Александр Говоров - Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года
- Простите, я вынуждена быть назойливой, - вновь начала посетительница. - Во-первых, утрем меня сопровождал, по моей просьбе, корпоал Тузов. Мало того, что вы меня вытолкали невежливо, могли бы и объяснить, что недосуг. Вы приказали Тузова арестовать. Прежде чем приступить к делу, а у меня есть для вас сообщения куриознейшие, прошу его освободить.
Меншиков потемнел лицом. Стал рассуждать о молодежи и что есть долг присяги.
- Тузов вам не присягал, - сказала она.
- Софья! - воскликнул Меншиков. - Не суди, о чем не знаешь! В случай он хотел попасть, твой Тузов... Да сорвалось у них с Девиером.
Но маркиза продолжала настаивать, утверждала, что Тузов сам всего не знал, его обманули указом царицы.
- Пусть! - опять согласился светлейший. - Эх, Софьюшка, чего я не сделаю ради тебя! Прощаю я твоего Тузова, черт с ним.
Он взялся за шелковый шнур, чтобы позвонить адъютантам; маркиза его остановила - пусть поменьше людей знают, что она здесь. Тогда Меншиков поднялся: "Я сам схожу...", но опять она удержала.
- Нулишка! - позвала она, и из-под венского диванчика вылез готовый к услугам карлик. Как он ухитрился сюда попасть? Вероятно, за широкими юбками маркизы...
Светлейший послал Нулишку привести дежурного офицера, а сам закурил коротенькую трубочку-носогрейку и повернулся к маркизе:
- Ну?
Она рассказала ему о каторге, об Авдее Лукиче, об остальных, вычеркнутых из списка живых.
- Что ж, каторга... - Светлейший барабанил пальцами по ручке дивана. Раз есть преступники, как не быть каторге!
Он посасывал трубочку, а маркиза рассказывала ему о нравах каторжного мира.
- Канунников! - сказал Меншиков, будто ставя точку. - Видит бог, я тоже не знал, что он остался жив... Все это скот Ромодановский да Толстой-хлюст подстроили, якобы он виноват. Им же потом его имение отписали. Что же делать теперь?
Оба смотрели за окно, где в блеске воды и неба строилась Кунсткамера и люди вокруг нее роились как мошки.
- Чего проще? - сказала маркиза. - Объявить, что невиновен, и отпустить.
- Что ты, что ты, ты просто неопытна в этих делах.
Старик-то Ромодановский умер, но живы внуки, которые бывшим имением Канунникова владеют... Опять же проныра Толстой!
- Ваша высококняжеская светлость! - вскричала маркиза. - Я не за бывшим имением мужа к вам пришла! Выпустите его, отдайте его мне...
- Тогда спрос будет уже с тебя. Ежели ты Канунникова, какая ты Кастеллафранка? Ага, двумужница, а это ведь - каторга!
Опять замолчали. Светлейший громко пососал трубочку, потом щелкнул крышкой карманных часов.
- Ладно, сделаем, - заверил он. - Я прямо к государыне, она теперь для меня все, что захочу... Что еще у тебя?
Маркиза с новым пылом принялась просить о других каторжанах. Взять номер тринадцатый, каково ему среди татей? Он же бывший офицер, но если бы все офицеры императорского флота были как он!
- Да ты что, девочка! - удивился Меншиков.--Ты потребуешь, чтобы я всю каторгу распустил? А потом и всю империю разогнал?
А она вскочила, умоляя, в шелковой волне юбок опустилась прямо на пол и уже на коленях молила, обжигала взглядом из-за неправдоподобных ресниц. "Что за баба! - подумал Меншиков. - Такая на все пойдет, и шилом приколет, и зубами загрызет".
- Ладно, ладно, Софьюшка... - обещал он. - Придумаем что-нибудь, изобретем какое-нибудь крючкотворство. Ты же пойми, я сам еще после давешних событий в себя не пришел...
- Нужна просто решительность! - воскликнула маркиза. - Ежели у вас, господин генерал-фельдмаршал, не достанет решительности, вас никогда не хватит более, чем для придворных интриг.
Вернулся Нулишка, а с ним дежурный офицер, с глазами вялыми от послеобеденного сна. Меншиков приказал Тузова освободить и доставить сюда.
- Что такое "Святой Иаков"? - спросила маркиза.
- Ах вон оно что! Значит, твой этот Тринадцатый со "Святого Иакова"? Да, был у нас такой фрегат.
- А за что по вашему личному приказу он был потоплен?
- Они хотели самодержавие отменить.
- А что такое самодержание?
Меншиков рассмеялся и стал чинить свою треснувшую носогрейку, хотя рядом висела целая коллекция чубуков и трубок. Он смеялся к добрел, говорил совсем уж по-отечески, с оттенком воркотни:
- Самодержавие, милая, многие желали б отменить. Взять - твой князь Антиох с другими преображенцами, много они об этом рассуждают, тамошние подсыльщики давно докладывали сие... На фрегате же "Святой Иакова много оказалось шибко образованных. Квинта Курция читали, республику вознамерились учредить. А как без самодержавия? Это же становая жила порядка!
