Михал Тымовский - История Польши
Преобладание поэзии над прозой, литературы над наукой принято считать отличительной чертой польского гуманизма. Действительно, именно в поэтических произведениях Яна Кохановского (1530–1584) польский язык достиг высот, позволивших с его помощью наиболее точно передавать мысли и чувства. Величие творений Мастера из Чернолесья (как называли Кохановского) осознавалось уже его современниками. И хотя можно привести имена других великих поэтов эпохи, например Миколая Семп-Шажинского (1550–1581), наибольшее распространение все-таки получили другие литературные жанры: памфлет и манифест, письмо и речь, которые выражали насущные политические потребности шляхты. Публицистика стала специализацией этой страны, и не было темы, которая бы не вызывала интереса. Не умаляя важности таких прозаических творений, как «Польский придворный» (1566) Лукаша Гурницкого, «Квинкункс» (1564) Станислава Ожеховского или «Подлинное изображение жизни достойного человека» (1568) Рея, необходимо признать, что подлинной стихией поляков XVI в. была политика. Политическая жизнь, вовлеченность в общественные дела вдохновляли и формировали спрос на литературную продукцию. В рамках этого течения создавались труды Петра Скарги (1536–1612), начиная с популярных «Житий святых» и заканчивая блистательными и пророческими «Сеймовыми проповедями».
Однако в литературном творчестве сложно провести четкие границы. Величайший труд Анджея Фрыча Моджевского (1503–1572) «О реформе государства» (Краков, 1551), который вызвал резонанс во всей Европе, был не только продуктом смелой мысли автора, но также и весомо прозвучавшим голосом гражданина, который изложил свое видение проблем Речи Посполитой. Моджевский, как и большинство современных ему сторонников «экзекуции прав», стремился к переустройству республики, но выступал за централизацию власти, равенство всех перед законом, независимость от Рима и религиозное примирение конфессий. И хотя идеи Моджевского позволяют понять, насколько велика была дистанция между идеалом и реальностью Речи Посполитой, поражает интеллектуальная насыщенность жизни, которая позволила этим идеям появиться на свет. Данное справедливо и по отношению к другому гениальному уму эпохи — Николаю Копернику (1473–1543). Его эпохальный труд «Об обращениях небесных сфер» (Нюрнберг, 1543) не возник на пустом месте, в отрыве от реальности тогдашней Речи Посполитой. О том, какое место занимала Польша в Европе того времени, свидетельствует тот факт, что студент Краковской академии, ученый, получивший знания по математике, праву, астрономии в лучших учебных заведениях, смог реализовать свои замыслы, будучи членом капитула во Фромборке. И при этом Коперник активно участвовал в общественной жизни, управлении и судопроизводстве, занимался медицинской практикой и экономикой, выработал принципы денежного обращения и сочинял стихи на латыни. И Моджевский, и Коперник — мещане по происхождению, что свидетельствует о том, сколь велики были возможности продвижения по социальной лестнице в польском обществе XVI в.
Вне сферы политики и парламентской риторики в Речи Посполитой отсутствовали серьезные мотивы, для того чтобы заниматься наукой, но при этом не существовало институционных и нравственных преград для научных занятий, свобода самовыражения и ничем не ограниченная возможность обмена мнениями уже современники признавали как нечто уникальное. В Речи Посполитой не возникло идей или взглядов, которые определили бы направление развития мысли или жизни Европы. Для художников и ученых Речь Посполитая была малопривлекательна; ее идеалы религиозной терпимости и свободы не находили понимания. Опыт массового участия в общественной и политической жизни и подчинение государства гражданам — явления настолько самобытные, что они не могли оказать какого-либо влияния на внешний мир. Многие, однако, охотно пользовались практической гарантией принципов веротерпимости и свободы, и потому в XVI столетии в страну приезжали в поисках убежища католики и протестанты со всей Европы. Здесь они находили приют и пропитание, а часто и возможность провозглашать свои наиболее радикальные взгляды. Правда, не обретали достаточно благодатной почвы для своей деятельности: радикальные идеи и проекты не получали широкого одобрения — казалось, что в мире свободных людей они просто умирают.
