Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
НОВАЯ ГЕНЕРАЦИЯ ИДЕОЛОГОВ.
Патриотическая перестройка пропаганды, конечно, была бы немыслима без установления Сталиным полного контроля над партийно-идеологической сферой. Для этой цели в 1930 году в Институт им. В.И. Ленина, занимавшийся хранением и изданием теоретического наследия умершего вождя, он направил в качестве заместителя директора своего помощника И.П. Товстуху[376]. А 1 декабря 1931 г. было принято постановление политбюро, предписывавшее «пополнить редакцию сочинений Ленина т. Сталиным»[377]. Параллельно проводилась и ревизия истории большевизма, сигналом к началу которой послужило направленное Сталиным в конце октября 1931 года директивное письмо в редакцию журнала «Пролетарская революция». В нем троцкизм квалифицировался как «передовой отряд контрреволюционной буржуазии, ведущей борьбу против коммунизма, против Советской власти, против строительства социализма в СССР», и объявлялся крестовый поход против авторов трудов по истории партии, подозревавшихся в «протаскивании» «троцкистской идеологической контрабанды». Персонального нагоняя не избежал даже такой авторитетный историк партии, как Е.М. Ярославский, который был обвинен в ошибках «принципиального и исторического характера». Главным объектом разносной критики стал вышедший под его редакцией в 1926–1929 годах четырехтомник по истории ВКП(б). В итоге в конце 1931 — начале 1932 года политбюро решило приостановить издание подобных сочинений Ярославского и «организовать немедленную проверку» всех остальных учебников по истории партии и рабочего движения[378].
Однако поскольку в начале 30-х годов Сталин только готовился стать единственным непререкаемым законодателем в историко-партийной науке, он еще вынужден был считаться с мнением своих соратников из ближайшего окружения, часть которых в отличие, скажем, от Кагановича не была в восторге от намерений новоявленного «хозяина» произвести радикальную чистку в идеологической сфере. Так, секретарь ЦК П.П. Постышев допускал применение крайних мер только в отношении убежденных троцкистов и призывал по-товарищески помочь «честным», но оступившимся по недомыслию партийцам[379]. На первых порах партверхушка поддержала Сталина (да и то не безоговорочно) только в борьбе с такими явными идейно-политическими противниками, как, например, Троцкий или М.Н. Рютин (автор известной антисталинской «платформы»). Тем не менее это не повлияло на решимость вождя довести дискредитацию Зиновьева, Каменева, Бухарина и других бывших, но еще не окончательно, как ему казалось, «разоружившихся перед партией» оппозиционеров до конца. Вместе с тем маловлиятельные в широких партийных массах функционеры, наподобие Ярославского, после примерного наказания[380] и публичного покаяния были им пощажены. Однако те из них, кто не захотел идеологически перековаться в духе слепой личной преданности вождю (скажем, другой историк партии В.И. Невский), поплатились за это жизнью в годы «большого террора». Такая неоднозначность ситуации с кадрами в идеологической сфере и предопределила характер принятого по инициативе Сталина постановления политбюро от 8 января 1932 г. «О кампании по борьбе с фальсификаторами истории нашей партии», в котором партячейкам рекомендовалось уделять больше внимания «углубленному изучению ленинизма», но пока запрещалось заниматься сведением счетов с «отдельными членами партии, признавшими к тому же свои ошибки»[381].
Первые итоги начального этапа предпринятой Сталиным идеологической перестройки были подведены Агитпропом в конце того же года, когда на оргбюро ЦК было доложено о том, что в программы социально-экономических дисциплин институтов красной профессуры, комвузов и втузов «включены вопросы, характеризующие роль вождя и теоретика партии и Коминтерна т. Сталина в дальнейшей разработке марксизма-ленинизма»[382].
Следующий этап идейной метаморфозы режима, начавшийся с середины 1936 года, характеризовался, как известно, применением куда более жестких методов политической борьбы. В ходе начавшегося тогда «большого террора» физическому истреблению подверглись все, в ком Сталин видел как действительных, так и потенциальных претендентов на обладание верховной властью в стране. Директива политбюро от 29 сентября прямо объявила «троцкистско-зиновьевские элементы» и проповедовавшиеся ими идеи контрреволюционными и служащими интересам международной буржуазии и фашистских государств. На состоявшемся через несколько месяцев декабрьском пленуме ЦК партии к «врагам народа» были фактически причислены Бухарин и другие «правые»[383]. Ставший к этому времени доминантой общественно-политической жизни страны культ Сталина знаменовал собой окончательный закат постреволюционного поливождизма, причем не только в идеологии. Известно, что генезис единоличной власти предполагает замену соратников диктатора на лично преданных ему слуг. Сама политическая основа вновь создававшейся империи — всевластие вождя, стяжавшего мощью всеохватного и безликого аппарата власти покорность и послушание подданных, — органически отторгала такие, например, популярные в народе личности, как Г.К. Орджоникидзе, Постышев, Горький, Бухарин и Диманштейн, каждый из которых стал в свое время признанным лидером в той или иной области: в экономике, региональной политике, культуре, идеологии, межнациональных отношениях.
