Александр Больных - XX век танков
В целом же к концу февраля на южном участке Восточного фронта сложилась критическая ситуация. Вполне реальным было окружение 1-й и 4-й танковых армий и вновь сформированной 6-й армии (бывшая группа Холлидта). К этому времени в распоряжение Манштейна прибыл II танковый корпус СС, переданный 4-й танковой армии. Кстати, некоторые авторы бодро утверждают, что его дивизии были укомплектованы по штату. Не было этого, даже близко не было. Вместо положенных 150 танков дивизия «Лейбштандарт» имела 92 танка, «Дас Райх» — 130 танков, дивизия «Тотенкопф» — 120 танков. То есть они были укомплектованы лучше армейских танковых дивизий, но положенного количества танков все равно не имели.
17 февраля Гитлер снова прилетел в штаб Манштейна. Он согласился не пытаться отбить Харьков лобовым ударом и позволил организовать наступление с юга, чтобы, в свою очередь, окружить и уничтожить несколько советских армий. Но даже если помнить об этом, наступление Манштейна было всего лишь успешной оборонительной операцией. Ни о каком развитии успеха, как это полагается в случае наступательных операций, немцы даже не мечтали, они всего лишь хотели спасти попавшие в сложное положение войска. Более того, Гитлер согласился рассматривать Группу армий «А» как источник резервов для Группы армий «Юг», так как лишь такими мерами можно было спасти положение.
19 февраля немцы перешли в наступление, нанеся удар по растянутым порядкам советских армий. Фронт — оборону здесь просто не успели создать, к тому же советское командование готовилось продолжать наступление и про оборону вообще не думало — был прорван в первый же день, и дивизии СС вырвались на оперативный простор. Они перерезали тыловые коммуникации, возникла опасность окружения группы генерала Попова. Правда, маневр II танкового корпуса СС выглядел уж слишком хитро. Сначала дивизии двигались прямо на юг, а потом, достигнув Павлограда, повернули на север по широкой дуге. Манштейн с ликованием писал:
«Ближайшие дни принесли ожидавшийся успех контрудару 4-й танковой армии, и инициатива в этой кампании наконец вновь перешла к нам. Сначала армия разбила силы противника, наступавшие на переправы через Днепр, то есть группировку в районе Павлограда и южнее его. То, с чем Гитлер не хотел согласиться, подтвердилось: здесь было два вражеских танковых корпусаюдин стрелковый корпус и один кавалерийский корпус. Затем нам удалось во взаимодействии с 1-й танковой армией разбить четыре вражеских танковых и механизированных корпуса, стоявших перед ее западным фронтом».
Здесь фельдмаршал явно хватанул через край, но как же не похвалить себя, любимого? Ни о каком перехвате инициативы речь не шла. Манштейн сумел всего лишь предотвратить угрозу уничтожения своих войск. Затем перешли в наступление ХХХХ и XLVIII танковые корпуса, и наши войска начали отступать. Пытаясь отвлечь внимание немцев от Харькова, 25 февраля начал наступление Центральный фронт Рокоссовского. Однако Манштейн не пожелал отвлекаться, предоставив 2-й танковой и 2-й общевойсковой армиям выпутываться самостоятельно. Короче, к 6 марта понесшие серьезный урон 6-я, 1-я гвардейская и 3-я танковая армии были вынуждены спешно создавать новую линию обороны южнее Харькова.
Почему-то наши генералы решили, что, избавившись от непосредственной опасности, Манштейн остановится. Поэтому когда он 7 марта нанес новый удар в направлении Харькова, это оказалось полной неожиданностью для Юго-Западного фронта. Кстати, рекомендую перечитать приведенный выше отрывок из воспоминаний фельдмаршала. «Но только тот военачальник может рассчитывать на успех, который способен предвидеть». По части «предвидеть» у генерала Ватутина оказалось не очень хорошо. В общем, II танковый корпус СС прорвал фронт между 69-й и 3-й танковой армиями и двинулся дальше, обходя Харьков с севера. В самый неподходящий момент вдруг вспыхнул спор между командиром корпуса Хауссером и командующим 4-й танковой армией Готом. Гот требовал обойти Харьков и развивать наступление на восток, Хауссер рвался взять город прямым штурмом. Видно, он не мог забыть, что отступил из Харькова вопреки приказу, хотя за это был снят с должности не он, а командир войсковой группы генерал Ланц. Остановить зарвавшегося группенфюрера не удалось даже самому Манштейну, и 11 марта эсэсовцы начали штурм города. Бои в Харькове продолжались до 16 марта, опьяненный успехом Хауссер даже успел переименовать Красную площадь в площадь «Лейбштандарта». Тем временем наступление немецких танковых дивизий на север продолжалось, генерал Раус рвался к Белгороду. 18 Mapta немцы заняли этот город, но наступать дальше уже не могли — у них просто не осталось сил. Окончательно линия фронта установилась 25 марта.
