Владимир Невежин - Если завтра в поход…
Главным «посылом» для развертывания широкой антифинляндской политико-идеологической кампании явилось обращение В.М. Молотова к советским гражданам, зачитанное по радио поздно вечером 29 ноября 1939 г. В своей речи Молотов утверждал, что финляндское правительство проводило враждебную СССР политику, организовало «возмутительные провокации» на границе, «вплоть до артиллерийского обстрела» частей Красной Армии. Он обвинил финнов в намерении «и впредь держать Ленинград под непосредственной угрозой». По этой причине, как подчеркнул глава советского правительства, в Москве пришли к выводу о невозможности поддерживать нормальные отношения с Финляндией, а Красной Армии и Военно-Морскому Флоту отдано распоряжение быть готовыми «ко всяким неожиданностям и немедленно пресекать возможные новые вылазки со стороны финляндской военщины».[420]
Вслед за этим в армейских и флотских подразделениях, в цехах заводов и фабрик, в школах и вузах развернулась активная пропаганда, в которой внешний враг – финляндское руководство – изображался в самом негативном свете. На этом фоне переход Красной Армией советско-финляндской границы 30 ноября в 8.00 и начало боевых действий выглядели вполне обоснованными и оправданными.
Несомненно, после инцидента у Майнилы рассчитывать на мирное урегулирование конфликта уже не приходилось. Всемерное раздувание его советской пропагандой происходило одновременно с сосредоточением для нападения на Финляндию четырех армий (7-й, 8-й, 9-й и 14-й). В преддверии «Зимней войны» преобладающими у советского руководства были шапкозакидательские настроения. Примечательно, что на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 27 ноября 1939 г. выяснилось, что руководство Наркомата обороны имеет смутное представление о характере укреплений, пересекавших Карельский перешеек, «линии Маннергейма», а члены Политбюро впервые услышали о наличии у личного состава финляндской армии автоматического стрелкового оружия….[421] Шапкозакидательские настроения присутствовали и среди командного состава Красной Армии. Некоторые командиры и политработники не желали внимательно изучать потенциального противника, избавляться от условностей в боевой подготовке. При этом они ссылались на… «указания высших инстанций».[422]
Сталин, его соратники, командный и политический состав РККА имели, вероятно, все основания для оптимизма. К началу боевых действий части Красной Армии, предназначенные для наступления, насчитывали около 450 тыс. чел., 2000 орудий, около 1000 самолетов, 2000 танков.[423] Им противостояла финляндская группировка численностью до 340 тыс. чел., имевшая на вооружении до 900 орудий, 270 самолетов и 60 танков.[424]
Официальные заявления В.М. Молотова, прозвучавшие в самый канун советского нападения на Финляндию, особенно те, что касались майнильского инцидента, соответствующим образом интерпретировались пропагандой. Так, ответная нота советского правительства, которая последовала вслед за попыткой Хельсинки отреагировать на обвинения Кремля в организации обстрела частей Красной Армии, «имела выраженный пропагандистский характер». И хотя в ней отмечалось, что СССР не намерен «раздувать этот возмутительный акт нападения», в прессе незамедлительно были опубликованы «отклики граждан», выраженные в антифинляндском духе. Заголовки, под которыми печатались эти материалы, хотя и не отличались особой оригинальностью, говорили сами за себя: «Наглая провокация финляндской военщины», «Поджигатели войны не уйдут от ответственности», «Дать по рукам зарвавшимся провокаторам», «Не потерпим провокаций», «Проучить провокаторов войны», «Сотрем в порошок провокаторов» и т.д. и т.п..[425]
В то же время органами НКВД отмечались и «нежелательные» отклики на официальные заявления В.М. Молотова, явно расходившиеся с теми установками, которые давались Кремлем по поводу «выстрелов у Майнилы». Майнильский и последовавшие за ним другие инциденты на границе, оценивались как результат подпольной деятельности финляндских коммунистов. Якобы они, действуя по указке из Москвы, и организовали провокацию. Согласно другой интерпретации событий, финляндскому офицеру (или командиру Красной Армии) было предложено за умеренную плату выстрелить по советской территории. Высказывалось предположение, что роковые выстрелы были сделаны агентами НКВД. Для наиболее проницательных людей не составляло труда понять: «выстрелы у Майнилы» использовались как предлог для вторжения на территорию соседней страны и ее завоевания.
