Эжен-Эмануэль Виолле-ле-Дюк - Жизнь и развлечения а средние века
Труверы, странствующие поэты, выступали в стихах против конкурирующих с ними гистрионов, вредивших, по их мнению, поэзии, которая, как они считали, — искусство благородное и заслуживает особого поощрения. Ни их сатиры, ни увещевания духовенства не мешали фиглярам выступать в замках и быть желанными гостями на народных праздниках. Однако к концу XIII в. пристрастие светской знати к подобным развлечениям, похоже, заметно ослабевает. Оно возникает вновь п середине XV в., но профессиональные танцоры и танцовщицы уже не носили, как прежде, костюмов, принятых в высшем обществе; их одежды вычурны, элегантны либо гротескны, как у наших бродячих акробатов.
Рис. 5
В Национальной библиотеке хранится рукопись, датируемая приблизительно 1440 г. [15*], где на изящной миниатюре изображены танцор и танцовщица, одежда и позы которых свидетельствуют об отказе от многовековых традиций. Танцовщик (рис. 5) в голубом корсете, вышитом белым, с единственным длинным рукавом покроя «раковая шейка» (en barbes d’écrevisse); рукав подбит фиолетовой тканью. На голове — желтый тюрбан, увенчанный пурпурно-золотым конусом. Очень короткие белые штаны в обтяжку (caleçon) оставляют открытыми ноги. На руках и ногах надеты браслеты с бубенчиками. Бедра охватывает скрученный шарф с бубенчиками. Танцовщица (рис. 6) в сиреневом корсете, низ и длинные рукава которого — покроя «раковая шейка». Корсет — на белой подкладке, а рукава — на оранжевой. На шее — золоте ожерелье, из-под корсета виднеется короткая зеленая юбка. Ноги и руки танцовщицы обнажены. Цвет обуви — пурпурный. Тюрбан — красный, с вышивкой и золотым украшением; его венчает сиренево-золотая конусовидная шапка, покрытая легкой белой вуалью. Кушак зеленого цвета с золотыми бубенчиками. Браслеты с бубенчиками на руках и ногах. Все это фантазийные костюмы, какие и сегодня надевают на представление бродячие акробаты.
Рис. 6
Не следует считать, что танцами в средние века занимались только профессиональные танцовщики и танцовщицы. Не было праздника — у дворян, горожан или крестьян — который не оканчивался бы танцами. Танцы были одним из любимых развлечений для представителей всех классов, танцам со страстью предавались женщины. Днем могли танцевать под открытым небом, на лугу, а вечером — в залах замка, лишь бы общество было достаточно многочисленным. Короле (caroles или karoles) напоминало хоровод; нередко его предпочитали танцевать одни девушки. В романе о Ги Нантейском [43. Vs. 2440] они заставляют перед боем раскинуть шатер между враждующими армиями:
Потом тридцать дев в облегающих блио
Взялись за руки в тени олив,
Начали плясать короле, и тела их были легки;
Адмиралу де Куаню они весьма понравились.
Далее повторяется еще раз:
На лугу раскинули шатер для девиц;
И тридцать дев, одетых в блио,
Завели короле под ветвистою сосной.
Эти хороводы сопровождались пением.
В «Романе о Мерожисе де Портлегезе» [77] герой оказывается в замке фей. Остановившись у дверей, он видит, как мод зеленеющей сосной поют и водят хоровод девы, среди них — рыцарь, поющий и танцующий изо всех сил. У него — щит на шее, меч на боку, бацинет на голове. И рыцарь этот — его смертельный враг. Исполнившись гнева, Мерожис направляется к нему и кричит: «Беги, хватит песен, я вызываю тебя, it ты сейчас умрешь!» Но тут же он забывает о рыцаре, о своей мести, о возлюбленной; со щитом на шее и с мечом на боку он тоже принимается петь и танцевать в девичьем хороводе, в то время как враг его покидает круг. Немного отойдя, тот, в свою очередь, узнает Мерожиса и готовится вступить с ним в бой; по вскоре отказывается от намерения, поскольку Мерожис танцует и поет в течение десяти недель, и его освобождает только какой-то нежданный гость. «...Слишком долго я водил хоровод», — замечает он, ибо уже пришла весна и поет соловей. В замке фей весна наступила посреди зимы.
Роман в стихах, приписываемый Кретьену де Труа и Годфруа де Леньи, о Рыцаре Телеги [17*], содержит описание развлечений девиц и рыцарей на лугу. Молодые люди ведут веселые беседы, увлечены играми в триктрак, в шахматы, кости, в «короткую соломинку» (courte-раillе). Они резвятся как дети: «Танцуют, водят хороводы, поют, трубят в трубы, шутят и играют на лютнях».