Набив починенную трубочку, он закурил. Часы в огромном доме стали бить - сначала в одних покоях, затем в других. Сунулся в дверь генерал-майор Волков, но светлейший показал - погоди!
Маркиза в тоске безысходной положила на мраморный столик локти, а на них подбородок, закрылась копной черных волос. Меншиков подошел, погладил по затылку, провел пальцем по белой шее. Вспомнилась другая, столь же прекрасная голова, в Кунсткамере, в банке, в мутном спирту. Усмехнулся, подумав, что царь покойный без колебаний приказал бы это чудо красоты отсечь да еще объяснил бы боярам анатомию сосудов на свежем срезе шеи...
- Софьюшка! - вкрадчиво сказал он. - Отдай ты мне этот философский камень. Что хочешь возьми у меня!
- Александр Данилович! - в тон ему отвечала маркиза. Да нет у меня никакого философского камня, в этом вся закавыка. Да и на что вам философский камень? Вам все подвластно-и злато, и власть, и время, и люди. Философский камень - это вы!
Бодро топая, явились Максим Тузов и конвоиры. Светлейший тяжелым взглядом смерил Максюту, конвоирам велел быть свободными. Маркизе он сказал:
- Теперь ступай к себе в дом и ожидай моих решений. Сей корпорал Тузов пусть у меня еще побудет. Даю тебе слово, а мое слово что-нибудь да стоит. Ради тебя ни один волос с его головы не упадет. Но нынче он мне нужен для одного очень ответственного дела!
Выглянув в прихожую, он убедился, что никого нет. И вывел маркизу с карликом тем же путем, как и пришли.
- А насчет камня крепко подумай! - напутствовал он.
5
В народе говорят: Петр и Павел день на час убавил. Хочешь не хочешь, а к петрову дню укоротились северные белесые закаты. Огнями плошек украшались теперь вольные дома в Морской слободке, дым коромыслом!
- Прощай, Цыцурин, владыка игорного счастья! - заявил Евмолп Холявин, нетвердой походочкой взойдя на верхний этаж полнощного вертограда. - Ты не гляди, что я выпимши, покидаю сегодня вас, ухожу в далекие края! Прощай, Фарабуш, старина! Спасибо тебе, что в дубовое свое туловище принял пулю, которая предназначалась мне.
Сегодня, едва адмиралтейская пушка пробила полдень, они с Сербаном, уговорив Цыцурина, стали играть на реванш. Холявин и петушился, и хвастался, и высмеивал Сербана, но то ли фортуна отвернулась от него, то ли старшему Кантемиру попалась наконец его счастливая колода, но Сербан быстро отыграл свой проигрыш, отобрал у Евмолпа вексель и разодрал его при кликах собравшихся игроков.
Случившийся тут же граф Рафалович за свой счет угостил всех шампанским, и Холявин не дал Антиоху увести счастливого брата домой. "Не-ет, теперь я желаю играть на реванш!" Но карточная Фортуна, видать, крепко осерчала на Холявина. Весь горя от нетерпения, он поставил безумные деньги - и проиграл! Сербан заставил его написать срочный вексель - такого еще в истории санктпетербургских вольных домов не было. Карточный долг должен быть возвращен в тот же день до полуночи!
- Прощайте, друзья! - кланялся Евмолп завсегдатаям вертограда. - Я выплатил срочный долг Кантемиру, пусть никто не скажет, что Холявины хуже князей!
- Но ты же свое дежурство пропустил! - ужасались приятели. - Ты же на пост не явился!
- А наплевать! - хорохорился Холявин. - А мне наплевать!
"У него какие-то тетушки при государыне..." - передавали приятели.
- Прощай, маркиза Лена, волшебница, - явился он в горницу под аркой. Возвращаю тебе сорочку, взамен той, которую ты мне дала на Островах. Пощупай - настоящее голландское полотно, у контрабандистов покупал, в Сытном рынке.
- С каких пор это мы с вами на "ты"? - спросила маркиза. Она стояла перед распахнутой скрыней, увязывая какие-то пожитки.
- Как? - завопил Евмолп. - А кто меня уговаривал во Мценск ехать?
- Что было, то сплыло, сударь.
- Но не огорчайтесь, прекраснейшая! Я тоже от вас сплываю.
- Вы уходите в поход?
- Нет! - радостно сообщил Евмолп. - Лучше! Я ухожу в отставку!
- Он выходит в отставку! - сокрушенно сказали его друзья, которые ждали у распахнутой портьеры.
- Да, да! А что делать, братья? Я этому князьку знаете сколько продул? Сумма уму непостижимая!
- Ты уходишь в отставку? - маркиза оторвалась от своих узелков. - Как же без тебя Преображенский полк?
- Вот именно! - закричали преображенцы. - Как мы без тебя?
- Как я без вас! - с ударением сказал Евмолп. - Старый бурбон Бутурлин в меня уж чернильницу швырял и ботфортой топал. Да все же резолюцию наложил... Жизнь теперь будет разлюли малина: ни тебе разводов, ни тебе поклонов, ни тебе честь начальникам отдавать!
