Анатолий Абрашкин - Русский Дьявол
Хотя, стоп, было исключение: Александр Данилович Меншиков. Ни к одному корреспонденту Петр не обращался с такими нежными словами, как к Меншикову: «Мейн фринт» (Мой друг), «Мейн бесте фринт» (Мой лучший друг), «Майн герц» (Мое сердце), «Мейн герцекин» (Дитя моего сердца), «Мейн брудер» (Мой брат), «Камарат» (Товарищ) — так начинались письма царя к Меншикову. В узком кругу царь называл своего любимца Алексашей или Данилычем. Для остальных Меншиков, пока не был возведен в княжеское достоинство, был «товарищем» царя. В свою очередь, Меншиков донесения царю подписывал просто: «Александр Меншиков», в то время как остальные заканчивали их словами типа: «наипоследнейший раб твой Бориско Шереметев» или: «раб твой, всемилостивейшего государя Ф. Апраксин». В многочисленные письма царя к Меншикову, в большинстве случаев деловые, вкраплены фразы с выражением печали Петра по поводу разлуки либо упреков в связи с неаккуратными ответами Меншикова: «Гей, зело скучило! Сам можешь рассудить, и если бы не дело держало, вздуритца б мочно», — писал Петр Меншикову в конце сентября 1704 года. В мае 1705 года: «Гей, сколько от болезни, а паче от печали, что время пропадает, також разлучения с вами… Дай, дай, дай, Господи Боже, вас видеть в радости». «Для Бога прошу, чтоб чаще вы писали», — умоляет царь Меншикова в апреле 1706 года. Нередко Петр вызывал Меншикова к себе для неотложных разговоров либо сам ехал к нему: «Великую имеем нужду в приезде вашем» или «Желаю от сердца вас видеть вскоре». Царь часто одаривал своего любимца подарками, посылал ему то собственной работы табакерку, то сукно на мундир, проявлял заботу о его здоровье. В ноябре 1797 года он пишет супруге Меншикова: «Откормите Даниловича, чтоб я не так его паки видел, как в Меречах». В общем, любили они друг друга и в прямом, и в переносном смысле. О педерастии Петра говорили совершенно открыто еще при его жизни. Ученые мужи если и ведут споры, то исключительно о том, кто приохотил Петра к этому занятию — Франц Лефорт или Александр Данилович Меншиков? А из их современников мало кто не знал, что Петр «живет с Меншиковым бляжьим образом», как кричал один гвардейский сержант. Содомский грех — самая яркая характеристика для сына Сатаны!
Курение и пьянство — два изобретения, приписываемых Дьяволу. И тут царь Петр не просто преуспел, а прославился на века. Табак в России до него считался «богомерзким зельем», и его потребители подвергались жестокому наказанию: им вырывали ноздри, их били кнутом. Постепенно, однако, число курильщиков росло, закурил и сам царь. Преследование курильщиков прекратилось, и Петр сначала объявил продажу табака казенной монополией, а находясь в Лондоне, продал эту монополию английским купцам.
С вином еще интереснее. К. Валишевский в книге «Петр Великий» пишет: «Грубые нравы, естественно, шли рука об руку с кабацкими привычками. В обществе женщин, которое Петр любил, он, кажется, больше всего ценил вульгарный разврат и в особенности удовольствие видеть пьяными своих избранниц. Сама Екатерина — «перворазрядная пьяница», по свидетельству Бассевица, и этому качеству обязана значительной долей своего успеха. В торжественные дни полы обыкновенно разделялись, но Петр сохранил за собой привилегию входить в дамский зал, где царица председательствовала за пиршеством и употребляла все усилия, чтобы развеселить повелителя любимым зрелищем. Но на собраниях более тесных трапеза бывала совместная и заканчивалась совершенно в сарданапаловском духе. Духовенство также занимало видное место на этих банкетах и не получало пощады. Напротив, Петр очень любил соседство представителей духовенства, чередуя самые обильные возлияния с самыми неожиданными богословскими спорами и применяя в виде наказания обычный кубок водки за нетвердость в догматах, если ему удавалось в том изловить своего собеседника. После чего прения часто заканчивались дракой, к его большому удовольствию».
