Прокопий Кесарийский - Война с готами. О постройках
В то время как войска Мартина тратили время на раздумывание о переходе, а войска Иоанна ждали приказаний Нарзеса, прошел большой срок, во время которого продолжалась осада. Осажденные, до крайности мучимые голодом, будучи уже не в состоянии преодолеть своего тяжелого положения, стали питаться преимущественно собаками, мышами и другими животными, которые раньше никогда не шли на питание человеку. Послы варваров, отправленные ими к Мундиле, предлагали ему сдать город с тем условием, что ни он, ни его воины не понесут никакой неприятности. Он соглашался это сделать, если они дадут обещание, что не только им, но и остальным жителям города они не сделают ничего плохого. Так как враги давали обещание пощадить Мундилу и римских воинов, напротив, питая сильный гнев против лигуров, как было ясно, хотят всех их погубить, то Мундила, собрав всех воинов, сказал следующее: «Если когда-нибудь кто-либо, имея возможность жить покрытым позором, выбрал славную смерть, предпочтя почетный уход из жизни немедленному спасению, то я хотел бы, чтобы в настоящее время такими были вы и из-за любви к жизни не гнались бы за этим существованием, связанным с позором. Ведь это было бы вразрез с наставлениями Велизария; если вы их как следует за прежнее время усвоили, то вы должны и действовать благородно и с огромной смелостью. Всем рождающимся на свет предстоит общая неизбежная участь умереть в назначенное время; только родом смерти люди по большей части отличаются друг от [180] друга. Разница только в том, что трусы, как и естественно, испытывают сначала со стороны врагов всякого рода издевательства и насмешки, а затем в свыше указанное им время тем не менее их постигает предназначенная им судьба. А людям благородным приходится испытать то же с доблестью и наличием доброй славы. Помимо этого, если бы было возможно нам, проявляя такую покорность перед варварами, спасти вместе с собой и всех этих сограждан, то это могло бы служить для нас некоторым извинением за нашу позорную жажду спасения. Но если нам нужно будет увидеть такую массу римлян, гибнущих под руками врагов, то кто не скажет, что это зрелище будет горше любой смерти? Ведь это то же самое, как если бы мы вместе с варварами, как могут подумать, произвели это избиение. Пока мы сами себе господа, решим же, раз уже выпала нам такая судьба, выполнить с доблестью эту славную необходимость. Поэтому я утверждаю, что нам нужно, вооружившись возможно лучше, двинуться на врагов, не ожидающих этого. Нам предстоит одно из двух – или судьба в некотором отношении повернется к нам лицом, или, получив на долю блаженную сверх ожидания смерть, мы с великой славой избавимся от настоящих несчастий». Так сказал Мундила, но никто из воинов не пожелал подвергнуться опасности; они сдались сами, сдали и город на тех условиях, которые предлагали враги. Их самих вместе с Мундилой, не сделав им ничего дурного, варвары держали под стражей, город же они разграбили и разрушили до основания, избивая мужчин, способных носить оружие, всех подряд, не меньше тридцати тысяч, женщин же обратили в рабство, ими они одарили бургундов в благодарность за оказанную помощь. Найдя префекта претория Репарата, они изрубили его в куски и мясо его бросили собакам. Бергентин (и он случайно был в Милане) через область венетов и соседних племен отправился со своими в Далмацию, оттуда он отправился к императору и рассказал ему об этом ужасном несчастии, которое пришлось перенести римлянам. После этого готы по добровольной сдаче [181] другие города, которые до этого занимали римские гарнизоны, и опять овладели всей Лигурией; Мартин же и Улиарий вернулись со своим войском в Рим.