В результате немецкого контрудара была временно снята угроза южному крылу Восточного фронта, и сформировался южный фас Курской дуги. Советские армии потерпели серьезное поражение, однако и немцы при этом понесли такие потери, что их наступление заглохло само собой. Опять же свой вклад внесла весенняя распутица, но чем немцы могли наступать далее, если в той же дивизии «Лейбштандарт» после окончания боев за Харьков имелось 23 танка?
Давайте попробуем проанализировать более детально некоторые аспекты этого сражения, которое стало последней удачной операцией вермахта на Восточном фронте. Манштейн в очередной раз подтвердил, что является крупнейшим специалистом по ведению танковой войны. Он продемонстрировал великолепный образец эластичной обороны, умело воспользовавшись слабостью растянутого фронта и ненадежными коммуникациями, и срезал наметившийся было Харьковский выступ. Фронт оказался примерно на той же линии, с которой немцы летом 1942 года начали свое наступление.
Манштейну удалось выполнить буквально все условия, необходимые для успешного проведения наступательной операции. Он сумел добиться оперативной и тактической внезапности. Наши историки охотно высмеивают его постоянные жалобы на нехватку сил и превосходство русских в танках. Дескать, для наступления Манштейн сосредоточил целых 8 танковых и 5 панцер-гренадерских и моторизованных дивизий. Ну сосредоточил, и что дальше? Кто мешал генералам Голикову и Ватутину сделать то же самое? Кто мешал Ставке предусмотреть возможность такого развития ситуации и направить в район успешно развивающегося наступления дополнительные силы хотя бы для продолжения этого наступления, если уж о возможном контрударе немцев никто не думал? Если командующие советскими танковыми корпусами жалуются, что у них неисправных танков больше, чем боеготовых, то о чем это говорит, кроме отвратительной работы тыла, неудовлетворительной подготовки личного состава и сомнительного качества танков? Вот, мол, на 18 февраля в 3-й танковой армии генерала Рыбалко из 432 танков 122 ремонтировались на дорогах, 214 исправляли боевые повреждения и только 96 танков были исправными. Разве в этом немцы виноваты? Напомним, что к этому времени Красная Армия снова имела заметное превосходство над вермахтом по количеству бронетехники.
И все-таки наступление Манштейна не привело к коренному изменению обстановки. Прежде всего следует отметить, что прекратились панические отступления советских войск, столь характерные для 1941 и 1942 годов. Каждый метр территории немцам теперь приходилось брать с боем, к чему они не слишком привыкли.
Хочется не согласиться с утверждением А. Исаева, будто после Харькова главным средством борьбы с танком становится танк. Приводимая им статистика говорит лишь об одном: в районе Харькова имели место бои танковых соединений, часто превращавшиеся во встречные танковые бои. Кстати, это тот вид боевых столкновений, в котором Красная Армия уступала противнику до самого конца. Сами немцы придерживались иной точки зрения, о чем ясно говорит статистика производства бронетехники в Германии. Промышленность Германии все больше внимания и сил уделяет производству штурмовой артиллерии и противотанковых САУ. В том же 1943 году их производство практически сравнивается с производством танков, а в 1944 году, когда немцы выпустили максимальное количество бронетехники, самоходных установок было произведено больше, чем танков. То есть теперь уделом Панцерваффе, изначально создававшихся как наступательное оружие вермахта, становится оборона. И бодрое заявление Гудериана, сделанное им 9 сентября 1943 года в докладе Гитлеру: «Если вообще фронт до сих пор был удержан, то это — исключительно заслуга танковых дивизий. Всеми признано, что танковые войска, несмотря на их слабости, и сегодня еще являются костяком всей обороны. Пехота больше не может им быть», — звучит как надгробная эпитафия. В устах создателя Панцерваффе, отца теории блицкрига, эти слова являлись форменным кощунством, однако они предельно точно характеризовали то место, которое отныне было отведено немецким танкам.
