Анатолий Уткин - Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Нужно сказать, что далеко не все в Германии восхищались Людендорфом. Германский канцлер Бетман-Гольвег говорил окружению кайзера: «Вы не знаете Людендорфа. Он велик только в час победы. Но если дела идут плохо, он не справляется со своими нервами»[264].
29 сентября дуэт Гинденбург и Людендорф, два года правивший Германией, отправился к кайзеру с определенным выводом: война далее продолжаться не может. «Германия не может сражаться со всем миром». Но даже когда 29 сентября 1918 г., после выхода из войны Болгарии, Гинденбург и Людендорф потребовали от императора заключить перемирие, они вовсе не имели в виду сдавать германские позиции на европейском Востоке, они еще надеялись компенсировать потери на Западе приобретениями в России.
Глава третья
ПЕРЕМИРИЕ
Среди воюющих лишь американцы демонстрировали бодрость духа. Их было уже четверть миллиона, и на данном этапе они были рассредоточены по французским учебным лагерям. Лозунг «Жди Америки!» приобрел характер горькой шутки. Но натиск Людендорфа напугал и президента Вудро Вильсона. Европа под кайзером загонит Америку в угол изоляции, и он пообещал послать в Европу 80 дивизий, то есть более трех миллионов военнослужащих. Выступая в апреле в Балтиморе, он пообещал противопоставить немцам «силу, крайнюю силу, беспредельную силу». Клемансо писал командующему американскими войсками генералу Першингу: «История ждет вас, не разочаруйте ее»[265].
Ускорение американских усилий привело к тому, что к концу мая в Европе было уже 600 тыс. солдат, а к июлю — 750 тыс. Президент Вильсон не собирался подчинять эти силы кому-либо. Инструкции Першингу: «Главенствующей должна быть та идея, что вооруженные силы Соединенных Штатов являются самостоятельным контингентом и их особый статус должен быть сохранен».
Вид крепких и высоких американских солдат, весело певших (сидя в грузовиках) свои песни, взбудоражил всю Францию. Энтузиазм бил через край. У молодых американцев были свои основания для удивления. Их поражало, что «дома во Франции — каменные, а обувь — деревянная». Шелковые чулки на женщинах вызывали большое удивление американских солдат из глубинных штагов. Воду французы используют (писали американские солдаты домой) «только для стирки белья». Солдат из-за океана поражала дешевизна еды. Популярностью пользовалась «картошка по-французски».
Американский устав четко предписывал атаковать цепью и выигрывать битву за счет меткой стрельбы и пешего броска. Словно в Штатах ничего не слышали о пулеметах. 2 мая 1918 г. американские военно-морские пехотинцы у леса Белло поразили немцев этой «волновой» атакой. Американцы довольно метко стреляли, но были настолько превосходной мишенью для пулеметного огня, что равнина вскоре же была усеяна трупами. Так британцы в последний раз наступали на Сомме в 1916 г.
Организованная по собственному образцу, 1-я американская дивизия, поддерживаемая французской артиллерией, авиацией и танками, 27 мая 1918 г. вступила в бой несколько южнее реки Соммы и продвинулась на несколько сот метров[266]. 13 августа было объявлено о создании 1-й американской армии.
КАЙЗЕР МАНЕВРИРУЕТЧто бы это ни было — нервный спад, трезвый анализ или желание найти «козла отпущения» в германской социал-демократии, но Людендорф впервые склонился к поискам немедленного перемирия. Главный аргумент Людендорфа был таков: «Я хочу видеть мою армию нетронутой, а армия безусловно нуждается в передышке»[267].
Признание Людендорфом поражения в войне произошло утром в субботу, 28 сентября 1918 г. В разговоре со своим представителем в Берлине, генералом фон Винтерфельдом (половина одиннадцатого утра), Людендорф приказал проинформировать канцлера, что военное положение требует немедленной просьбы о мире. Получив это известие, адмирал Гинце немедленно отправился в Спа. За несколько минут до посадки в поезд Гинце пришел к заключению, что просьбу о мире следует связать с «14 пунктами» президента Вильсона. В Спа в 6 часов вечера Людендорф зашел в кабинет Гинденбурга со словами, что одной просьбы о мире будет недостаточно. Чтобы убедить американцев и западноевропейцев в серьезности германских намерений, следовало потребовать немедленного перемирия. С согласия Гинденбурга это предложение было официально зафиксировано в протоколе Генерального штаба через двадцать минут.