22. Так совершилось это событие. Велизарий, еще не зная, что случилось в Лигурии, так как зима уже кончилась (538/9 год), со всем войском двинулся в Пиценскую область. Узнав во время этого похода о судьбе, постигшей Милан, он впал в величайшую печаль. В дальнейшем он не позволил Улиарию показываться на глаза и тотчас же написал императору обо всем случившемся. Император не наложил за это ни на кого тяжелого наказания, но услыхав о неприязненных отношениях между Велизарием и Нарзесом, тотчас же отозвал Нарзеса и полномочным предводителем во всей этой войне назначил Велизария. Таким образом, Нарзес вернулся в Византию с небольшим числом воинов. Эрулы не пожелали больше оставаться в Италии после удаления Нарзеса, хотя Велизарий от своего имени и от имени императора обещал им всякие блага, если они останутся, но, забрав весь свой багаж, они удалились сначала в Лигурию. Там они встретились с войском Урайи и, продав врагам тех рабов и тот скот, который они вели с собой, и получив от них много денег, они поклялись, что никогда не будут участвовать в войне против готов или вступать с ними в открытый бой. Получив таким образом возможность мирно удалиться, они пришли в пределы венетов. Там, побеседовав с Виталием, они раскаялись в совершенных против императора Юстиниана прегрешениях. Чтобы очиститься от обвинения, они оставили тут одного из своих начальников, Висанда, с его свитой, а остальные все были доставлены в Византию; начальниками их были Алуэт и Филимут, который принял власть после смерти Фанифея в Цезене.
Витигис и бывшие с ним готы, слыша, что с наступлением весны Велизарий собирается двинуться против них и против Равенны, были в великом страхе и вели совещания о настоящем положении дел. После долгих обсуждений (не считая [182] себя в силах один на один сражаться с врагами) они решили привлечь к себе на помощь других варваров. Они воздержались от германцев, по опыту зная их лживость и вероломство, довольные уже тем, что они вместе с Велизарием не идут против них и по отношению к обоим не стоят им на дороге. Но к Ваке, королю лангобардов, они отправили послов предлагая много денег и приглашая заключить военный союз для общей борьбы. Когда послы убедились, что Вака – друг и союзник императора, они вернулись, ничего не сделав. И вот Витигис, находясь, как естественно, при таком положении дел в нерешительности, неоднократно собирал большой совет старейшин. И он не раз спрашивал их, что ему придумать или что сделать, чтобы дела пошли лучше. Много мнений высказывалось участниками совещаний; одни из них были неподходящими для данного положения дел, другие же были в некотором отношении заслуживающими внимания. В числе последних было высказано такое замечание, что император римлян только тогда смог начать войну с западными варварами, когда у него был заключен мир с персами. Только тогда он смог окончательно покорить вандалов и маврусиев и довести готов до нынешнего положения. Так что, говорили они, если бы кто-либо и теперь мог вызвать враждебные действия между Юстинианом Августом и царем мидян, то никогда римляне, начав войну с этим народом, не рискнули бы в дальнейшем вести какую бы то ни было войну с другими народами. Это соображение понравилось Витигису и всем остальным. Было решено отправить послов к персидскому царю Хозрову, но не готов, – для того, чтобы, будучи узнаны там, они не испортили дела, – а римлян, которые настроили бы его против Императора Юстиниана. Поэтому они уговорили за большие деньги двух лигурийских священников на такое дело. Из них один, который был представительнее, облекшись званием и внешним видом епископа, никогда ему не принадлежавшими, был назначен послом, а второй следовал за ним в качестве спутника. Витигис вручил им письма, которые он посылал Хозрову [183], и отправил их обоих. По их наущению Хозров во время перемирия совершил против римлян недопустимые дела, как мною было рассказано в прежних книгах. Когда император Юстиниан услыхал, что замышляют Хозров и персы, он решил возможно скорее прекратить войну на западе и вызвать Велизария, чтобы он вел войско против персов. Послов же Витигиса, ведь они все еще продолжали находиться в Византии, он тотчас отослал назад, обещая, что он пошлет к Витигису своих людей в Равенну и заключит с готами мир, который послужит на пользу той и другой стороне. Этих послов Велизарий отпустил к неприятелям лишь после того, как они отпустили от себя Афанасия и Петра с их свитой. Когда они прибыли в Византию, император удостоил их великих даров, Афанасия назначив начальником преторианской гвардии в Италии, а Петру дав звание так называемого магистра. Кончилась зима, а вместе с ней кончился и четвертый год войны (538-539), которую описал Прокопий.
