Робер Амбелен - Драмы и секреты истории, 1306-1643
5. Между Карлом VII и Карлом Орлеанским всегда была враждебность. Она носила династический характер. Вернувшись во Францию после 25-летнего пребывания в плену, герцог Орлеанский добирался до своего герцогства в два приема, но так и не повидался с королем: в январе 1441 г. он побывал в Блуа и Орлеане. Через несколько недель он предпринял ряд поездок на север Франции (возможно, для встречи с Филиппом Добрым, герцогом Бургундским) и в Бретань, более или менее замешанную в заговоре феодалов. Дело в том, что в 1440 г. знать взбунтовалась. Это движение получило название «Прагерия». Его возглавлял Жан, герцог Алансонский, вместе с Карлом и Луи де Бурбон-Вандомом, Ла Тремоем и Дюнуа — Орлеанским бастардом.
Подлинным побуждением к бунту против Карла VII могло как раз стать возвращение Карла Орлеанского: 5 ноября 1440 г., выплатив выкуп в размере 200 тыс. золотых экю, герцог высадился в Кале. Ведь если Карл VII был незаконнорожденным плодом прелюбодеяния, то после смерти Карла VI корона должна была достаться Орлеанской династии и ее законному представителю, то есть Карлу, герцогу Орлеанскому. Действительно, в статье V «Правил, определяющих условия получения французской короны», устанавливается, что претендент на трон, для того чтобы его права считались законными, должен быть рожден в «праведном и законном браке его родителей». Эта статья представляла собой непреодолимое препятствие для того, кто являлся незаконнорожденным плодом прелюбодеяния.
6. То, что Карл Орлеанский был вполне приемлемым претендентом на французский престол, подчеркивается в завещании короля Генриха V Английского, умершего 31 августа 1422 г. Его сыну, будущему Генриху VI, не было тогда еще и года. В своем завещании король Англии, также претендовавший на французский трон, приказал не выпускать Карла Орлеанского до тех пор, пока сын английского короля не достигнет совершеннолетия. Генрих VI Английский был впоследствии коронован на французский престол в соборе Парижской Богоматери лишь в 1431 г. А Карла Орлеанского он выпустил на свободу лишь через девять лет, в 1440 г. Разве это не означает, что король Англии опасался, как бы французская знать не объединилась вокруг французского короля? Законнорожденность Карла Орлеанского была вне всяких сомнений.
7. В 1464 г. в Туре Карл Орлеанский вновь восстал против короля Франции — на этот раз против Людовика XI. Это было при заключении соглашения между королем и Франциском II, герцогом Бретонским. А в 1465 г. Карл Орлеанский примкнул к Лиге общественного блага наряду с герцогом Бретонским и будущим герцогом Бургундским, Карлом Смелым. Не исключено, что и в данном случае по отношению к Людовику XI была исподтишка использована идея о незаконности пребывания его отца Карла VII на троне.
8. Орлеанский бастард, невзирая на участие в Прагерии, по-прежнему остался графом де Дюнуа, графом де Лонгвиллем (титул, ранее принадлежавший Дю Геклену), великим камергером Короны, королевским наместником и был узаконен в правах грамотами своего суверена Карла VII, получив ранг «принца крови». Не могло ли случиться так, что и он опасался, как бы не открылась страшная тайна, объединявшая его с Жанной Девственницей? Ведь эта тайна ему, несомненно, была известна, доказательством чему может служить его предупредительная почтительность по отношению к самой Жанне.
9. На второй день по прибытии в Шинон Жанна потребовала от Карла VII, чтобы он принес ей в дар свое королевство. Удивленный, но не осмелившийся возражать (что весьма примечательно[71]), король повелел королевскому нотариусу составить акт о таком даре. Тогда Жанна торжественно вручила королевство Франции «царю небесному», от имени которого она затем передала его Карлу VII. Эта по меньшей мере удивительная сцена разыгралась в присутствии герцога Алансонского и Ла Тремоя, и первый из них поведал об этом на процессе, оправдавшем Жанну (см.: Процессу III). На деле, если учесть религиозные верования того времени, Жанна тем самым узаконила положение «Буржского короля»! Отныне Карл VII располагал своим королевством по «божественному праву», и, даже если он был рожден в прелюбодеянии, его положение стало неоспоримым.
Итак, делая это, Жанна поддерживала и «закрепляла» права незаконнорожденного Карла VII, не имевшего никаких прав на престолонаследие. Она делала это в ущерб законному монарху, будь то король Англии (в соответствии со старинным феодальным обычаем права единоутробности) или герцог Орлеанский (в соответствии с салическим правом).