Во время турниров каждый вечер после ужина начинались танцы и продолжались допоздна. Было принято приглашать на танец даму или девицу, сидевшую рядом за столом, и в течение вечера ни в коем случае не менять партнершу; так в обществе завязывались связи, вызывавшие к подобным собраниям живейший интерес, который утрачен в наше время. В залах, где танцевали, посыпали пол душистой травой и цветами [68]:
А еще — вместо зеленой травы,
Которую обычно расстилают,
Весь пол там был покрыт
Розмарином и лавандой.
Танцевали «цепочку» (chapetlet), «три на три» (trois а trois), «по кругу» (la ronde). Некоторые из современных танцев, сохранившиеся в сельских местностях, вдали от крупных центров, — это танцы средних веков.
Маскарады
У наших предков в почете были и маскарады (рис. 1), как обычное развлечение во время больших собраний, пиров и балов. Часто маскарады ограничивались сатирой на нравы, давали повод посмеяться над смешными или странными чертами земляков. В ряде городов маскарады даже приобрели черты некоего общественного института. В средние века деятельность ремесленников, как и высказывание собственного мнения, могли происходить только в рамках союзов. Поэтому существовали корпорации шутов (fous), которые в известное время пользовались привилегией высмеивать как малых, так и великих. В Париже это были бадены (Badim — шутники), тюрлюпены (Turlupins — злые шутники), «беззаботные ребята» (Enfants sans souci); в Пуатье — веселая шайка аббата Могуверна; в Дижоне — «дети сумасшедшей матушки» (Mère folle); в Руане — олухи, или конары (Conards), которые в масках ездили но городу верхом, а впереди аббат в митре и с крестом, стоя ил повозке, сыпал загадками, насмешками и сатирами. С наступлением скоромных дней (масленицы) конары однажды утром появлялись в большой палате Руанского парламента, принося прошение, чаще всего — в стихах. Магистраты, отложив дела, отвечали на шутовское прошение, разрешая маскарад — право конарам бродить по улицам в масках, говорить, что вздумается, и за деньги предоставлять жителям право надевать маски. Под маской конары позволяли себе выставлять в смешном виде всех и вся, пародируя действия и манеры духовенства, дворянства, не щадили и горожан. Среди конаров были следователи (enquêteurs), в задачу которых входило сообщать о скандальных историях, случившихся в городе, о злоупотреблениях, нелепостях. Следователи докладывали аббату конаров, кардиналам и патриархам, которые составляли конклав.
Рис. 1
Те решали, какие дела уместно представить вниманию слушателей. После этого собирались на открытом воздухе, куда приносили необходимые материалы. «В течение трех дней этот «трибунал» заседал на улицах; барабаны, флейты, трубы заранее давали знать о приближении кортежа. Конары шли через толпу, разделенные на группы, каждой из них полагалось высмеивать, осуждать только что-нибудь одно: нелепость, порок, злоупотребление. Торговцы гнилым товаром, судьи, в честности которых можно было усомниться, священники, грешащие симонией, расточительные дети, скупые отцы, спесивые дворяне, зазнавшиеся парвеню, жадные врачи — все они подвергались осмеянию на этих совсем не обычных сборищах. Необдуманные браки, безумные затеи, интриги всякого рода составляли обширную тему, всегда популярную и неисчерпаемую. Не лучшая участь была уготована и указам о налогах, да и оборотистым людям, сочинявшим их; затрагивалась и тема о нищете народа. Происходило это не единожды, — причем с большой смелостью, чем отражено в наказах провинциальных штатов... [32. Р. 105] Братство конаров, возникшее, вероятно, в начале XV в., просуществовало до XVII в. Праздник завершался пиршеством в залах Старой Башни, превращенной во дворец аббата конаров; после пира — танцы, маскарад; в заключение — присуждался приз горожанину, который, по мнению «трибунала», сотворил самое значительное, заметное безрассудство года!
Рис. 2
Таким образом многие жители крупных городов Французского королевства, хоть раз в год, имели возможность высказать свое мнение о злоупотреблениях и нелепостях, происходивших вокруг, о бедствиях народных масс, нищете, о тирании сеньоров. Все эти конары, бадены, тюрлюпены следили за тем, чтобы, находясь в маске, не задеть личности короля: и монарх был первым, кто смеялся, соглашаясь с приговорами шутовских судов, отстаивая их компетенцию вопреки протестам духовенства, дворян и городских магистратов.