Советская пропаганда буквально накануне перехода Красной Армией границы с Финляндией пыталась внедрить в общественное сознание уверенность в несокрушимости СССР и его Вооруженных Сил, которые готовы нанести мощный удар финляндским «провокаторам войны». Газеты пестрели заголовками: «Враг будет уничтожен», «В любую минуту готовы к бою», «Поджигатели войны будут биты», «Готовы разгромить врага на его же территории», «Ждем сигнала боевой тревоги» и т.д..[426]
После перехода частями Красной Армии советско-финляндской границы президент Финляндии К. Каллио на заседании Государственного совета объявил, что республика находится в состоянии войны.[427]
В сентябре 1939 г., начиная «освободительный поход» в Польшу, большевистское руководство умело использовало реальный факт оставления польским правительством своей столицы и перехода его на румынскую территорию. Он был взят на вооружение в советской пропаганде для обличения «незадачливых руководителей» Речи Посполитой и обоснования антипольской акции. Замышляя финскую кампанию, в Москве намеревались использовать подобного рода неблаговидный предлог с целью бросить тень теперь уже на правительство Финляндии. В.М. Молотов, принимая 4 декабря 1939 г. в Москве шведского посланника В. Винтера, безапелляционно заявил, что советская сторона не признает правительства, «покинувшего г. Хельсинки и направившегося в неизвестном направлении». В то же время глава советского внешнеполитического ведомства напомнил о подписании договора о дружбе и взаимопомощи между СССР и Народным Правительством Финляндской Демократической Республики (НПФДР), назвав его «надежной основой развития мирных и благоприятных отношений между СССР и Финляндией».[428]
Так называемая «Финляндская Демократическая Республика», согласно официальной советской версии, была создана 1 декабря 1939 г. в местечке Терийоки, только что занятом частями Красной Армии. Этому якобы предшествовало «Обращение ЦК Компартии Финляндии» от 30 ноября, адресованное «трудовому народу» страны, в котором анализировались причины, приведшие к возникновению советско-финляндского вооруженного конфликта, а также содержался призыв к созданию правительства левых сил.[429]
Однако данная версия не выдерживает никакой критики. Тексты вышеупомянутого «Обращения…» и «Декларация Народного Правительства Финляндии», не были получены с помощью «радиоперехвата», как это утверждалось Телеграфным Агентством Советского Союза. По воспоминаниям Г.Л. Ходакова, являвшегося тогда слушателем Военной академии связи им. С.М. Буденного (Ленинград), жители города восприняли эти сообщения «как должное, поскольку сомневаться в то время было опасно». Однако руководство военной академии, где обучался Ходаков, решило «для большей убедительности» поместить в многотиражной газете материал о том, что на учебной радиостанции перехвачены вышеназванные «Обращение…» и «Декларации…». Перед двумя курсантами была поставлена задача: дать в многотиражку заметку о том, что им удалось на коротковолновых станциях перехватить обращение финского Народного правительства, то есть помимо сообщения ТАСС подтвердить факт «радиоперехвата» и радиоприем. Для пущей убедительности комиссар факультета намекнул, что отказ от выполнения этого задания может повлечь за собой тяжелые последствия. Он даже попытался обвинять обоих курсантов, засомневавшихся было в правомочности предложенного им «ответственного дела», в попытке «оспаривать достоверность сообщения ТАСС». В конечном счете они вынуждены были осуществить намеченный «радиоперехват».[430]
Что касается проектов «Обращения…», «Декларации…» и так называемого «Договора о взаимопомощи и дружбе между Советским Союзом и Финляндской Демократической Республикой», заключенного 2 декабря 1939 г. в Москве, то они были составлены на русском языке (а не переведены с финского) в НКИД СССР, подверглись рукописной правке В.М. Молотовым и А.А. Ждановым.[431]
Молотов особо подчеркнул в тексте «Обращения…», что исходная цель «народного правительства» – «не поддержка Советского Союза», а «восстание против существующего правительства Финляндии». Он предложил внести в документ и тезис о том, что «независимая и самостоятельная Финляндия возможна лишь в дружбе с СССР».[432] В свою очередь, именно А.А. Жданов начертал слова «Радиоперехват. Перевод с финского», которым сопровождался заголовок «Декларации Народного Правительства Финляндии». Он же вписал фамилии членов «правительства Финляндской Демократической Республики», перечисленных в этом документе.[433]
