Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания
Это была бедняцкая пища, которая, должно быть, радовала племя, пока оно было маленьким и жалким, а теперь уже имела лишь подсобное значение для самых обездоленных. Но даже богачи и вельможи не брезговали амфибиями, некоторыми видами рептилий, например игуаной (куакуэцпалин), некоторыми муравьями и агавовыми червями, которые и сегодня еще считаются в Мексике деликатесом. С другой стороны, с тех пор как империя простерлась до обоих океанов, мешики научились готовить морскую рыбу, черепах, крабов, устриц.
Индейка (тотолин; самца называли уэиюлотль) — птица родом из Мексики, где ее приручили в древнейшие времена. Испанцы часто называли ее «местной курицей». Она была главной домашней птицей, и в садике при каждом доме обязательно паслось несколько индюков. Простые люди ели их только по большим праздникам.
Что до собак, то речь идет об особом их виде — безволосых и коротколапых маленьких собачках, которых откармливали, чтобы употребить в пищу. Мясо собаки, несомненно, ценилось не столь высоко, как мясо индейки, ибо, сообщает нам Саагун, «в блюдах вниз клали мясо собаки, а сверху — мясо индейки, чтобы его казалось больше». Как бы то ни было, этих животных выращивали в большом количестве, и хронист Муньос Камарго заявляет, что у него самого было несколько таких собак даже спустя много лет после завоевания. Этот обычай был утрачен из-за появления европейского скота, а еще потому, что принесение собак в жертву было неразрывно связано с некоторыми языческими церемониями, и испанские власти вмешались, чтобы ему воспрепятствовать.
По аналогичным причинам испанские монахи и миссионеры боролись, причем с успехом (о котором следует пожалеть с точки зрения материального благополучия мексиканцев), с выращиванием амаранта (уаутли); это весьма плодовитое растение было, на их взгляд, чересчур тесно связано с туземными обрядами. Правда состоит в том, что древние мексиканцы ставили почти наравне четыре питательных растения: маис (сентли), который почитали превыше всего, как главный источник жизни, фасоль (этль), амарант и шалфей{43}.
В «Кодексе Мендосы» показано, что города, обложенные данью, должны были каждый год предоставлять ацтекским сборщикам внушительные количества этих четырех продуктов. Из семян двух последних растений готовили каши, одновременно освежающие и питательные, — цоалли и чианпинолли; из последнего получали также масло, сродни льняному, которое использовали для живописи.
Для древних индейцев, как и для нынешних, живущих в глухих деревнях или на бесплодных землях, период засухи между двумя урожаями, июнь — июль{44}, был временем голода и тоски: «Тогда действительно голодали; зерновой маис стоил очень дорого, во всем была нехватка».
В Мехико правительство пыталось поправить дело, раздавая продовольствие населению во время месяца уэй текуильуитль. Император «являл свою благосклонность к простому народу», раздавая всем тамали и атолли. В других местах приходилось возвращаться к собирательству, к доземледельческим методам пропитания. Ацтеки укоряли отоми за то, что те едят поганых животных — змей, крыс и ящериц; сами же переходили на дикорастущие съедобные растения (куилитль): они умели распознавать и использовать невероятное их количество.
Саагун описывает множество видов таких растений, в том числе уаукилитль — дикий амарант, который ценили особенно высоко. Крестьянки продавали его на рынке: мать самого императора Ицкоатля торговала килитлем на рынке Аскапоцалько. Несмотря на свое видимое изобилие, мексиканская природа сурова к человеку. Часто случался голод, ежегодно возникала угроза недорода, а методы ведения сельского хозяйства были слишком примитивны, чтобы противостоять чрезвычайным обстоятельствам, например налетам саранчи, набегам грызунов, особенно обильным дождям или снегопаду.
Одна из основных задач туземных правителей состояла в том, чтобы запасать в закромах достаточный резерв для борьбы с такими напастями: правители городов Тройственного союза раздали в 1450 году запасы зерна, копившиеся больше десяти лет. Несмотря на всё это, приходилось прибегать к другим источникам пропитания, животным или растительным, и в любой момент в оседлом земледельце мог проснуться бывший кочевник, занимавшийся охотой и собирательством. Недород каждый раз отбрасывал земледельческие народы Центрального плато на несколько веков назад.
Мы видели, что мексиканцы завтракали поздно утром и обедали в середине дня. Для большинства из них второй прием пищи был и последним, разве что перед сном они утоляли жажду и голод кашей из маиса, амаранта или шалфея. Но те, кто не спал, сановники или торговцы, устраивавшие праздники и пиры, ужинали обильно и зачастую всю ночь.
