Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 8. Мир за нашим окном
Итак, какую птицу вашей республики вы назовете для условного «птичьего герба»?
Чтобы легче было работать с почтой, на конверте непременно пометьте название республики, а также пароль: «Окно в природу». Птицы моей земли!»
Фото из архива В. Пескова. 2 октября 1971 г.
Дом Брема
(Окно в природу)
Шел мглистый осенний дождь. Но это не мешало жителям деревеньки Рентендорф копать свеклу и картошку. У старенькой двухэтажной школы мокло десятка четыре велосипедов. Жестяный петух, водруженный на церкви вместо креста, не крутился от ветра. Было тепло и тихо.
С деревьев слетали последние листья, в садах суетились синицы, а грустные посвисты снегирей означали, что и сюда, в Тюрингию, скоро придет зима.
Мы приехали в деревеньку поклониться дому, где жил Альфред Брем. Красный кирпичный дом под липами и березами молчалив и безлюден. Туристы бывают редко (не под рукой деревенька), и ключ от дома хранится у местной крестьянки Эльзы Шляйхер. Она тоже копала свеклу, но, увидев автомобиль, помахала рукой и по-старушечьи торопливо побежала переодеться.
И вот мы в доме. Хорошо знакомый бордатый охотник глядит с портрета. Альфред Брем… Минуту хочется помолчать, спокойно оглядеть все, чего касалась рука этого человека.
Зеленая изразцовая печь, шкаф с книгами, кровать, мягкое кресло, рабочее место с бумагами. Дом этот Брем построил для матери после смерти отца, но часто бывал в нем — работал за резным столиком, открыв окошко, наблюдал птиц, отсюда уходил на прогулки в поля и в лес, синеющий на пригорке, сюда приезжал попрощаться, отправляясь в дальние путешествия.
На стенах — карты поездок Брема. Вот первое путешествие в Африку. Альфреду было тогда восемнадцать лет. А эта, похожая на свиток, занимающий стену от пола до потолка, — карта последнего путешествия. Брем чертил ее сам.
Помечены места остановок маленькой экспедиции (1876 год): Алакуль, Бухтарминск, Усть-Каменогорск, Семипалатинск, Омск, Тюмень, Тобольск… На этом пути Брем заболел и спешно вернулся домой…
Могила его проста. Он покоится рядом с отцовским домом и церковью, на кладбище, где окончили путь местные столяры, землепашцы, портные и кузнецы. В этом соседстве — не только преданность Брема родной деревне, но и общность судьбы людей, добывавших свой хлеб в поте лица. Брем говорил, что с простыми людьми его роднит трудолюбие.
Альфред Брем.
Жизнь Брема без ошибки можно назвать эталоном человеческого упорства, любознательности, верности делу. Итог не слишком уж долгой жизни (Брем прожил пятьдесят пять лет) — десять тяжелых золоченых томов под названием «Жизнь животных» — известен каждому. Уже сто лет живут эти книги. Их держит на полках каждый зоолог. Сто лет их читают все, кто сколько-нибудь интересуется природой, они служат основой для школьных учебников, справочниками и просто чтением, от которого нельзя оторваться. Их издавали во многих странах. Слово Брем сделалось символом мира природы, как будто он, Брем, и есть творец-открыватель всего, что бегает, плавает, ползает и летает.
Брем родился во времена, когда на открытых путешественниками землях открывали невиданно интересный мир птиц, рыб и зверей.
Должен был появиться человек, который бы рассказал об этом удивительном мире. Брем и стал таким человеком. Обстоятельно, с научной достоверностью, языком, одинаково ясным школьнику и профессору, он описал все сущее на земле от комара до кита. И не просто было рассказано, что есть, например, на земле воробей, орел, удав или слон, — о каждом животном было сказано все, что было по тем временам можно узнать: размеры, окраска, где водится, чем питается, повадки и образ жизни…
Представьте, что десять толстых томов вам пришлось бы просто переписать — уже эта работа показалась бы неисполнимо огромной.
А ведь каждая строчка бремовских книг — исследование! Вот почему сто лет уже не меркнет славное имя Брем.
Истоки поразительного трудолюбия и верности избранному пути надо искать все в той же маленькой деревушке Рентендорф. Отец Брема был тут пастором ровно пятьдесят лет. Нам неизвестно, хорошим ли был он духовником, но зато даже в нынешних энциклопедиях вы прочтете: «Христиан Людвиг Брем — немецкий орнитолог». Деревенский пастор прилежно изучал птиц. Наверное, это было непросто, потому что у пастора была служба, пастор, как и крестьяне, пахал свою землю и воспитывал ребятишек.
