Вальтер Николаи - Тайные силы: Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время мировой войны и в настоящее время
«Нашей задачей является убивать или быть убитыми».
Среди мобилизованных на войну было много таких, которые считали войну, как таковую, несправедливостью и не скрывали своей радости по поводу избежания ее. Американские пленные были, пожалуй, еще крепче английских. Но само собой понятно, что вначале выносливость их была меньше. Так как дивизии прибывали одна за другой и всегда имелись новички, то картина настроения американских пленных была неоднородной. Первые отправленные во Францию вновь сформированные дивизии были, по-видимому, составлены из жителей тех штатов, которые были враждебны немцам, в которых английская пропаганда пустила крепкие корни, и на которых правительство президента Вильсона считало возможным опереться в первую очередь. Пленные из дивизий, поступавших позднее из штатов Пенсильвании, Нью-Йорка, Нью-Джерси, Иллинойса и других штатов Запада, по отношению к немцам были настроены скорее дружественно. Пленные одной из сформированных в этих штатах дивизии единогласно показали, что они пошли на войну с Германией лишь по принуждению и против своей воли.
Показания пленных давали возможность заглянуть и во взаимоотношения различных союзных войск между собой. Они не были товарищескими, величайшим наказанием было и приводило к бунтам, если их помещали вместе на транспортах и в лагерях военнопленных. Особенно велико бывало возмущение, когда цветные попадали в тесное личное соприкосновение с пленными европейцами. Французы отказывались, также, и от слишком близкого общества союзных им русских. Судя по поведению пленных, невозможно было говорить о верном братстве по оружию между неприятельскими войсками. Скорее можно было думать, что только политика по отношению к Германии связывает их между собой. Если бы германское правительство интересовалось этой областью, и если бы с германской стороны велась политическая пропаганда, то данные ее дали бы много такого, что могло бы быть успешно использовано для фронтовой пропаганды.
Англичане смотрели на французов сверху вниз, [182] жаловались на их нечистоплотность и насмехались над их слабой дисциплиной. В английской прифронтовой полосе с французским населением обращались, по словам английских пленных, с драконовской строгостью. Зато в тылу английского фронта было гораздо больше порядка, чем в тылу французского фронта. Значительные отряды английской полиции и жандармерии заботились о безусловном проведении в жизнь всех вызванных войной распоряжений. В отношении населения англичане были нетребовательными лишь постольку, поскольку их штабы избегали, по возможности, размещения в замках, а охотнее селились в помещениях, которые лишь с трудом могли быть обнаружены летчиками и артиллерией, по большей части в асбестовых бараках. С трудом удавалось, поэтому, на основании допроса пленных установить на карте местопребывание английских штабов. Английские пленные говорили об оккупированной Франции, как о неприятельской стране, и о строгих мероприятиях против населения, как о чем-то само собой понятном. Английские офицеры заявляли германским офицерам разведки, что не понимают гуманного отношения немцев к французскому населению. Их удивление было тем сильнее, что и они были пропитаны пропагандой о жестокости немецкого ведения войны. Если подумать о том, сколько различных человеческих рас прошло через французскую прифронтовую полосу за четыре года войны, то можно будет понять впечатление многих военнопленных о том, что населению германской прифронтовой полосы жилось гораздо легче, нежели населению французской.
То же самое относится и к бельгийской прифронтовой полосе. Фламандские пленные особенно жаловались на барское поведение англичан и на беспощадно применяемый ими метод разрушения бельгийских местностей. Французские пленные против неуважения со стороны английских внешне не протестовали, а французские офицеры, которым англичане не отдавали в плену чести, проявляли по отношению к ним известное стеснение. При этом вначале французы чувствовали себя, в качестве солдат, выше англичан и часто пренебрежительно [183] отзывались о малоценности английских дивизий, по большей части, вновь сформированных. Национальная гордость французов страдала, по-видимому, от того, что они принуждены были признавать англичан спасителями Франции. Лучшее питание англичан возбуждало в них зависть. Они жаловались на нахальное, барское поведение своих союзников во Франции и навязчивое приставание английских солдат к французским женщинам. Они их ненавидели за беспощадное разрушение английской артиллерией и летчиками французских поселений на германском фронте и в тылу его. Они выражали часто свою злобу против союзников и заявляли, что охотнее всего вместе с немцами выбросили бы их из Франции, особенно когда во французской армии распространилось мнение, что англичане никогда уже не очистят французских гаваней на канале.