Но могут спросить: почему?
Да потому, что Карл VII был ее родным братом, а Карл Орлеанский — всего лишь сводным братом. И комплекс незаконнорожденности породил солидарность тех, кто являлся его жертвами. Так ведется у людей, и никто — даже История — ничего с этим поделать не может.
У Жанны Девственницы и Карла VII была одна и та же мать, в то время как матерью Карла Орлеанского была Валентина Висконти, герцогиня Миланская, которая для них ничего не значила.
Так одно объясняет другое. В средние века люди не затрудняли себя особыми принципами, каждый думал о своей выгоде и боролся за нее.
К тому же Карл VII не пребывал в неведении насчет своего подлинного отца: не Карла VI, а его младшего брата, герцога Луи Орлеанского. И явно для того, чтобы отомстить за него, он велел уничтожить его убийцу — Иоанна Бесстрашного, герцога Бургундского, поручив осуществить это Танги дю Шатле. Убийство произошло на мосту Монтро 10 сентября 1419 г. во время знаменитой встречи, которая оказалась западней.
Этим и объясняются санкции, принятые против Карла VII в Труа. О них шла речь в начале данной главы.
Заявление Жанны в Шиноне о том, что Карл не побочный сын, а законный наследник престола, никогда не производило особого впечатления на недоверчивого Людовика XI, его сына. Будучи старшим из 11 детей Карла VII, а значит, и его преемником, он как-то сказал Андреа Каньола следующие слова, которые тот не замедлил сообщить в своем письме от 13 января 1479 г. герцогине Миланской Бонне Савойской: «Я так и не знаю, потомком какого мужчины я являюсь, если учесть, что супруга Карла VI, королева Изабо, была большая шлюха…»
И, ознакомившись с пресловутой тайной Шинона, мы будем вынуждены признать, что эта мысль Людовика XI была весьма обоснованной. Возможно, что Луи Орлеанский вовсе не был отцом Карла VII.
Тайна Шинона
Жанна вошла в большой парадный зал замка, где находился Карл VII, в ту минуту, когда тот беседовал с Ла Тремоем и Раулем де Гокуром. В ответ на просьбу Девственницы король отошел от них и уединился с ней (подальше от нескромных ушей) в одном из оконных проемов. Толстые стены замка обеспечивали им достаточно места для того, чтобы любые сказанные слова оставались неуловимыми для придворных, которые были немало озадачены этой сценой. Они, конечно, во все глаза следили за этой парой: внезапно их взорам представилось сияющее радостью лицо короля, который тут же от волнения залился слезами. Придворные хотели было приблизиться, однако наследник жестом остановил их.
Вполне очевидно, что все эти волнения не проистекали от того, что король узнал, что Жанна — посланец «царя небесного»: это утверждение уже довольно давно было у всех на устах; или оттого, что перед ним его сестра или сводная сестра. По поводу этой тайны — раз уж была тайна — великий инквизитор Франции Жан Бреаль сделал следующее заявление, предположительно в период 1450–1455 гг., когда фиксировались свидетельства в подкрепление ходатайства о реабилитации: «Она была столь велика, что не подлежала раскрытию».
Значит, было что-то еще.
Сторонники легенды утверждают, будто Жанна уведомила Карла VII о его полной законности, так как он действительно был сыном Карла VI и Изабо Баварской. Но в таком случае не было повода делать из этого тайну. Уместным как раз было бы кричать об этой законности на всех перекрестках, тем более что Жанну об этом осведомили «голоса», наставлявшие ее от имени «царя небесного».
В такой же мере неприемлемой выглядит гипотеза Жана Жакоби о том, что король узнал истину о своем происхождении от прелюбодейной связи Изабо Баварской с Луи Орлеанским — связи, давшей жизнь самой Жанне и тем самым удостоверенной. Ведь ни для кого не было тайной, что эта связь вызвала немалое возмущение добропорядочных парижан, а также жителей Сен-Жермена и Корбея. А уж если говорить о Домреми, то из доклада двух монахов-францисканцев перед церковной комиссией в 1429 г. в Пуатье было очевидно, что вся деревушка знала о рождении Жанны от внебрачного сожительства названных особ.
Остается чудо (еще одно!), сотворенное молитвой, с которой когда-то Карл VII якобы обратился к Всевышнему, прося его о подтверждении своей законнорожденности. Об этом факте (исторически не доказанном) сообщил в 1516 г. Пьер Сала в своей «Летописи». Автор утверждает, что узнал о нем от Гийома Гуффье, входившего в окружение Карла VII. Все это с учетом дат вызывает величайшие сомнения.