Среди своих приближенных Петр организовал своего рода клуб, закрытое общество для избранных и назвал его «Всепьянейшим собором», который имел даже свой устав, написанный лично Петром. В уставе определялись чины «собора», способы избрания «князь-папы» и рукоположения всех чинов пьяной иерархии. «Собор» полностью воспроизводил всю церковную иерархию и все церковные обряды. Шансов быть зачисленным в состав собора было тем больше, чем безобразнее выглядел принимаемый. Чести быть принятым в него удостаивались пьяницы и обжоры, шуты и дураки, составлявшие коллегию с иерархией чинов от патриарха до дьяконов включительно. В этом клубе Петр имел скромный чин — дьякона. Глава собора именовался «князь-папой». Долее других, аж четверть века, его обязанности исполнял Никита Зотов, наставник юного Петра. Главное требование устава было просто: «Быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда». Ну, и требование подчиняться иерархии «собора» — его 12 кардиналам, епископам, архимандритам, иереям, диаконам, протодиаконам. Все они носили клички, «которые никогда ни при каком цензурном уставе не появятся в печати» (В. О. Ключевский). Трезвых на «соборе», как страшных грешников, отлучали от всех кабаков в государстве, а борцов с пьянством предавали анафеме. Ларец для хранения бокалов являлся копией переплета Евангелия, а сам «собор» был откровенной и до крайности похабной пародией на Церковь и ее обряды.
Петр I присвоил себе титул «отца Отечества», то есть главы всей русской православной церкви. В материалах по истории Петра, в записях, посвященных событиям 1721 года, Пушкин помещает следующую запись: «По учреждении Синода, духовенство поднесло Петру просьбу о назначении патриарха. Тогда-то (по свидетельству современников, графа Бестужева и барона Черкасова) Петр, ударив себя в грудь и, обнажив кортик, сказал: «Вот вам патриарх». Царь допускал называть себя «Богом» и «Христом», к нему постоянно относили слова из Священного Писания и церковных песнопений, которые относимы вообще-то только к Христу.
Так, Феофан Прокопович приветствовал Петра, явившегося на пирушку: «Се Жених грядет во полунощи», а после Полтавской битвы 21 декабря 1709 года Петра встречали словами церковного пения, обращенного к Христу в Вербное воскресенье: «Благословен грядый во имя Господне, осанна в вышних, Бог Господь и явися нам…» Все прямо как по пророчеству, что придет Антихрист, возглавит церковь и будет представляться Христом!
С этой точки зрения весело читать о том, что Петр именовал строящийся Петербург Парадизом. Рай на болотах — это дело, достойное Антихриста! Государь, который хочет победить Природу, заковать ее в гранит и мрамор. Вот некоторые подробности о возведении земного рая, о которых сообщает П. Милюков в своих «Очерках русской культуры»: «Петербург раньше строили на Петербургской стороне, но вдруг выходит решение перенести торговлю и главное поселение в Кронштадт. Снова там по приказу царя каждая провинция строит огромный корпус, в котором никто жить не будет и который развалится от времени. В то же время настоящий город строится между Адмиралтейством и Летним садом, где берег выше и наводнения не так опасны. Петр снова недоволен. Петербург должен походить на Амстердам: улицы надо заменить каналами. Для этого приказано перенести город на самое низкое место — на Васильевский остров. Во время наводнений остров заливало. Тогда стали возводить плотины по образцу голландских. Но плотины, защищающие от наводнений, были не под силу русской технике. Тогда стали отстраивать Васильевский остров, несмотря на то, что он затапливался водой при каждом наводнении». Как объяснить поведение царя с позиций нормальной логики? Никак! Если корабли он строить и научился, то во всем остальном его захлестывали амбиции. Но не обходилось, по-видимому, и без потаенной, глубоко засевшей бравады — мол, я не только государь российский, а еще и царь Всея Природы. Захочу, и приручу стихии…
Хотя, возможно, откровенное головотяпство Петра проистекало от свойств его характера. Современники пришли к убеждению, что невозможно объяснить себе большинство поступков Петра иначе, как удовольствием, какое он испытывал, доставляя окружающим зло. Адмирал Головин отказался есть салат, потому что не любил уксус. Петр сейчас же влил ему в рот большой флакон уксуса, рискуя его задушить.
В январе 1725 года восьмидесятилетний старик из известной фамилии, Матвей Головин, должен был согласно приказу участвовать в шествии, одетый чертом. Так как он отказался, то его по приказанию Петра схватили, совершенно раздели, надели ему на голову картонный колпак с рожками и в продолжение часа заставили сидеть на льду на Неве. Он схватил горячку и умер. Эх, нарядить бы в этот колпак Петра Алексеевича и пустить гулять по его возлюбленному Парадизу в чем мать родила. Ей-богу, он это заслужил!
Или другой пример. Царица Марфа Апраксина, вдова старшего брата царя Федора Алексеевича, умерла в 1715 году, пятидесяти одного года от роду. Петр пожелал проверить справедливость мнения, распространенного в обществе, о болезненном состоянии покойного и строгих нравах покойницы. С этой целью он задумал сам произвести вскрытие трупа, и, кажется, вынес благоприятное заключение относительно добродетельности невестки. Что хотел доказать незадачливый гробовскрыватель, решаясь на невиданное святотатство? То, что в нашем мире торжествует порок и нет места добродетелям? Тогда нет более явного доказательства его сатанинской природы!
