни одного слова не проронили ни тот, ни другой. Некоторое время они шли пешком, потом сели на коней и поскакали за каретой... Хмельницкий во время всей этой церемонии по мелочам, почти неуловимым, почувствовал, что с ним опять обращаются как с неравным, и переживал обиду.
- Пан подстароста! - раздался тревожный крик из-за моста.
Хмельницкий осадил коня. Вместе с ним остановился было и Лащ, но тут же передумал и поскакал догонять карету.
- Что стряслось, Василь?
К Хмельницкому подъехал на его взмыленном коне молодой и ловкий челядинец Чигиринского подстароства Василь, которого вместе с Горленко он ночью послал в Звенигородку.
