Джеймс Кервуд - У последней границы
- Как я благодарен судьбе! - сказал он.
Алан не продолжал высказывать того, что было у него на душе. Слова казались ничтожными, даже пошлыми. Но она поняла его. Он благодарил не за этот момент, но за то, что наконец пришло к нему на всю жизнь. Ему казалось, что для него кончилась одна жизнь и началась новая.
Алан отступил назад. Его руки дрожали. Чтобы чем-нибудь заняться, он поставил на место перевернутый стол. Мэри Стэндиш наблюдала за ним со спокойным удовольствием и восхищением. Она любила его и сама пришла к нему в объятия. Она сама подставила губы для поцелуев. Когда Алан снова подошел к ней, она тихо засмеялась, глядя на тундру, в которой исчез Росланд.
- Сколько времени понадобится вам, чтобы приготовиться к отъезду? спросил он.
- Что вы хотите сказать?..
- Что мы должны отправиться ночью или завтра утром. Я предполагаю, что нам придется идти через рощу, а потом по старой дороге до Нома. Если Росланд не врет, то Грэйхам должен быть где-то на пути от Танана.
Девушка нежно взяла его под руку.
- Мы едем назад? Не так ли, Алан?
- Да, в Сиэтл. Это единственное, что мы можем сделать. Вы не боитесь?
- С вами, нет.
- И вы вернетесь со мной, когда все кончится?
Алан пристально смотрел в глубь тундры, но он почувствовал, как она легко прижалась к его плечу лицом.
- Да, я вернусь с вами.
- Вы будете готовы вовремя?
- Я уже готова.
Залитая солнцем долина завертелась перед глазами Алана. Пелена золотистого тумана поднималась от земли, и в ней показались манящие бесчисленные призраки, наводнившие все пространство до скрытой рощи. Чувствуя нежное прикосновение девушки, ощущая ее близость, Алан хотел, не откладывая ни минуты, погрузиться в это золотое море радости. Мэри Стэндиш была его навсегда - она признала его власть над собой. Она перестала бороться и дала ему неоценимое право бороться за нее.
Сознание безвыходности ее положения, ее веры в него и связанных с этим новых обязанностей заставило Алана медленно вернуться к суровой действительности сегодняшнего дня. Ужас сложившихся обстоятельств снова предстал перед ним, и веские угрозы Росланда, казалось, зазвучали яснее и даже страшнее, чем в тот момент, когда он уходил. Бессознательно на лице Алана снова появилось выражение ненависти, когда он посмотрел в ту сторону, куда ушел посланец Грэйхама. Ему хотелось знать, каких ужасов наговорил Росланд девушке, так спокойно стоявшей теперь рядом с ним. Правильно ли он поступил, дав ему уйти? Не следовало ли убить его как гада? Ведь у него тот же характер, такая же подлая душа, что и у Грэйхама. Ведь он развратник, человек, готовый способствовать за деньги любому преступлению. Еще не поздно, еще можно догнать его где-нибудь в котловинах тундры.
Мэри Стэндиш сильнее прижалась к его плечу. Алан взглянул на нее. Девушка прочла то, что было написано у него на лице. Ее спокойствие привело его в себя. В этот момент он понял, что Росланд рассказал ей многое. И все же она не боялась, разве только тех мыслей, что были в его голове.
- Я готова, - напомнила она.
- Мы должны подождать Смита, - ответил Алан. Рассудок вернулся к нему. - Он будет здесь ночью или утром. Теперь, после посещения Росланда, я увидел, как необходимо, чтобы кто-нибудь вроде "Горячки" был между нами и...
Он не кончил, но для Мэри Стэндиш было ясно, что он хотел сказать. Она собиралась уже уходить, и Алан почувствовал непреодолимое желание снова взять ее в свои объятия.
- Он находится на пути из Танана, - сказала она.
- Росланд сообщил вам это?
- Да. И с ним его люди. Их так много, что Росланд расхохотался, когда я сказала, что вы не позволите им взять меня.
- Значит, вы не боялись, что я... что я могу отдать вас?
- Я всегда была уверена в том, что вы так поступите, Алан, с той самой поры, как распечатала второе письмо у Элен Мак-Кормик.
Ее глаза светились радостью. Прежде чем он успел произнести еще одно слово, она ушла. Киок и Ноадлюк нерешительно приближались к дому, но, увидев Мэри Стэндиш, бросились ей навстречу. Киок все еще свирепо сжимала длинный нож. А за ними у маленького окошка под крышей Алан увидел призрачное лицо старого Соквэнны; оно походило на мертвую голову, стоявшую на страже.
