С. Папков - Сталинский террор в Сибири. 1928-1941
НКВД громило бывших героев во всех районах их проживания: на Алтае, в Кузбассе, Восточной Сибири и на юге Красноярского края. Весь 1937 год вскрывались «районные» и «поселковые партизанские ячейки», производились аресты членов семей партизан. В списке арестованных и расстрелянных оказались многие известные в то время партизанские авторитеты: Ефрем Рудаков, Николай Малышев, Г. Шаклеин, Иван Третьяк, Родион Захаров, Михаил Перевалов…
Общая численность исчезнувших не поддается учету. Однако можно определенно утверждать, что в годы террора основная часть этой социальной группы была уничтожена. Причина состояла не в том, что бывшие партизаны или хотя бы верхний их слой — наиболее сплоченных и отважных людей, могли представлять потенциальную опасность для режима Сталина. Просто режим не признавал никакой общественной консолидации вообще, кроме той, которая непосредственней отражала бы интересы тирана. К началу 1937 года была создана вполне подходящая обстановка для того, чтобы физически устранить не только всех бывших противников Сталина, но и покорить прочие общественные силы, сохранявшие относительную самостоятельность. Представленную возможность расправиться с партизанским единством как угрозой «единству партии и народа» сталинцы использовали до конца.
3. Военные терпят поражение
Весной 1937 года сталинский план истребления «двурушников» распространился и на военных. Найти объяснение террористическим действиям против армии, исходя из поведения самих военных, невозможно. Существуют лишь общие соображения относительно того, почему Сталин развернул методичное уничтожение тысяч командиров и политработников Красной Армии. Известный исследователь этой эпохи Роберт Конквест, рассмотревший проблему во многих аспектах, допускает вероятность превентивных действий со стороны Сталина. Его взгляд основывается на том, что всякая диктатура сталкивается с возможностью военного переворота. «Ведь всего несколько десятков целеустремленных людей, — пишет Конквест, — могли, теоретически рассуждая, захватить Кремль и высших руководителей в нем. И машина того типа, какую построил Сталин, могла в таких обстоятельствах сломаться очень легко»{333}.
Это замечание выглядит убедительно, если речь идет о высшем командном составе армии. Но оно будет служить слабой почвой для оценки того, что происходило в нижних армейских структурах и далеких военных округах. Трудно было бы в самом деле связать с возможными заговорщиками младших офицеров и рядовых солдат, служивших в сибирских гарнизонах; или найти признаки вины в действиях армейских ветеранов, работников госпиталей и самых заурядных тыловиков. Никакое изощренное воображение не в состоянии сплести в один клубок политического заговора действия столь разных и далеких друг от друга элементов советской армии.
Удары Сталина по армии, за исключением ее высшего эшелона, носили избирательный характер. Но они распространялись на все ее многочисленные структуры и службы. Это свидетельствовало о том, что армия подвергалась такой же чистке, как и общество в целом. И здесь террор преследовал те же цели устранения предполагаемых противников режима и «неустойчивых», «не вполне советских элементов».
Логика террора заключалась в том, что сталинцы начинали выявлять следы оппозиции в той или иной государственной или общественной структуре, а затем переходили к широкому погрому внутри этих структур.
В Сибири «дело военных» начало приобретать форму огромного заговора с того момента, как в феврале 1937 года НКВД обнаружило «шайку шпионов и троцкистов» в Доме Красной Армии СибВО — ведомстве Политуправления округа. «Шпионами» оказались музыканты из концертной бригады ДКА, которых приглашали для выступлений в японское консульство в Новосибирске. Вскрылась также «засоренность» армейских библиотек «контрреволюционной троцкистской литературой».
Обо всем этом было доложено в крайком партии. Эйхе отреагировал директивой в адрес начальника Политуправления СибВО А.П. Прокофьева:
«После твоего отъезда получил доклад НКВД о ДКА и ЗВК [военная кооперативная организация, осуществлявшая дополнительные поставки продовольствия и фуража для армии. — Авт.] Впечатление очень тяжелое и, если даже только половина фактов верна, то и тогда нужно сказать, что рyководители ПУОКРа совершили тяжелое партийное преступление.
