Кит Лоу - Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны
Когда фашисты потерпели окончательное поражение в апреле 1945 г., партизаны принялись неистово мстить. Целью становился каждый, кто имел хоть какое-то отношение к фашистам, – не только боевики черных бригад, или Decima Mas, но и сотрудницы женской вспомогательной службы, и даже обычные секретарши и администраторы из фашистской Республиканской партии. Согласно итальянским источникам, в районах Пьемонта, Эмилии-Романьи и Венето насилие было самым ожесточенным: в каждом районе происходили тысячи расстрелов. По утверждению английских источников, в Милане в преддверии Дня Победы казнили около 500 человек, в Турине – тысячу. Хотя, по сообщениям офицеров связи английскому послу в Риме, «среди расстрелянных не было никого, кто этого не заслуживал». Как бы то ни было, эти цифры преуменьшены.
Союзники, очевидно, считали себя неправомочными вмешиваться в кровавую баню, по крайней мере в самом начале. В Турине глава миссии союзников полковник Джон Стивенс якобы сказал председателю местного Комитета освобождения Франко Антоничелли: «Послушай, председатель, разберись со всем этим за два-три дня, но чтобы на третий день я уже не видел мертвых на улицах». Многие простые партизаны тоже рассказывали, что союзники разрешали им осуществлять свое правосудие. «Американцы разрешали нам делать это, – сказал один бывший партизан после войны. – Они видели нас, позволяли нам помучить их немного, а потом забирали их у нас».
В результате насилие, имевшее место после войны в Северной Италии, было гораздо страшнее, чем в других уголках Западной Европы. Статистические данные свидетельствуют об этом. Число коллаборационистов, убитых во время освобождения Бельгии, составило 265 человек, а в Голландии всего около 100. Во Франции, которая испытала более длительное и ожесточенное освобождение, были убиты около 9 тысяч сторонников режима Виши в течение нескольких месяцев. В Италии общее число погибших колеблется между 12 и 20 тысячами человек в зависимости от того, чьим цифрам верить.
Иными словами, на каждые 100 тысяч населения в каждой стране в Голландии из мести был убит только 1 человек, подозревавшийся в коллаборационизме, в Бельгии – более 3, во Франции – более 22, а в Италии – между 26 и 44.
Одним из поразительных моментов, связанных с мщением в Северной Италии, является не столько размах убийств, сколько сроки, в которые они осуществлялись. По данным министерства внутренних дел Италии, в 1946 г. только в апреле и мае были убиты около 9 тысяч фашистов или сочувствовавших им. Некоторые историки изобразили это как разгул насилия, более или менее бесконтрольный по своему характеру. Преступления по страсти, безусловно, совершались в больших количествах, тем не менее присутствовал и весьма сильный организационный фактор, более объективный и систематичный в своем подходе. Конкретных людей разыскивали и казнили военизированные расстрельные команды, в некоторых случаях партизаны даже проводили краткие импровизированные суды перед казнью.
Вместо того чтобы ожидать прихода союзников и передать своих пленников традиционной системе правосудия, как это сделали большинство бойцов Сопротивления в других западноевропейских странах, эти партизаны приняли сознательное решение взять закон в свои руки. Причина в том, что немногие из них верили, что фашисты получат приговоры, которые заслуживают, если будут переданы в итальянские суды. По словам Роберто Баттальи, бывшего командира партизанской дивизии, «мы должны провести чистку сейчас, потому что после освобождения это будет невозможно: на войне ты стреляешь, а когда война закончена, ты уже не можешь стрелять».
Широко распространенный скептицизм в отношении качества итальянского правосудия имел под собой основания. Партизаны в Северной Италии уже становились свидетелями чистки такого рода, наблюдая за тем, что произошло на юге страны за предыдущие восемнадцать месяцев. Здесь под руководством запятнавшего себя Пьетро Бадольо на всех уровнях общества продолжали властвовать бывшие фашисты. В некоторых районах союзники настояли на том, чтобы фашисты были уволены со своих постов, но многие из них были вновь восстановлены, как только контроль над освобожденными районами возвратили итальянским властям. Полицейские продолжали преследовать коммунистов и людей с откровенно левыми симпатиями, а распевание фашистских гимнов в общественных местах оставалось довольно обычным явлением. В 1944 г. произошло нечто вроде возрождения фашизма в некоторых частях Калабрии, и даже краткий всплеск фашистского террора и диверсий. Больше года спустя после своего освобождения во главе многих общин в Южной Италии по-прежнему находились прежние мэры, работали прежние начальники полиции и жили прежние землевладельцы, которые применяли те же насильственные и репрессивные меры для угнетения населения, что и в годы власти фашистов.
