Жан Ришар - Латино-Иерусалимское королевство
Горожане также играли свою роль в политической жизни королевства: они присутствовали на собраниях «парламента» и обсуждали размер налогов, которые им предстояло платить, и их подписи фигурировали рядом с баронскими в королевских актах. Они равным образом участвовали и в церемониях: иерусалимские горожане прислуживали при коронационном пиршестве.
Но входили ли все франки Сирии в этот привилегированный класс? Без сомнения, в мелких городках, о которых мы упоминали, все колонисты должны были владеть своей частью держаний «en bourgeoisie» и таким образом быть земельными собственниками, что по всеобщему средневековому обычаю превращало их в «буржуа». Однако относились ли к этой категории люди, не являвшиеся землевладельцами? Вероятно, что их было не так уж и много, но нельзя обойти стороной достоверные статистические данные о численности франкской колонизации: во время падения Иерусалима около 20 000 жителей оказались не в состоянии заплатить относительно скромный выкуп, размер которого установил Саладин. Без сомнения, в их число нужно включить беглецов из соседних местностей, но вероятно, Святой Град был переполнен бедняками, паломниками, прибывшими к Святым Местам, всякого рода нищими, или даже сельскохозяйственными работниками и ремесленниками, разорившимися и неспособными выплатить ценз, который мог бы позволить им владеть домом и полями в новом поселении. Подотчетный палате горожан, принадлежал ли этот мелкий люд к «буржуа» в прямом смысле этого слова?
Что же касается итальянцев, осевших в Сирии, то многие из них смешивались с остальным населением, в основном французского происхождения{208}, но жители торговых городов, которых «Ассиза» называет «коммунами» (Генуя, Пиза, Венеция), образовывали общины, жившие бок о бок с подданными королевства, но не смешиваясь с ними. Их колонии достигнут своего апогея в XIII в., и тогда мы займемся их исследованием.
В предыдущем столетии именно французы участвовали в этой одновременно сельской и городской колонизации, которая на самом деле превратила завоеванную ими Сирию, несмотря на значительное местное население, в «Новую Францию». Но можем ли мы позволить себе сравнить эту эмиграцию трудолюбивых колонистов с той, в результате которой пятьсот лет спустя французы пустили корни в Канаде, или с появлением в Алжире в XIX и XX вв. французских деревень, напоминающих сирийские «новые города»?
X. Положение местного населения
Какой бы значительной ни была франкская колонизация в восточном королевстве, сами франки представляли, и могли представлять только меньшинство среди населения королевства. Палестина всегда являлась перекрестком, где сталкивались различные расы и религии — даже во времена царей Израиля и Иудеи хананеи перекрывали еврейские племена, а иногда вклинивались финикийцы и филистимляне; другие народы разбавляли эту мозаику на протяжении ее долгой и неспокойной истории. Положения «Ассизы горожан» несут след этого смешения «языков», если пользоваться выражением франков. Во время судебного разбирательства, говорится там, еврей должен клясться на Торе, сарацин — на Коране, самаритянин на «Пятикнижии Моисея», армянин, сириец (монофизит), грек, несторианин, яковит (копт), равно как абиссин и франк — на Евангелии. Помимо арабского и французского языка, можно было услышать, как говорят на древнееврейском, древнесирийском, ведущем свое происхождение от арамейского, армянском, грузинском, халдейском, греческом, коптском или амхарском. В этой вавилонском столпотворении франки даже и не пытались ввести собственные институты. Они быстро осознали, что если и стоит установить некоторую иерархию в языках, то оптимальным вариантом будет уважение к традиционной организации внутри каждой общины. Уже в те времена это стало лучшей колониальной политикой.
Самыми бедными среди местного населения под владычеством франков стали те, кто до крестового похода господствовал над остальными национальными группами — мусульмане, обреченные на рабство. Франкское завоевание сопровождалось обращением в рабство многочисленных «сарацин», как, например, жителей Цезареи; Фульхерий Шартрский сообщает, что среди них лишь немногие мужчины уцелели, а женщины отданы на продажу или же, и красивые и уродины, должны были «крутить мельничные жернова». В крупных городах располагались невольничьи рынки, как в Акре, где венецианцы были обязаны платить один безант с каждого раба, которого они продавали. Продажа объявлялась недействительной, если пленник оказывался прокаженным или эпилептиком. Даже церквам дарили рабов: в 1164 г. Амори I пообещал ордену Св. Лазаря одного раба из каждых десяти пленных, которые составят его долю добычи (за исключением мусульманских «рыцарей», выкуп за которых король оставлял себе). Раба, убившего христианина, надлежало повесить, а если это оказывалась женщина, — сжечь{209}.
