Александр Доманин - Крестовые походы. Под сенью креста
Такова легенда, и в чем-то она, конечно, совпадает с истиной; но в основном, по-видимому, составлена значительно позже описываемых событий. Сам случай, наверняка, имел место (кстати, вполне возможно, что этими акрскими лекарями были именно члены распавшегося братства Марии Тевтонской, хотя прямо утверждать этого нельзя). То, что Фридрих Швабский поддержал их начинание, тоже не вызывает сомнений. Но, исходя из более поздних событий, представляется весьма сомнительной и ссора с госпитальерами, и принятие устава и собственной формы одежды. Ведь когда папа Климент III в феврале 1191 года утвердил образование нового, немецкого, госпиталя, он в юридическом плане полностью подчинил его иоаннитскому братству — правда, с элементами автономии. Не шло и речи о собственном уставе, независимом статусе или отличиях в одежде. Вероятно, первоначально римским первосвященником планировалось создание в рамках иоаннит-ского ордена особого немецкого подразделения в ранге одного из госпитальерских языков (напомним, что орден иоаннитов состоял из нескольких достаточно самостоятельных образований, именуемых языками). Однако развитие событий пошло несколько неожиданным образом.
Фридрих Швабский в январе 1191 года умирает от болезни на руках тех самых пилигримов, которых он так активно поддержал. Но смерть основателя не погубила его детища, как это часто бывает; скорее наоборот — она придала ему дополнительный импульс. Дело в том, что умирающий герцог оказал милосердным немецким братьям последнюю услугу: он завещал им почти все свое личное имущество. А когда 12 июля 1191 года Акра, наконец, пала, новое братство получило в ней для своих нужд несколько больших зданий, что, скорее всего, тоже входило в завещание Фридриха. Вскоре пригодились и полученные деньги. К 1196 году немецкое братство имело в Святой Земле уже шесть собственных центров и стало проявлять серьезное недовольство своим подчиненным положением.
Немецких крестоносцев можно понять. Ведь, когда в начале XII века складывались первые духовно-рыцарские ордена, абсолютное большинство паломников составляли французы. Именно они и сформировали костяк госпитальерского ордена, занимали в нем почти все ведущие должности, и это долгое время не вызывало особых споров. Но, начиная со Второго крестового похода, число крестоносцев, представляющих германскую нацию, стало быстро расти, порой достигая едва ли не половины всех, принявших крест.
Конечно, в таких условиях немцев никак не устраивало то, что им предлагалось — стать лишь 1/8 иоан-нитского ордена, с пропорциональным этому влиянием и соответственной невозможностью претендовать на мало-мальски значимые посты.
В 1198 году это недовольство германских паломников вылилось в открытый бунт. 5 марта в Акре состоялся совет вождей немецкой части крестоносного войска, на котором был принят устав тамплиеров — возможно, в пику иоаннитам; но, поскольку при этом сохранялись и старые обязанности, то в части устройства госпиталей, ухода за больными и ранеными были использованы статьи и из госпитальерского статута. Совет также утвердил и одежду членов нового ордена — тот самый белый плащ с черным крестом на груди.
Бунтарское, в сущности, начинание немецких вождей упало на добрую почву. В это время на апостольский престол в Риме всходит одна из самых ярких фигур в истории папства — знаменитый Иннокентий III. Блестяще образованный, чрезвычайно деятельный (в 1198 году ему было только тридцать восемь лет; среди римских первосвященников избрание в столь молодые годы — случай чрезвычайно редкий), обладающий широким политическим кругозором и непомерными амбициями, новый папа решил поддержать немецкий почин. Викарию Христа на земле не слишком нравились те, с его точки зрения, излишние сила и самостоятельность, которые в это время приобрели старые ордена — храмовников и госпитальеров. Новый немецкий орден должен был послужить своего рода противовесом этому чрезмерному усилению. Бесспорно, Иннокентий поддержкой ордена стремился также значительно увеличить свое влияние в Германии, где рыцари-монахи должны были стать необходимым ему инструментом давления на довольно строптивые светские власти. Поэтому устав нового, Тевтонского, ордена был утвержден папой очень быстро — уже в феврале 1199 года. Если вспомнить, что в подобной же ситуации тамплиеры ожидали окончательного юридического оформления около десяти, а иоанниты — так и вообще все тридцать пять лет, то это решение Иннокентия III представляется прямо-таки молниеносным.
Папское признание помогло новому духовно-рыцарскому братству набрать силу. Новые комтурства (административные единицы ордена) и госпитали возникали как грибы после дождя. Особенно активной деятельность тевтонских воинов-монахов была не в Святой Земле, — здесь предприимчивость тевтонцев никогда не была высока, — а в самой Европе. В 1199 году основывается комтурство в Швейцарии, в 1200 — госпиталь в Тюрингии, в 1202 — госпиталь в Южном Тироле (на границе Италии и Германии), в 1204 — комтурство в Праге (Чехия).