Разгильдяйство и гнилой либерализм наших ответственных руководителей ловко использовали жулики и шпионы. Это нужно немедленно пресечь. Я предлагаю, во-первых, срочно расследовать все факты, указанные в докладе НКВД, и очистить ДКА и ЗВК от жуликов и троцкистов, а также установить, по чьей вине вся эта шайка могла безнаказанно орудовать до сих пор.
Во-вторых…представить подробный материал бюро крайкома…»{334}.
Проведенное «расследование» позволило произвести первую серию арестов среди офицеров. Сначала посадили трех начальников Домов Красной Армии: в Томске — Я.М. Супьяна, в Омске — Миронова, в Новосибирске — В.Л. Нахановича{335}.
Это разоблачение было использовано для обвинения нескольких руководителей ПУОКРа, по чьей вине «кадры троцкистов» попали на важные идеологические посты. «Компрометирующие материалы» указывали на ответственность начальника отдела Политуправления М.Я. Яковлева.
По требованию Эйхе 6 марта 1937 года Яковлев был арестован{336}.
Эйхе принял непосредственное участие в разоблачении военных. В феврале 1937-го, еще до пленума ЦК ВКП(б), он вместе с начальником УНКВД Мироновым допрашивал бывшего военачальника троцкиста Б.М. Оберталлера, а также заместителя начальника Политуправления СибВО Н.И. Подарина, подозреваемого в связях с троцкистами{337}. За арестом Яковлева, ответственного за расстановку армейских партийных кадров, последовал арест полкового комиссара А.И. Ильина из 73-й стрелковой дивизии Омского гарнизона, обвиненного в поддержке оппозиции в 1924 году{338}. В тюремную камеру попал также начальник отдела военных сообщений СибВО П.В. Мухин и еще целый ряд армейских кадров среднего уровня.
Почти месяц дни и ночи их держали на следствии в особом отделе УНКВД, пытаясь добиться признательных показаний. Но сломить военных было непросто.
С.П. Попов
Обнаружив неспособность работников особого отдела НКВД выколачивать показания из арестованных, Миронов принял решение передать военных в руки опытных истязателей — Попова, Пастаногова и Гречухина. Одновременно с этим он занялся обучением новичков. 14 мая Миронов собрал совещание сотрудников 5-го (особого) отдела, чтобы подготовить их к предстоящей кровавой работе. Миронов сказал:
«…вы своими силами оказались неспособными к вскрытию серьезных троцкистских проявлений в СибВО.
Партия не может ждать, пока вы научитесь. (…) Активных, наступательных методов у вас нет… Борьба с армейской контрреволюцией — это задача всего УГБ… Все вы знаете, что дней через 10 каждый из вас будет вскрывать троцкистов, диверсантов не хуже, чем 4-й отдел. Лишь бы вы вошли в методику. Вы научитесь следствием наступать на врага, а через месяц вы без опеки будете вскрывать сложные дела…
Наша задача — очистить армию от всех проходящих по нашим делам. Их будет не 50, возможно 100–150, а может и больше… Борьба будет напряженная. У вас будет минимум времени на обед. А когда арестованных будет 50–100 человек, вам придется сидеть день и ночь. В силу этого вам придется забросить все семейное, личное. Окажутся люди, у которых может быть нервы не позволят сделать это, здесь будут видны все. (…) Здесь — поле боя. Колебания того или иного сотрудника равносильны измене…
Я уверен, что это дело у нас быстро пойдет… У вас, товарищи, начинается настоящая чекистская жизнь»{339}.
На следующий день, 15 мая, УНКВД начало кампаниям массовых арестов военных по всем гарнизонам округа — в Новосибирске, Томске, Омске, Кемерово, Красноярске. Были арестованы: зам. начальника Политуправления СибВО, дивизионный комиссар Н.И. Подарин; начальник политотдела 71-й стрелковой дивизии, батальонный комиссар И.Р. Щербина; командир 73 артполка, полковник М.М. Струсельба.
В Тобольске забрали Н.Н. Кузьмина — бывшего начальника Политуправления СибВО в 1930–1932 годах, за которым числились контакты с лидерами троцкистской оппозиции. До ареста Кузьмин успел пройти многие ступени советской военной и государственной службы. Он был начальником Управления военных учебных заведений Красной Армии, генконсулом в Париже. Однако из-за близких отношений с троцкистами карьера старого большевика закончилась ссылкой в Cибирь. Последним местом его работы стала захолустная контора управления Северного морского пути в Тобольске.