Триумф же Сталина как главного и теперь единственного теоретика партии пришелся на 1938-й, год расстрела Бухарина и выхода в свет «Краткого курса истории ВКП(б)», этого своеобразного евангелия сталинизма, выспренне названного (говорят, с подачи А.А. Жданова) «энциклопедией основных знаний в области марксизма-ленинизма».
Таким образом, полностью оправдала себя примененная Сталиным политическая технология, ориентированная не на воспитание молодых интеллектуалов-единомышленников, как это делалось, скажем, в так называемой бухаринской школе, а исключительно на использование идеологического аппарата партии с его армией присяжных пропагандистов, призванных служить активными проводниками и распространителями идей вождя. Беспрекословная исполнительность — вот что прежде всего требовал Сталин от сотрудников Агитпропа. Правда, чтобы воспитать генерацию таких чиновных идеологов, Сталину пришлось предварительно немало потрудиться, особенно на ниве аппаратных интриг. Обращает на себя внимание тот факт, что в 20-е годы, когда он, еще не обладая всей полнотой власти над аппаратом ЦК, был не заинтересован в том, чтобы независимые от него руководители Агитпропа укоренились в руководящей партийно-идеологической сфере и приобрели там заметное влияние, особенно долго никто не задерживался в кресле главы этого партийного ведомства. В 1922–1929 годах на этом посту успели побывать А.С. Бубнов (1922–1924), В.Г. Кнорин (1924–1927), А.И. Криницкий (1927–1929). Потом, когда Сталин уже безраздельно контролировал ключевые звенья власти в стране, в том числе и аппарат ЦК, должность руководителя Агитпропа на довольно продолжительное время (1929–1938) была доверена А.И. Стецкому, заведовавшему ранее агитпропотделом Ленинградского губкома партии.
Все эти люди были для Сталина в той или иной мере компромиссными фигурами, на которые он не мог, разумеется, полностью положиться. Если говорить о Стецком, то выбор вождя пал на него не только потому, что в 1929 году ему было всего 33 года (подчинить и держать в повиновении не обремененного летами и не имеющего карьерных достижений политика куда легче, чем зрелого и умудренного профессиональным и жизненным опытом). Существенную роль сыграло и такое обстоятельство, что ранее тот «запятнал» себя пребыванием в «бухаринской школе»[384] и во искупление этого «греха» молодости готов был пойти на многое в разоблачении своих вчерашних единомышленников. «Приручение» с помощью шантажа «проштрафившихся» функционеров было излюбленным приемом Сталина. Надо полагать, что Стецкий при своем назначении, которое состоялось всего лишь через два дня после того как 17 ноября 1929 г. Бухарина вывели из состава политбюро[385], не питал каких-либо иллюзий относительно уготованной ему роли, тем более что к тому времени его бывший покровитель был также изгнан из «Правды», где всеми делами с мая 1930 года заправлял Л.З. Мехлис[386], помощник Сталина и глубоко лично ему преданный человек, назначенный тогда секретарем редакции центрального партийного органа[387].
Но кардинального решения задачи подготовки собственного идеологического кадрового резерва Сталину удалось достичь уже после осуществленного в 1931 году слияния научно-исследовательских структур Института красной профессуры[388] и Коммунистической академии[389], находившихся ранее в «сфере влияния» Бухарина, и создания под эгидой Комакадемии на объединенной научно-гуманитарной базе нескольких самостоятельных ИКП (с лета 1952-го — научно-исследовательские институты) — аграрного; мирового хозяйства и мировой политики; естествознания; советского строительства и права; философии, литературы, истории, языка. В том же году по постановлению политбюро от 15 марта в Комакадемии началась чистка, имевшая целью удаление приверженцев «правых» и направленная на «решительное выдвижение молодых сил»[390].