23. Велизарий хотел сначала взять Ауксим и Фезулу и потом идти против Витигиса и Равенны, не имея против себя никого из врагов, кто бы мог или помешать римлянам, или в тылу причинить какую-либо неприятность. Поэтому он послал в Фезулу Киприана и Юстина с их войсками, отрядом исавров и пятьюстами из того легиона, которым командовал Деметрий, с тем чтобы они, став лагерем у этого укрепления, осаждали находящихся в нем варваров. Мартина же и Иоанна с их отрядами и другим войском, которым командовал Иоанн, по прозванию «Обжора», он направил к реке По. Им он велел заботиться, чтобы Урайя и бывшие с ним войска не могли из Милана прийти на помощь своим; если же они не будут в состоянии удержать наступление врага, незаметно двигаться у них в тылу, преследуя их. Они, захватив город Дортану, расположенный у реки и бывший неукрепленным, стали там лагерем и ожидали, что будут делать враги; сам же Велизарий двинулся к Ауксиму с одиннадцатью тысячами воинов. Этот Ауксим является первым из городов Пицениума; римляне называют [184] его метрополией этой области. От берега Ионийского залива он отстоит приблизительно на восемьдесят четыре стадии, а от Равенны на расстоянии трех дней пути и восьмидесяти стадий. Он расположен на высоком холме; нигде к нему нет доступа с равнины и потому для неприятелей он совершенно неприступен. Сюда в виде гарнизона Витигис поместил весь цвет войска готов, рассчитывая на то, что римляне, не взяв этого города, никогда не осмелятся двинуться походом на Равенну. Когда римское войско пришло в Ауксим, Велизарий велел своим воинам стать лагерем у самого края холма вокруг всего города. Они, разбившись на отдельные отряды в разных местах этой местности, стали строить себе палатки; увидя, что они отделены друг от друга большим пространством, и считая, так как равнина была большая, что они не так легко и скоро могут подать друг другу помощь, готы внезапно поздним вечером сделали нападение на врагов с восточной стороны города, где случайно находился еще Велизарий, строивший лагерь со своими копьеносцами и щитоносцами. Они, схватив оружие, какое им в данную минуту подвернулось под руку, отразили нападающих и благодаря своей доблести заставили их отступить и обратили в бегство; преследуя бегущих, они оказались на середине холма. Тут варвары повернулись против преследующих и, полагаясь на крепкую позицию, стали сопротивляться им и многих из них убили, так как ведь они били сверху, пока наступление ночи не прекратило их боя. Так, разойдясь, и те и другие провели эту ночь. Случайно накануне этого дела некоторые из готов ранним утром были посланы в эти местности ради того, чтобы заготовить и доставить продовольствие. Ничего не зная о появлении неприятелей, они к ночи возвращались обратно. Внезапно увидя костры римлян, они пришли в великое изумление и страх. Многие из них решились пойти на опасность и, незамеченные врагами, вошли в Ауксим. Те же, которые вследствие внезапно охватившего их страха скрылись в лесах, с тем, чтобы уйти потом в Равенну, немного позднее, попав в руки врагов, погибли. Видя, что [185] Ауксим обладает очень сильными укреплениями и с этой стороны в безопасности, что для него совершенно невозможно штурмовать стены, Велизарий думал, что открытой силой ему никогда не взять этого места, но он надеялся, что при помощи строгой осады он сможет довести врагов до голода и с течением времени покорить их. Несколько в сторону от укреплений был большой луг с густой травой; этот участок земли каждый день давал римлянам и готам возможность нападать друг на друга. Заметив, что враги постоянно ходят сюда для того, чтобы косить траву для лошадей, римляне, быстро поднимаясь вверх по холму и вступая с врагами в рукопашный бой, совершая подвиги, достойные их доблести, не позволяли врагам уносить с собою эту траву и многих из врагов убивали на месте. Варвары, побуждаемые доблестью римлян, придумали следующую хитрость. Сняв телеги с колес и оставив их на одних только осях, они держали их наготове; начав косить траву и увидя, что римляне поднялись уже до середины холма, они пустили на них эти колеса с самой вершины холма. По какому-то счастливому случаю эти колеса докатились до самой равнины, не задев ни одного человека. Потерпев неудачу в этой попытке, варвары тогда бежали за укрепления, а потом попытались сделать следующее. Те рвы и ямы, которые были очень близко от укреплений, они заняли самыми лучшими воинами, посадив их в засаду; врагам могло показаться, что за травой явилось их немного, когда же начался бой, то сидевшие в засаде выскочили оттуда и, намного превосходя численностью своих врагов, пораженных страхом, так как они этого не предвидели, многих убили, а остальных обратили в бегство. Те из римлян, которые стояли в лагерях, заметили врагов, выходивших из засады, и хотя сильным криком они давали знать своим товарищам, однако ничего не могли сделать, так как сражающиеся, отделенные большим пространством холма, не слыхали крика, да кроме того враги нарочно все время громко стучали оружием. [186]