Но участь рабов была смягчена законодательством, которое их защищало: собор в Наблусе предписывал наказывать тех, кто изнасилует сарацинку. Насколько возможно, франкам мешали обращаться с их прекрасными пленницами так же, как это делали со многими франкскими полонянками, попадавшими в мусульманские гаремы. Главное же, человек, принявший крещение, освобождался от рабских оков. «Либертин (= libertinus, отпущенник) — это тот, кто был рабом и принял крещение», сохраняя, правда, связь со своим прежним господином, против которого он не мог возбудить процесс (под угрозой наказания выплатить 60 безантов или утратить язык); ежели он умирал, не оставив завещания, его имущество отходило к его хозяину. Наконец «крещенный», который оскорбил своих господ, вновь становился рабом. Напротив, раб, который бежал к «язычникам» и, вернувшись, принимал христианство, становился полноправным свободным человеком. Около 1120 г. Фульхерий Шартрский упоминал, что жены латинских колонистов, среди которых встречались сирийки и армянки, также часто были крещенными сарацинками. Новообращенные в христианскую веру могли занимать самые высокие должности, как это показывает история камерария Балдуина, поведанная Гильомом Тирским: «В окружении короля Балдуина находился камерарий, бывший весьма близок к нему, и король выделял его среди остальных. Он был сарацином, но очень желал принять нашу веру, настолько, что король проявил милость, приказав его крестить, и сам отвел его к купели и дал ему свое имя; тогда же король принял его в свой дом». Тем не менее этот крестник Балдуина I, якобы прельстившись богатствами, предложенными ему людьми из Сидона, попытался отравить короля (1111 г.){210}.
Однако далеко не все мусульмане стали рабами. Большинство из них были крестьянами. Несмотря на то, что некоторые из этих «вилланов» сначала скрывали сельскохозяйственные продукты и ждали изменения ситуации, согласие в конце концов было установлено. Эти феллахи составляли большую часть сельского населения. королевства: армянский князь Торос выражал свое изумление этим фактом Амори I, и Усама передает, что «жители деревень вокруг Акры все были мусульманами; и когда к ним приходил пленный, они прятали его и доставляли его в области ислама»{211}. Это «противостояние» иногда выливалось в «жакерию»: крестьяне Самарии разграбили Наблус после поражения при Синн-ан-Набре (1113 г.), равно как и в 1187 г. Но в целом отношения сложились превосходно: Ибн Джубайр, проезжая по окрестностям Акры (1184 г.), где население было исключительно мусульманским, заметил, что «дьявол искушал» этих сарацин «сравнивать свое положение с их единоверцами из областей, управляемых мусульманами, которое напротив, было безопасным и благополучным». Помимо поголовного налога (капитация, аналогичный мусульманскому хараджу, взимаемому с не-христиан) в один динар и пять киратов (либо один безант) и налог с фруктовых деревьев, франки требовали с их подданных только привычные подати. Чтобы привлечь армянских колонистов, им предложили те же самые условия, что и мусульманам! Они имели свою администрацию во главе со своими управляющими, и их участь вовсе не была плачевной. Как и прочих земледельцев, Балдуин II в 1120 г. освободил мусульман от налогов за продовольствие, которое они привозили продавать в Иерусалим{212}.
По своему материальному положению мусульмане совсем не отличались от христианских крестьян, «сирийцев», которых Иерусалимские короли старались привлечь на свои земли — например, около 1115 г. Балдуин I активно «пропагандировал» среди христиан мусульманской Трансиордании, приглашая их на поселение в малонаселенный Иерусалим, где обещал им свободное держание (tenure en franchise){213}. По большей части они были свободными крестьянами, которые часто переезжали на территории, только что отвоеванные франками у мусульман, соблазнившись изобильным урожаем, который давала земля, долго находившаяся под паром. С них взимался налог в один безант за плуг. Слово «серв» не встречалось на Востоке, но многие крестьяне были привязаны к земле и их продавали вместе с их держанием. В Сирии правилом сельской жизни являлся трехлетний севооборот: поле в один год засеивалось хлебом или ячменем, другой год овощами. На третий год земля оставалась под паром. В распоряжении каждого «casai» — деревни или большого поселка — находились земли, по древней традиции распределяемые, исходя из числа семей и плугов.