Речь Посполитая не была страной, где делались изобретения и развивались науки, но она активно пользовалась всеми европейскими достижениями. Высокого, сопоставимого с европейским уровня достигла артиллерия, особенно благодаря усилиям Сигизмунда Августа. Уже в 1514 г. под Оршей именно артиллерия сыграла решающую роль, а в 1531 г. под Обертыном три четверти польских пехотинцев имели огнестрельное оружие. Военная мощь Речи Посполитой была сопоставима с другими странами (например, с Францией), а боеспособность наемной армии очень высока. Сравнение военных техник не имеет смысла, поскольку иным был способ ведения боевых действий. Татарское влияние и, возможно, структура польского общества обусловили преобладание в войске XVI в. конницы, совершавшей стремительные и массированные атаки. Высоким уровнем отличались военная тактика, умение сочетать различные виды войск и использовать условия местности. Раннее появление и широкое использование печатного дела свидетельствуют не только об уровне культуры и потребностях общества, но и о развитии технической мысли.
Соляные копи в Величке поражали уровнем организации. Но при этом не придавалось особого значения освоению навыков навигации; даже жители Гданьска не строили собственного флота. В то же время популярность завоевали механические часы и измерение времени; быстро была проведена григорианская реформа календаря (1582).
В Короне быстро и самобытно усваивались различные направления гуманитарной и технической мысли, развивались литература и наука, чего не скажешь об изобразительном искусстве. Организационные и финансовые усилия шляхты и магнатов, а также монархов были направлены, главным образом, на обустройство пространства: золотой век строительства начался уже во времена Сигизмунда I и продолжался очень долго. Быстро распространился новый стиль в архитектуре. Не только внутренний дворик замка на Вавеле и часовня Сигизмунда, но и десятки замков, дворов и мещанских домов возводились по итальянскому образцу, а итальянские строители и скульпторы находили в Польше постоянную работу. В то же время не сложилось сильных центров живописи; не было и значительного импорта живописных произведений. Исключение составляли богато расшитые ткани из Нидерландов и Франции, которые использовались для декорирования стен; со временем их все чаще стали привозить из стран Востока. Сложно оценить, каким был импорт европейских произведений искусства: разрушения и военные грабежи нанесли Речи Посполитой невосполнимый ущерб. Но можно предположить, что если высокие доходы землевладельцев позволяли им строить или перестраивать свои резиденции в новом, ренессансном стиле, то внутреннее убранство все-таки соответствовало местным традициям.
Часто отмечают, сколь много знаменитых поляков принимали участие в культурной жизни эпохи, особенно в первой половине XVI в. В этом нет ничего удивительного. Ведь Польша, приглашая на свой трон короля из Франции, выражала тем самым открытость внешнему миру. Но, возможно, также и чрезмерную уверенность в своих силах. Откуда взялась эта уверенность, чувство собственного превосходства, осознание равноценности своей позиции по отношению к странам Запада? Мало сказать, что шляхта создала свой мир, который отрицал реальность и ставил Речь Посполитую в центр universum’а. Гораздо правильнее признать, что шляхта создала собственную, совершенно оригинальную культуру, активно используя чужие образцы. В этой культуре сочетались западное (точнее, итальянское) вдохновение и местная традиция, которая крепла по мере того, как возрастал материальный достаток шляхты. Мода на античность отвечала стремлению шляхетского сословия придать блеск своему происхождению; римские примеры служили не столько образцом, сколько своеобразным украшением для формирующейся политической системы. Гуманизм новой культуры заключался, без сомнения, в ее духе, открытости, уважении к правам человека, в интересе к внешнему миру и обращении к классическим образцам. «Польское», в свою очередь, означало нечто большее, чем только «свое», «родное», чем простое продолжение начатых в эпоху Пястов процессов; это наиболее заметно проявлялось в сфере самосознания, в убеждении, что независимо от этнического происхождения и вероисповедания все благороднорожденные образуют сословие польской шляхты.
Традиционно говорится о Речи Посполитой как о «государстве без костров», что подчеркивает ее уникальность, отсутствие острых конфликтов на религиозной почве. Гораздо справедливее было бы говорить об «обществе без костров», потому что гарантом веротерпимости выступало не государство, а убеждения шляхетского сословия. Религиозные различия, которые дали о себе знать в XVI в., долгое время проблем не создавали. Не совсем верно также говорить о польской веротерпимости: проблема намного сложнее.