Образ жизни отца был лучшим примером для сына. А поля и леса вокруг деревеньки для обоих были местом всех земных радостей.
Старожилы говорят: мало что изменилось в деревне с тех пор, как бегал тут босоногий Брем — далеко деревня стоит от больших городов и дорог. И потому приезжие видят тут не только дом великого человека, но и мир, в котором он вырастал.
Прощаясь с домом, я попросил переводчика прочитать надпись возле большого портрета Брема. «Природа — одна из мощнейших сил в воспитании человека. Воспитание без учета этой силы — одностороннее воспитание».
— Но это сказал не Брем, — уточнил переводчик, — это сказал какой-то Ушинский…
Я объяснил, кто такой был Ушинский, живший в России в одно время с Бремом, и слова которого оказались так подходящи в этом кирпичном доме.
Фото из архива В. Пескова. 9 октября 1971 г.
Ловчие птицы
(Окно в природу)
И зело потеха сия утешает сердца печальные и… веселит охотников сия птичья добыча.
Урядник Соколъничья Пути (1656).
Осенью в прошлом году берлинские охотники пригласили меня посмотреть ловчих птиц. Смотрины состоялись в лесу. На обширной поляне по всем правилам ритуала десять охотников протрубили подходящую к случаю музыку, потом они разошлись в стороны, и я увидел троих парней в егерских шляпах с перьями, в охотничьих куртках, с затейливо сшитыми сумками через плечо. На левой руке, облаченной у каждого в рукавицу из толстой кожи, сидело по соколу.
Птицы сидели смирно. Голову каждой (прикрывая глаза) украшал похожий на царственную корону кожаный колпачок. К запястью лапы у птиц был приторочен бубенчик и тонкие ремешки.
Когда со всех сторон я заснял живописную группу, крайний сокольник вынул из сумки убитую утку, снял с головы сокола колпачок и высоко, чуть в сторону, кинул приманку. Моей расторопности не хватило, чтобы с первого раза заснять момент, быстрый, как молния, — сокол сорвался с руки, настиг летевшую камнем утку, ударив, сумел ухватить ее в когти и, снижаясь, полетел в чащу. По звуку бубенчика мы прикинули направление и, задыхаясь от быстрого бега, через пару минут увидели сокола.
Он сидел, вцепившись в добычу. Земля вокруг была усыпана пухом и перьями. Подбежавший охотник присел, протянул руку в перчатке — и, странное дело, голодная птица (нехотя, правда) слетела с добычи на руку, получив в награду за это кусочек припасенного в сумке мяса. Пустили второго сокола, третьего, пустили еще раз первого — все было очень похожим: мгновенный бросок за добычей, полет с ней в укромное место…
Немецкий охотник с ловчей птицей.
Сокол в момент нападения.
Примерно так же проходит охота. Охотник (иногда идет он с собакой) пугает дичь. И как только дичь окажет себя, снимает с головы сокола колпачок, а тот, увидев летящую (или бегущую) жертву, хорошо знает, что надо делать…
В этой охоте, однако, главное — не добыча, хотя она может быть и большой (один из показанных мне соколов имеет уже на счету две сотни диких кроликов, пятнадцать зайцев, семнадцать фазанов). Главное в этой охоте — редкое зрелище, естественное для природы. На Мещере я видел однажды, как сокол сапсан, пикируя сверху, ударил цаплю. Долго кружились, падали в воду серые перья, а утром я нашел на опушке скелет и два крыла птицы. Друзья в заповеднике сказали, что мне повезло — из них не каждый видел, как нападает сокол. Охота же с ловчими птицами (соколом, ястребом и орлом) дает это зрелище постоянно. Прелесть охоты состоит еще в том, что гусь, утка, фазан, заяц, лисица, дрофа, джейран или волк вовсе не обреченные жертвы. Они всегда имеют шансы спастись.
Быстрота полета ловчих птиц поразительна, реакция мгновенна (известен случай, когда в Югославии орел успел схватить и унести в горы взлетевший над стадионом футбольный мяч). Но даже и столь способный охотник может оплошать, промахнуться, если жертва окажется сильной, «смекалистой» — природа дала ведь ей средство защиты на этот случай. Таким образом, человек, искусственно создавая обычные для природы драматические ситуации, имеет возможность увидеть борение ловкости, силы, быстроты и находчивости. Он может наблюдать то, что природа обычно прячет от наших глаз.