Кровь Алана текла быстрее обычного. Пустынность тундр, безграничное пространство без признака человеческой жизни, все это было в его глазах теперь огромной ареной, ожидающей приближения трагедии, - тундра, залитая солнцем, оглашаемая пением птиц, шепотом и дыханием цветов, показалась ему новой. Он опять посмотрел на маленькое окошко: там по-прежнему сидел Соквэнна, который напоминал духа из другого мира и своим молчаливым безжизненным взглядом предостерегал Алана о какой-то смертельной опасности, надвигающейся на них из того бесконечного пространства, что не знает никакого зла. Алан пальцем поманил старика и, войдя в свою хижину, стал дожидаться его. Соквэнна сполз вниз со своего поста и, ковыляя, пошел по открытому месту. Его сгорбленная, как у старой обезьяны, фигура, вызывавшая представление о колдуне, с провалившимися глазами, блестевшими подобно маленьким огненным точкам, быстро подвигалась вперед. Алан, наблюдавший за ним в окно, почувствовал дрожь во всем теле.
Через минуту старик вошел в комнату. Он что-то бормотал про себя. Он говорил на таком странном языке, что даже Алану было трудно его понять. Он говорил, что слышит топот многочисленных ног и чует запах крови; что шагов много и кровь близка; что и то и другое доносится из старой расщелины, где до сих пор лежат желтые черепа, омываемые водой, которая когда-то была красной от крови. Алан был одним из немногих, которому с большим трудом удалось выпытать у старого Соквэнны, что произошло в расщелине. Давным-давно, когда Соквэнна был еще молод, враждебное племя напало на его народ, поубивало многих мужчин и увело женщин. И только Соквэнна с горсточкой соплеменников убежали на юг с теми женщинами, которые остались, и нашли последнее убежище в расщелине. И однажды посреди золотого сияния солнца, красоты цветов и птичьего пения, они устроили засаду своим врагам и перебили всех до последнего. Все участники этой битвы теперь уже умерли, все, кроме Соквэнны.
В первые несколько минут Алан пожалел было, что позвал Соквэнну к себе. Это был уже не тот веселый и ласковый старейшина своего народа, что раньше. Это не был уже старик, который радовался играм хорошеньких Киок и Ноадлюк, который любил птиц, цветы и маленьких детей, который сохранил до глубокой старости юношеский пыл. В нем произошла резкая перемена. Он стоял перед Аланом как воплощение рока и несвязно бормотал что-то; в его глазах таилось зловещее пророчество, а худые руки, похожие на птичьи когти, сжимали винтовку. Алан стряхнул с себя неприятное ощущение, охватившее его на мгновение при виде старика, и изложил Соквэнне возлагаемую на него задачу: следить за южной равниной с вершины высокого холма, отстоявшего на две мили от дороги из Танана. Он должен вернуться, когда зайдет солнце.
Беспокойство овладело Аланом при виде этого живого предостережения. Как только Соквэнна ушел исполнять данное ему поручение, Алан приступил к приготовлениям в дорогу. В нем пробудилось сильное желание отправиться сейчас же в путь, не медля ни минуты, но он сумел убедить себя в безумии подобной поспешности. Он будет в отсутствии много месяцев, возможно даже целый год на этот раз; надо многое сделать, заняться массой мелочей, оставить множество инструкций и советов. Он должен во что бы то ни стало увидеться, по крайней мере, со Смитом перед отъездом. Необходимо оставить несколько письменных распоряжений Тотоку и Амок Тулику.
Работа по приготовлению к отъезду подвигалась. Но злое предчувствие упорно не покидало Алана, и он беспрестанно повторял себе, что его страх необоснован и лишен смысла, что никакая опасность не грозит ему. Он старался убедить себя, что был дураком, приказав пастухам вернуться на ранчо. По всей вероятности, Грэйхам совсем не покажется, говорил он себе, а если и покажется, то через много дней или недель. И даже в этом случае он будет бороться законными путями, а не с оружием в руках.
И все же тревога не покидала Алана. По мере того как часы проходили и приближался вечер, какая-то невидимая сила еще сильнее побуждала его скорей уже очутиться на той дороге, что шла за рощей, вместе с Мэри Стэндиш. Между двенадцатью и пятью часами он видел ее дважды. За это время он покончил с письмами. Он заботливо осмотрел свои ружья и нашел, что его любимая винтовка и автоматический пистолет находятся в исправности. Наполняя свой патронташ, Алан в то же время называл себя за это дураком. Он даже отнес некоторое количество патронов и два ружья в дом Соквэнны, говоря себе, что этот дом находится на краю лощины и лучше всего приспособлен для защиты в случае необходимости. Возможно, что "Горячке" придется защищаться, и ружья пригодятся ему, если Грэйхам явится уже после того, как он и Мэри будут благополучно подвигаться по пути в Ном.
![Джеймс Кервуд - Черный охотник [авторский сборнник]](/uploads/posts/books/26656/26656.jpg)