М. Солонин - Новая хронология катастрофы 1941
Ни одной попытки организовать взаимодействие ДБА и ВВС ЧФ с соседним Одесским округом предпринято не было. Для советской, якобы «строго централизованной», государственной машины задача организации совместных боевых действий трех разных «ведомств» оказалась неразрешимой. Истребители ВВС Южного фронта ни разу не прикрывали бомбовые рейды своих «соседей»; аэродромы юга Бессарабии не были использованы ни для перебазирования на них истребителей ВВС ЧФ (а в составе авиации флота была своя собственная истребительная авиация, и отнюдь немалая: три авиаполка и три отдельные эскадрильи, на вооружении которых числилось более 300 самолетов-истребителей, включая 19 новых МиГ-3), ни в качестве «аэродромов подскока» для дальних бомбардировщиков (что позволило бы значительно увеличить вес бомбовой нагрузки). Единственным исключением из общего неприглядного «правила» стал эпизод от 13 июля, когда шесть Пе-2 из состава 40-й БАП ВВС Черноморского флота для выполнения дневного налета на Плоешти перебазировались на один из молдавских аэродромов.[210]
И тем не менее даже последовательная цепочка «комариных укусов» не могла не нанести противнику определенный урон. В общей сложности более тысячи фугасных авиабомб было сброшено в районе Плоешти и Констанцы. Без последствий это не обошлось. Особенно сильные разрушения были отмечены после бомбардировок
14—15 июля. Газета «Известия» сообщила в те дни о том, что «в результате налетов советской авиации на Плоешти в течение недели уничтожено 200000 т различных нефтепродуктов». Это сообщение (в кавычках или без оных), эта феерическая цифра (200 тыс. тонн горючего) более полувека порхают из книги в книгу, от автора к автору. А жаль — даже действуя в рамках и условиях военной пропаганды (которая правдивой не может быть по определению), газета «Известия» все же сообщила понимающему читателю, что про «200 тыс. тонн» ей рассказал некий «корреспондент «Нью-Йорк тайме», ссылаясь на сведения из иностранных военных источников в Анкаре…».
Объективным и не нуждающимся в пространных комментариях итогом несостоявшегося разрушения румынских нефтепромыслов могут служить две цифры: поставки Румынских нефтепродуктов в Германию не только не сократились, но и выросли с 201 тыс. тонн в июне до 375 тыс. тонн в сентябре[211].
Вернемся, однако, в июнь 41-го года. В соответствии с годовым отчетом штаба, ВВС Южного фронта за 9 дней июня выполнили 2336 боевых самолето-вылетов (в июле — 6998).[212] Для бомбардировки нефтепромыслов Румынии использованы два вылета — меньше одной тысячной. Предусмотренных довоенными планами бомбардировок крупных промышленных и транспортных объектов в оперативном тылу противника (Брашов, Бузэу, Рымникул-Сэрат, Фэурей, Чернавода, Бухарест) не было вовсе (по крайней мере, о них ничего не сказано в доступных документах). Точное количество вылетов, направленных на удары по вражеским аэродромам, установить не удается, но имеющиеся сведения позволяют оценить их числом 100–150. Никак не более. Для решения каких же задач были совершены остальные, т. е. порядка 95 % от их общего числа, вылеты?
Прежде всего следует вспомнить, что авиация Одесского ВО (Южного фронта) на две трети состояла из истребителей. А с учетом того, что истребители расходуют бензина меньше, готовятся к боевому вылету быстрее и летают чаще, их доля в общем числе самолето-вылетов становится еще большей. Так, например, в 20-й САД с 22 по 30 июня включительно 55-й ИАП выполнил 679 вылетов, 4-й ИАП — 494, 45-й БАП — 117 и 211-й БАП — Д); таким образом, вылеты истребителей составили 86 % от общего числа[213]. В точности такая же пропорция наблюдается и в итогах боевой работы 20-й САД в период с 22 июня по 21 августа: вылеты истребителей (4762 с/в) составляют 86 % от общего числа самолето-вылетов дивизии.[214]
Вылеты истребителей расходовались главным образом на патрулирование и прикрытие с воздуха собственных аэродромов, войск, транспортных узлов. Например, истребители 4-го ИАП за первые четыре дня войны выполнили 204 с/в на патрулирование, прикрытие и перехват вражеских бомбардировщиков, 36 — на сопровождение своих бомбардировщиков, 6 — на разведку и лишь 45 вылетов — на штурмовку войск и аэродромов противника.[215] В дальнейшем, правда, истребители дивизии значительно чаще привлекались для штурмовки и бомбардировки наземных объектов (войск противника, мостов, переправ, аэродромов). Для решения этих задач в период с 22.6 по 21.8 был произведено 1690 с/в, т. е. 36 % от общего числа вылетов 4-го ИАП и 55-го ИАП. [216]
Патрулирование в воздухе было в значительной степени «избыточным» (хотя надо признать, что в отсутствие радиолокаторов, да и развитой системы визуальной ВНОС, другого способа организации прикрытия и не было), т. к. встречи с воздушным противником были весьма редкими.