Но настоящий взлет Тевтонского ордена начался, когда в 1209 году его великим магистром (по-немецки — «гроссмейстером») был избран Герман фон Зальце — выдающийся во всех отношениях человек, которого позднейшая орденская историография не без оснований считала подлинным основателем Тевтонского рыцарского братства. Именно этот талантливый и очень дальновидный политик заложил основы будущего процветания Немецкого ордена — более того, на века вперед определил его дальнейшую судьбу.
В этой связи более чем интересным представляется рассмотрение роли личности в отдельных исторических аспектах, в данном случае — в основании и обеспечении деятельности рыцарских монашеских орденов. В самом деле, ведь лишь три ордена из довольно значительного количества могут быть с полным основанием отнесены к категории великих — это иоанниты, тамплиеры и тевтонцы. И у истоков каждого из этих объединений стояла чрезвычайно масштабная личность — соответственно Раймунд дю Пюи, Гуго де Пайен и Герман фон Зальце (впрочем, де Пайен должен по праву делить это место с Бернаром Клервоским). Три по-настоящему крупных фигуры — и три великих ордена с незаурядной судьбой. И наоборот, там, где личности такого масштаба не нашлось — прозябание в безвестности, незначительные успехи и в итоге — либо полное исчезновение (так канули в никуда лазаристы), либо поглощение государством (пиренейские ордена). Пример, действительно, показательный.
Вернемся, однако, к Герману фон Зальце. Когда в 1209 году он принял должность гроссмейстера, Немецкий орден был еще весьма слаб, а его влияние очень ограниченно — во всяком случае, оно не шло ни в какое сравнение с возможностями и авторитетом обоих интернациональных орденов. Десяток ком-турств, разбросанных по Святой Земле и Европе, три-четыре госпиталя, несколько десятков братьев-рыцарей и поддержка, впрочем, не слишком активная, Иннокентия III — вот и все, чем мог похвастать Орден в год своего первого юбилея. Новое-братство, конечно, развивалось, но возможности его роста, серьезно корректировались наметившимся, особенно после Четвертого крестового похода, спадом крестоносного движения. Число паломников, отправляющихся с оружием в руках в Палестину, значительно сократилось — как ввиду серьезной неудачи Третьего похода, так и из-за удачи (как это ни парадоксально) завоевателей Константинополя. Новые крестоносцы уже не рвались в далекие заморские земли, где сложить голову было легко, а завоевать богатства — более чем сомнительно. Куда привлекательнее было грабить поверженную Византийскую империю. Религиозные устремления все более отступали перед экономическими и политическими.
Это изменение социально-политической ситуации Герман фон Зальце осознал одним из первых. Обладая недюжинным даром политического предвидения, он уже в начале XIII века, по-видимому, понял всю бесперспективность дальнейшей борьбы за Святую Землю. Безусловно, он не собирался отказываться от священной войны — в конце концов, это было вопросом престижа, более того, являлось прямым требованием Устава. Но складывать все яйца в одну корзину новый гроссмейстер не хотел. Инстинктивно он ощущал, что судьба Ордена лежит не в пустынях Палестины, но, как института сугубо национального, находится в Европе, причем, в областях, не слишком удаленных от Германии. И Герман фон Зальце отказывается от старого пути (то есть основной базы в Палестине и массированного, но спорадического разбрасывания владений по всем странам Европы), который, в общем-то, дублировал уже опробованную линию иоаннитов и тамплиеров, и намечает для тевтонского ордена две новые стратегические цели.
Первой было укрепление позиций ордена в Германии. С 1209 года именно на это направляются усилия тевтонских братьев, сюда следуют финансовые вложения, значительно усиливается пропаганда ордена в среде немецких аристократов. И почти ежегодно в Германской империи начинают возникать новые комтурства, строятся впечатляющие орденские храмы, а число принимаемых братьев быстро растет. И, как бы утверждая смену восточных приоритетов на европейские, фон Зальце основывает еще одну штаб-квартиру ордена — в Венеции, которая юридически не подчинена резиденции гроссмейстера в Акре, а становится вторым, европейским, центром, полностью равноправным. Гроссмейстер убивает этим сразу двух зайцев: он не порывает с установившейся крестоносной традицией — ведь в Венеции группируются паломники, отсюда начинается путь в Святую Землю. Общественное мнение может быть спокойно — нет и речи об отказе от христианского долга рыцаря-монаха. В то же время, Венеция находится в двух шагах от Германии, отсюда легко контролировать ситуацию в немецких землях, получать европейскую информацию и принимать быстрые и адекватные решения. Не последнее место в выборе Венеции в качестве второй штаб-квартиры занимает и та, позже еще более ясно выраженная, позиция, к которой активно подталкивал орден решительный Герман фон Зальце. А именно, гроссмейстер хотел поставить тевтонских рыцарей в промежуточное положение между Империей и папством, чтобы, попеременно разыгрывая ту или другую карту, сохранять самостоятельность в политике и усиливать собственное влияние.
