Валерий Гитин - Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2
Его другом и гидом в этом мире утех стал иностранец Франц Лефорт, долговременный «гость Москвы», который оперативно организовал посвящение Петра в мужчины с помощью хорошенькой дочери ювелира Боттихера, а затем подложил под него весь цвет местных Дев, тем самым значительно расширив сексуальный кругозор самодержца, о котором вскоре лейб-медик скажет: «В теле его величества сидит, должно быть, целый легион бесов сладострастия».
В завершение этого эпизода биографии Петра преданный друг Лефорт подарил ему свою любовницу, признанную королеву красоты Немецкой слободы, дочь виноторговца и ювелира (хорошее сочетание) Иоганна Монса — Анну.
Правда, «подарил» — не совсем верное определение. Гораздо более точным было бы: «передал в периодическое пользование», потому что отныне Анна Монс занималась любовью попеременно то с с царем, то с ним, Лефортом, и все трое были этим вполне довольны.
Т. Роулендсон. Под столом
При этом Петр успевал проводить учения со своими «потешными» полками, изучать основы корабельного дела и осваивать различные ремесла. В 1689 году он женился на Евдокии Лопухиной, которая родила ему сына, названного в честь деда Алексеем. Охладел к ней Петр до неприличия скоро, все свободное время проводя в обществе своих любимцев: Франца Лефорта, князя Федора Ромодановского и сына придворного конюха Алексашки Меншикова, с которым он будет дружить долгие годы, осыпет всеми возможными наградами и титулами, а также сделает его своим пассивным гомосексуальным партнером.
Разумеется, не обходил царь своим вниманием красавицу Анну Монс и других женщин, возможно, не столь красивых, но пылких и азартно-бесстыдных, что особенно привлекало столь же азартного Петра.
Он не был равнодушен к военной славе, и летом 1695 года перешел от потешных баталий к натуральным, возглавив поход на Азов, где обосновались турки. Поход закончился жестоким фиаско, но к чести Петра нужно отдать должное его целеустремленности — в течение всего одного года на верфях Воронежа был построен флот, с помощью которого летом 1696 года Азов был взят.
На берегу Азовского моря спешно началось строительство базы для флота и крепости Таганрог.
А затем в западном направлении отправилось так называемое Великое посольство, состоящее из 250 человек. Петр пребывал в составе посольства инкогнито, под именем некоего Петра Михайлова. Очень скоро его инкогнито было раскрыто дотошными иностранцами, но это мало что изменило в планах молодого царя. В Брандебурге он осваивал артиллерийское дело, в Амстердаме — корабельное, в Лондоне знакомился с финансовыми и торговыми премудростями, ну и конечно же, не пропускал мимо себя озорных служанок, чопорных пасторских жен, деловитых бюргерш и просто портовых шлюх, без которых поездка по Западной Европе была бы излишне заформализованной, а вот этого Петр терпеть не мог…
Приятную во всех, отношениях поездку омрачило сообщение о стрелецком бунте в Москве, и царь помчался туда. Когда он приехал в столицу, бунт был уже подавлен. 57 его зачинщиков были казнены, четыре тысячи участников сосланы в Сибирь. Петр счел эти меры недостаточными и начал новое следствие. Число казненных теперь уже достигло тысячи, покалеченных и сосланных — не счесть.
В казнях он принимал самое непосредственное участие.
ФАКТЫ:
«Царь, Лефорт и Меншиков взяли каждый по топору. Петр приказал раздать топоры своим министрам и генералам. Когда же все были вооружены, всякий принялся за свою работу и отрубал головы. Меншиков приступил к делу так неловко, что царь надавал ему пощечин и показал, как должно рубить головы…»
Из Отчета Саксонского Посланника Георга Гельбига
Вот так. И нечего пожимать плечами относительно того, что «время такое было». 1698 год. Сто двадцать — сто тридцать лет назад Иван Грозный отдавал жуткие приказы, кой в кого и лично вонзал то остро отточенный наконечник царского посоха, то кинжал, но чтоб вот такое…
Время тут ни при чем. Время вообще ни при чем, учитывая жестокости XX века, коим просто нет аналогов в истории человечества. Дело вовсе не во времени, а в явной психопатологии. Этот человек был серьезно болен, и только данное обстоятельство хоть в какой-то мере способно смягчить естественную реакцию на его конкретные поступки, никак не вписывающиеся в тот роскошныйимидж, которым его снабдила ультрапатриотическая пропаганда.