Когда Америка объявила войну Германии, уверенность пленных в победе значительно усилилась. С воодушевлением ожидали они прибытия американских войск. Вскоре, однако, у французских и английских пленных стал заметен поворот в обратную сторону. Тщеславие их страдало от признания американцев спасителями в нужде. Само собой понятная незначительная ценность вновь сформированных американских дивизий и их первоначальная беспомощность почти во всех военных вопросах, влекли за собой известное пренебрежение к американским войскам со стороны привыкших к войне англичан и французов. Правда, после того как американцы быстро и успешно прошли военную школу, они завоевали себе своей храбростью признание союзников, но так как теперь именно они действительно стали спасителями в нужде и явно выражали свою американскую гордость, то существовавшая всегда между американскими и прочими пленными отчужденность оставалась неизменной. На вопрос об отношении американских войск к французскому населению сообщали, что они старались держаться корректно и осторожно и обнаруживали более естественную и добровольную дисциплину. Так как они получали большое жалование и сыпали деньги полными пригоршнями, то страдающее население видело в них выгодных и более [184] желательных гостей, чем английские солдаты и даже чем собственные войска.
Редко случалось, что пленные дезертировали. Бывало, правда, что они делали это с целью смешаться с населением и там остаться. По пути же в Голландию, и следовательно, опять на фронт, их было поймано очень немного. Если им удавалось достигнуть Голландии, то они становились опасными осведомителями, так как могли сообщить обо всем, что они видели в германских рядах и о чем узнали от населения во время бегства.
Германские военнопленные, находившиеся в неприятельской стране, были почти совершенно лишены возможности бежать, так как не могли рассчитывать на поддержку населения. Тем не менее, случалось, что подобные беглецы являлись. К ним приходилось относиться с величайшей осторожностью, так как вполне естественным было подозрение, что они при поддержке врага были отправлены обратно, с целью произвести разведку и при ближайшей же возможности дезертировать снова. После того, как это подозрение было неоднократно подтверждено добровольными показаниями самих же беглецов, последних стали отсылать на германский, восточный фронт. Это средство шпионажа, применявшееся неприятелем, принесло ему, однако, и некоторый вред, так как беглецы сообщали очень важные сведения о положении в глубоком неприятельском тылу и, в особенности, о методах, которые неприятельская разведка применяла к германским пленным.
Знание этого было важно, так как давало возможность предостеречь собственных солдат от этих методов. Вскоре после взятия в плен происходил сначала допрос по пунктам, интересовавшим в первую очередь войсковую часть, после чего производился подробный допрос на сборном пункте. Расспрашивание продолжалось в армейских лагерях. Для военнопленных при участии сведущих лиц по преимуществу эльзас-лотарингцев и доверенных лиц, одетых в немецкую форму. В больших лагерях шпики эти не обращали на себя внимания, та как здесь собирались пленные из различных войсковых частей. [185]
Пленных, о которых предполагали, что они знают особенно много, отделяли особо и пытались их либо склонить добром, либо принудить к показаниям с помощью строгого обращения. Когда пленные находились в бараках, то разговоры их между собою, особенно разговоры офицеров, подслушивались доверенными лицами. Кроме того, в бараках были подвешены на незаметных местах, за вешалками и шкафами, микрофоны, соединенные с комнатой переводчика или офицера разведки. Последние слушали, таким образом, разговоры пленных, которые, считая себя среди своих, часто говорили о вопросах, предлагавшихся на допросе и о чем они промолчали. Лишь постепенно удалось предупредить войска об этом способе и внушить им, что прежде чем разговаривать о военных делах, они должны хорошенько выстукать стены своего жилища и убедиться в надежности всех обитателей помещения.
![Вальтер Шелленберг - Мемуары [Лабиринт]](/uploads/posts/books/239359/239359.jpg)