К тому времени, когда север страны был освобожден, стало ясно, что чистка на юге потерпела провал. Проблема состояла в том, что быть фашистом само по себе никогда не считалось преступлением – это и не могло быть иначе, так как фашистское правительство в Италии признали по всему миру законным еще задолго до войны. Однако на севере страны все обстояло несколько иначе. Здесь фашисты, обосновавшись в Сало, навязали свою власть населению, несмотря на то что в 1943 г. были отстранены от власти. Кроме того, они поддерживали и помогали немецкой оккупации своей страны. В результате всякий, кто занимал ту или иную руководящую должность в Республике Сало, мог потенциально подвергнуться преследованию и как фашист, и как предатель.
На первый взгляд, перспективы для надлежащей чистки на севере Италии выглядели гораздо более многообещающими, чем произошедшее на юге страны. Однако на практике политическое желание осуществить такие перемены отсутствовало с самого начала. Когда пришли союзники, многие официальные лица и гражданские служащие успешно оспорили обвинения в свой адрес и остались на своих постах: в хаосе освобождения их опыт понадобился бы в случае, если ситуация была бы взята под контроль. Точно так же остались многие полицейские и карабинеры, потому что союзники по вполне понятным причинам испытывали беспокойство в отношении передачи полицейских полномочий партизанам. Бизнесу, который сотрудничал с фашистами, позволили продолжать вести дела, чтобы не лишать рабочих их мест, а владельцы бизнеса и управляющие остались на своих местах из страха причинить еще больший ущерб экономике. На самом деле за исключением тех районов, где партизаны навязалиперемены, существующие структуры оставались на своих местах по умолчанию.
Чистка, когда она началась, была поручена судам – но никакой реальной попытки сначала реформировать систему правосудия и законодательство сделано не было. Несмотря на призывы принять новые законы, назначить новые суды, судей и юристов, общая атмосфера в системе правосудия была скорее атмосферой преемственности, нежели перемен. Были приняты несколько новых законов, но фашистский уголовный кодекс от 1930 г. не был отменен – на самом деле он действует и в наши дни. Учредили новые суды для слушания дел о коллаборационизме – Чрезвычайные суды ассизов, но их обычно укомплектовывали теми же самыми судьями и адвокатами, которые служили при Муссолини. Так что многие коллаборационисты, попавшие под суд в Италии, оказались в абсурдной ситуации, когда их судили люди, виновные по крайней мере в равной степени с ними. Их приговоры, если и не оправдательные, казались вопиюще мягкими – судьи просто не могли применять меры наказания к другим гражданским лицам, не рассматривая вопрос о собственной роли.
Несмотря на все свои недостатки, Чрезвычайные суды ассизов, по крайней мере, осуждали насильственные преступления, вроде убийств и пыток гражданских лиц печально известными черными бригадами. Но даже эти приговоры могли отменить, апеллируя к высшему суду в Италии – Кассационному суду в Риме. Судьи, которые там служили, были бессовестными пособниками фашизма и явно стремились защитить действия предыдущего режима. Постоянно отменяя приговоры, пришедшие из судов ассизов, прощая, игнорируя и покрывая некоторые самые жестокие зверства, совершенные бойцами черных бригад, Кассационный суд систематически сводил на нет все попытки передать в руки правосудия фашистских преступников.
В течение года после конца войны официальная чистка превратилась в фарс. Из 394 тысяч государственных служащих, оказавшихся под следствием до февраля 1946 г., были уволены только 1580 человек, да и то большинство из них вскоре получили назад свои должности. Из 50 тысяч фашистов, заключенных в тюрьму в Италии, лишь меньшинство провело большую часть времени в тюрьме: летом 1946 г. все приговоры к тюремному заключению менее пяти лет были отменены, а заключенные – освобождены. Несмотря на то что в судах Италии слушались дела о самых жестоких зверствах в Западной Европе, судьи выносили в процентном отношении меньше смертных приговоров, чем любая другая западноевропейская страна, – не более 92 на все послевоенное население страны, составлявшее более 45 миллионов человек. В двадцать раз меньше на душу населения, чем во Франции. В отличие от своих немецких партнеров ни один итальянец не предстал перед судом за военные преступления, совершенные за пределами Италии.