Характерным для обстановки тех дней может считаться такой эпизод:
«…3. 67-й ИАП за период с 4.00 до 22.00 24.6.41 произвел 126 самолето-вылетов (в среднем три вылета на один исправный самолет — показатель для советских ВВС очень высокий. — М.С.) с задачей уничтожения самолетов противника в воздухе на участке Кагул, Рени. Во время патрулирования встреч с противником не было. Налет 67 ч. 26 мин.[217]»
В тот же день, 24 июня, другой истребительный полк
21-й САД имел встречу с противником, но какую-то странную:
«…5. 69-м ИАП с 4.00 до 12.00 произведено 95 боевых вылетов на патрулирование, разведку и перехват противника. Налет 74 часа. Израсходовано 5120 патронов. В 11.30 в районе ст. Раздельная 15 самолетов И-16 встретили 18 бомбардировщиков противника, противник огнем отогнан. Над аэродромом был атакован один бомбардировщик — ушел в облачность, тип не установлен. Потерь и сбитых нет…»[218]
То, что встречи с противником в воздухе (в тот период и на Южном фронте) были большой редкостью, подтверждается всей совокупностью статистических данных. Так, истребители 20-й САД за два месяца войны выполнили 4762 вылета, при этом произошло лишь 173 воздушных боя, после которых заявлено сбитыми 75 самолетов противника (63 вылета на одну заявленную победу — показатель весьма низкий). В период с 22 до 30 июня 4-й ИАП расходовал в среднем 138 патронов в расчете на один вылет, 55-й ИАП — 133 патрона.[219] Это ничтожно малый расход — чуть больше одной секунды непрерывной стрельбы для 4 пулеметных модификаций «ишака» или примерно две секунды для «мига». Учитывая, что боекомплект советских истребителей того времени (И-16, И-153, МиГ-3) обеспечивал порядка 25–30 секунд непрерывной стрельбы, мы можем сделать вполне обоснованный вывод о том, что в июне 41-го 9/10 всех вылетов истребителей завершались без воздушного боя с противником.
Все эти усредненные показатели никоим образом не опровергают тот факт, что воздушные бои — порою весьма драматичные — происходили по нескольку раз в день. Об одном из таких эпизодов, произошедшем во второй день войны, рассказывают скупые строки Оперативной сводки № 03 штаба 20-й САД от 22.00 23 июня:
«…4-м ИАП в 11.30 с аэродрома Ревака были подняты 5 МиГ-3 для уничтожения появившихся 5 Me-109. В воздушном бою было подбито 2 Me-109, которые произвели посадку в районе Генчешты; один летчик ранен, отправлен в лазарет г. Кишинев, другой невредим, отправлен в органы НКВД. Указанные самолеты подбил командир эскадрильи капитан Карманов.
В 16.30 с аэродрома Ревака были подняты 4 МиГ-3 для уничтожения 4 появившихся над г. Кишинев Me-109 и с аэродрома Григориополь были подняты 9 И-153. В завязавшемся воздушном бою потеряли три самолета: один МиГ-3, командир эскадрильи капитан Карманов погиб, самолет разбит; один И-153 подожжен в воздушном бою, самолет и летчик сгорели; один И-153 подбит, сел южнее аэродрома Кишинев, летчик Гераскин ранен в голову, сломал ногу; отправлен в лазарет. При посадке на аэродром Григориополь летчик произвел посадку с невыпущенным шасси на И-153…»[220]
Документы противника фиксируют утреннюю потерю в районе Кишинева одного истребителя Bf-109 из состава 6-й эскадрильи эскадры JG-77. Следующий бой (в 16.30) действительно начало одно звено (4 истребителя), но затем к ним на помощь подошли еще 12 «мессеров» группы III/ JG-77.[221] Можно предположить, что немцы, разозленные гибелью своего однополчанина, решили взять реванш. Благодаря четкому взаимодействию и отработанной тактике группового воздушного боя им это удалось. Эпизод этот нашел отражение и в упомянутом выше «Разборе работы частей», составленном 28 июня командиром 20-й САД:
«…8. Ведению воздушного боя летный состав командирами полков не научен и не проинструктирован, в результате чего в бою мы не добились взаимной выручки, хитрости, обмана противника и использования [для] маскировки солнца, облаков для внезапных атак; благодаря этому бои ведутся с большими потерями для нас (гибель капитана Карманова, который героически дрался и погиб только благодаря отсутствию поддержки в бою друг друга)».[222]