Во время дополнительного расследования стрелецкого бунта Петр принимал самое активное участие в допросах, пытках и казнях подозреваемых. Именно подозреваемых, потому что их вину никто не брал на себя труд доказывать.
В это же время он отправляет в монастырь свою жену, царицу Евдокию, причем не выделив ни копейки на ее содержание. И отнюдь не по причине забывчивости.
Уж что-что, а память у него была без изъяна…
Нельзя сказать, что он вернулся из Западной Европы «другим человеком», нет, потому что в его поведении не выявилось никаких принципиально иных, чем раньше, новых качеств или наклонностей, но все они как-то обострились, обрели статус черт характера, а не случайных вспышек.
Натешившись пытками, казнями, отчаянием брошенной жены и пылкими ласками Анны Монс, Петр приступил к реформации русского уклада жизни, желая подстроить его под западноевропейский. Зачастую он делал это совершенно бездумно, из слепого упрямства или капризного принципа. Заставить вполне самодостаточного человека полностью сменить стиль одежды, сбрить традиционную бороду, надеть пышный парик и принимать участие в многолюдных собраниях рука об руку со своей супругой, которая до этого не заходила за порог женской половины дома, — это вовсе не означает реформировать внутреннюю политику огромной страны, к тому же постоянно расширяющейся ради самого процесса расширения, просто так, почему бы и нет….
На Западе практика сожжения людей на кострах к концу XVII века если не исчезла вовсе, то шла на убыль, а Петр активно внедрил ее в своей реформированной державе, которую он так страстно желал избавить от «дикости».
Во Франции того времени смертная казнь предусматривалась за 115 видов преступлений. При царе Алексее Михайловиче, отце Петра, наказывали смертью за 60 видов злодеяний, а вот Петр повелел карать лишением жизни за 200 видов… даже не преступлений, а так, нарушений запретов, если угодно. Например, за изготовление седла отечественного образца. Так вот…
Бороды, по примеру Иисуса Христа и его апостолов, носили все православные мужчины, считая при этом еретиками тех, кто не носил этого волосяного покрова на лице. Истинно это или ложно, не стоит даже ставить такой вопрос, потому что он попросту глуп, но почему же он так жестко ставился Петром Первым?
Принцип ради самого принципа, не более того, а последствия были достаточно серьезными, абсолютно неадекватными породившим их причинам.
По возвращении с Запада Петр начал настойчиво насаждать в России протестантские идеи, причем никак не считаясь ни с народными традициями и верованиями, ни с менталитетом, ни с элементарными реалиями повседневного бытия.
В вопросах религии он повел себя в России как иноземец-оккупант, причем грубый, недалекий, не думающий о последствиях своего поведения даже в ближайшем будущем. Ну, как по-иному можно расценить его строгий запрет держать в комнатах изображение Святого Николая? А введение в школах лютеранской системы обучения? А его пренебрежительное отношение к мощам святых?
Исходя из этого, едва ли стоит удивляться тому, что в народе утвердилась мысль о том, что настало время Антихриста.
В этом аспекте нельзя не принять во внимание ту напряженную ситуацию в религиозной жизни страны, которая досталась Петру по наследству и которую надо было хотя бы попытаться смягчить, не усугублять, как это он делал со свойственной ему безоглядностью (если выражаться очень мягко, щадя стереотипы мышления миллионов).
А ситуация была такой. Отец Петра, царь Алексей Михайлович, будучи не таким простым, как казался на первый взгляд, рассматривал идею русского «третьего Рима» достаточно конкретно, как рассматривают вполне осуществимую рабочую гипотезу. Для успешного воплощения этой гипотезы требовалось всего лишь присоединить к Московии Украину и — в перспективе — православную Сербию. Одним из условий успешного проведения этой операции была унификация московского, украинского и греческого православия с их достаточно разной обрядностью, в особенности если учесть то, что украинская и балканская ветви тяготели к слиянию с католицизмом.
Все эти премудрости были известны высшему духовенству, но никак не среднему и низшему, а тем более широким народным массам, которые усмотрели в церковной реформе Алексея Михайловича разрушение основ истинной веры. И начался процесс, именуемый «расколом», когда приверженцы старой веры заживо сжигали себя в скитах, протестуя против «разгула Антихриста».