Природа словно смилостивилась, то был чудесный день бабьего лета, окрестные холмы безмятежно купались в багрянце и золоте на фоне уходящей зелени. Кайзер Вильгельм Второй проводил несколько дней в своей осенней резиденции — замке Вильгельмшене около Касселя. Он не знал о буре вокруг тонущей Германии. Он долго беседовал с императрицей, которую в тот день украшали бриллианты и жемчуга. Только на следующий день Верховное командование потребовало его прибытия — и опять же без малейшего намека на грянувшую катастрофу. Настроение кайзера переменилось только тогда, когда он увидел лицо министра иностранных дел Гинце в отеле «Британик».
Заседание снова началось с обзора мирового горизонта, который сделал Гинце. Людендорф уже не мог оценить чьего бы то ни было красноречия, он перебил говорящего словами, что необходимо «немедленное перемирие». Гинце сказал, что это равнозначно безоговорочной капитуляции и может повести к революции в Германии и исчезновению династии. (Первый случай, когда анализ германской верхушки совпал с ленинским.) Гинце сказал, что Германия должна сделать выбор между «демократизацией правительства» и обращением к диктатуре, которая подавит революцию. На что кайзер отреагировал односложно: «Чепуха».
Людендорф дал ясно понять, что не желает быть германским диктатором, а других претендентов пока не было. В такой ситуации следовало провести «революцию сверху». Пусть перемирие подписывает парламентское правительство. На следующий день было решено информировать австрийцев, болгар и турок о германском решении обратиться к президенту Вильсону о «немедленном прекращении боевых действий на основе обращения к «14 пунктам». Майор Бусше был уже в пути. В Берлине его задачей было объяснить лидерам парламентских групп причины поворота военной фортуны.
В качестве уступки осмелевшей оппозиции кайзер Вильгельм 30 сентября 1918 г. «даровал» своему народу парламентское правление. Он поручил министру иностранных дел Гинце собрать совещание руководителей основных политических партий, определить кандидатуру нового канцлера и сформировать новое правительство. При этом так называемая «революция сверху» — превращение Германской империи в республику, приход к власти правительства Эберта — вовсе не изменила германского намерения полностью пожать плоды Брест-Литовска. Вчерашние мировые геополитики в Германии хором заговорили о значении Германии как фактора стабильности в Европе.
В ставке Гинденбурга обратились именно к президенту Вильсону с просьбой о заключении мира на основе его «14 пунктов». Предполагалось созвать мирную конференцию в американской столице. Ставка гарантировала сохранение военного статус-кво на фронтах империи лишь на двое суток вперед. Решающими были слова, сказанные фельдмаршалом Гинденбургом: «Армия не может ждать более сорока восьми часов». У кайзера не было выхода. 2 октября канцлером Германии стал племянник императора Вильгельма Второго князь Макс Баденский. Он согласился возглавить государственное руководство только после того, как кайзер пообещал выполнить два условия. Первое — только рейхстаг получал право начинать и заканчивать войну; второе — кайзер отказывается от командования армией и флотом.
Канцлер Макс Баденский «надеялся, что сумею заглушить пессимизм и возродить уверенность. Я был твердо уверен, что, несмотря на ослабление наших сил, мы сможем защищать границы отечества в течение многих месяцев»[268]. Но для надежд было мало времени. Вечером 2 октября 1918 г. ему вручили письмо, подписанное Людендорфом и Гинденбургом: коллапс салоникского фронта «ослабил необходимые для Западного фронта резервы», невозможно воспользоваться «очень большими потерями противника за предшествующие дни»; все это делает заключение перемирия необходимым «для того, чтобы избежать дальнейших ненужных жертв германского народа и его союзников… Каждый день стоит жизни тысячам смелых солдатских жизней»[269].
Канцлер 3 октября предупредил Гинденбурга, что слишком быстрое заключение перемирия могло бы означать потерю Эльзаса и Лотарингии, а также населенных преимущественно поляками районов Восточной Пруссии. Людендорф ответил, что потеря Эльзаса и Лотарингии приемлема, а утрата части Восточной Пруссии — нет. Английский историк Уилер-Беннет комментирует: «Становилось все более очевидно, что канцлер читал «14 пунктов», а Верховное военное командование — нет»[270]. Получив представление о ходе мыслей военных, Макс Баденский пригласил в правительство социал-демократов. Один из них, будущий душитель спартаковцев Филипп Шейдеман, оценил обстановку таким образом: «Лучше конец террора, чем террор без конца». Канцлер заставил Гинденбурга пообещать, что армия уже не будет стараться «найти военное решение»[271].