Для такого пира надо было заранее запастись провизией: маисом, фасолью, семенами, перцем, помидорами, приготовить 80—100 индеек, два десятка собак, 20 нош какао. Гости прибывали к полуночи. «Когда они все собирались, им давали воды, чтобы омыть руки, а затем подавали еду. Покончив с нею, они снова мыли руки и рот, потом им подавали какао и трубки. Наконец, им дарили плащи и цветы». Саагун описывает здесь пир богатых купцов. Ужин затягивался до зари, под танцы и песни, расставались поутру, выпив последнюю чашку душистого какао, отдающего ванилью и медом.
Табак, как мы видели, играл большую роль: по крайней мере, у руководящего класса и у торговцев было принято раздавать гостям после еды набитые трубки. Они были цилиндрической формы, без четко выделенной головки, из тростника (возможно, иногда из обожженной глины), богато украшенные. Их набивали смесью табака с древесным углем и смолой ликвидамбара. Таким образом, получалось что-то вроде большой ароматической сигары, вкус которой, должно быть, сильно отличался от современной. Вне еды курили редко. Прогуливаться с трубкой в руке было признаком знатности и элегантности.
Табак широко применяли в медицине и обрядах. Его наделяли лечебными свойствами и религиозным смыслом: во время некоторых церемоний жрецы носили на спине калебасу, наполненную табаком. «Светское» использование этого растения в докортесовскую эпоху не распространялось на простонародные слои.
В ходу были и другие наркотические или отравляющие средства, гораздо более эффективные: с их помощью искали либо утешения, либо пророческих видений. Хронисты, в частности, упоминают о пейотле — небольшом кактусе, растущем на севере Мексики, вызывающем красочные галлюцинации. «Вкушающих его, — говорит Саагун, — посещают ужасные или смешные видения, и такой дурман длится два-три дня, прежде чем рассеяться. Это растение служит пищей чичимекам, поддерживает их и придает им храбрости, чтобы не бояться ни сражений, ни жажды, ни голода, и они говорят, что оно оберегает их от всякой опасности».
Пейотль и в наши дни еще играет большую роль в обрядовой жизни индейцев с северо-запада Мексики и с юга Соединенных Штатов. Другие растения, действие которых еще предстоит изучить, тоже использовали как наркотики, например, тлапатль (травянистое растение из семейства паслёновых) и семена мишитля. Но чаще всего в литературе говорится о грибе теонанакатль («божественный гриб»){45}, который подавали гостям в начале пиров: «Первое, что ели на этом пиру, был небольшой черный гриб, который одурманивает и вызывает видения, а также подталкивает к сладострастию. Они ели его перед рассветом… с медом, а когда разгорячились, принялись танцевать. Некоторые пели, другие плакали, опьяненные этими грибами, третьи не пели, но сидели в комнатах в задумчивости. Некоторые видели, что скоро умрут, и плакали, другие представляли себя сожранными хищным зверем, третьи видели себя на поле боя, пленяющими врагов, или разбогатевшими, или хозяевами многочисленных рабов. Еще одни видели, что их уличат в прелюбодеянии и за это преступление размозжат им голову, другие — что они совершат кражу и будут убиты, и еще многое другое. Когда опьянение, вызванное этими грибами, прошло, они говорили между собой о том, что видели».
Удивительнее всего в этих описаниях для нас, возможно, то, что в них никогда не говорится об алкогольных напитках. А ведь индейцы знали такой напиток — октли, получаемый путем брожения сока агавы и довольно похожий на сидр. Значение октли подтверждается важной ролью, какую играли в религии боги питья и опьянения, которых называли Сенцон Тоточтин («четыреста кроликов»), лунные и земные боги изобилия и урожая, а также богиня агавы-магея Майауэль.
Но древние мексиканцы прекрасно осознавали опасность для самих себя и для своей цивилизации, которая заключается в алкогольном опьянении. Возможно, никогда в истории ни одной культуры перед этой опасностью не воздвигали более суровых барьеров. «Напиток, именуемый октли, — заявил император, обращаясь к народу после своего избрания, — есть корень и первопричина всякого зла и всякой погибели, ибо октли и пьянство суть причина всех раздоров и всех разногласий, бунтов и мятежей в городах и царствах. Это словно смерч, который всё разрушает и уничтожает. Это словно губительная буря, приносящая с собой все несчастья. Именно от пьянства начинаются прелюбодеяния, изнасилования, совращение юных девушек и кровосмешение, кражи, преступления, заклятия и ложные свидетельства, слухи, клевета, смута и драки. Все это вызвано октли и пьянством».
