Олег Фейгин - Никола Тесла. Наследие великого изобретателя
И если рабочий план своей стажировки Александр Ильич выполнял самым наилучшим образом, то во время его отсутствия институт охватила бюрократическая чехарда и склоки, в результате чего в конце 1934 г. директором совершенно непонятным образом стал некий Семен Абрамович Давидович. Судя по всему, это был довольно далекий от науки человек с мелочным и склочным характером, к тому же он не только не был «остепенен», но и не имел ни одной научной публикации.
Именно новый директор начал процесс развала научного коллектива УФТИ, впрочем, на первых порах как бы руководствуясь вполне разумными целями. Поскольку в науке Давидович ничего из себя не представлял, да и совершенно не стремился к исследовательской деятельности, он, идя на поводу у собственных непомерных амбиций, решил заявить себя выдающимся администратором, завоевав этим авторитет у научных сотрудников. Тогда новоиспеченный директор мог бы легко помыкать именитыми учеными, которые раболепствовали бы перед ним, беспрекословно повинуясь его приказам, для «выбивания» материально-технического обеспечения своих исследований.
Тут надо заметить, что в то время финансирование научно-исследовательских учреждений осуществлялось из двух основных источников: теоретические работы перспективного характера и оборонные заказы финансировались из госбюджета; работы по договорам финансировались теми заводами и институтами, по заказам которых проводились исследования. Внеплановые работы выполнялись в небольшом количестве и только в порядке технической помощи заводам, которые затем оплачивали эти работы по линии внешнего хозрасчета. В бюджет института также поступали небольшие средства от реализации продукции мастерских и эксплуатации жилых домов, от издательской и прочей хозяйственной деятельности. Причем до 1935 г. в общем балансе средств оборонные заказы занимали довольно незначительное место и в теоротделе им не уделялось существенного внимания. Тем более что сам Ландау всегда крайне негативно относился к военным специалистам, считая их «вырожденными патологами», совершенно не способными грамотно поставить не только научную, но и инженерно-техническую задачу…
И вот тут Давидовичу весной 1935 г. удалось «выбить» в Совете обороны Наркомата тяжелой промышленности весомый портфель заказов по секретной и совсекретной тематике. При этом УФТИ предлагалось солидное финансирование и предписывалось немедленно приступить к выполнению целого ряда научно-технических разработок военного значения. Даже сегодня трудно определить конкретную тематику этих работ, более-менее достоверно известно, что часть из них была связана с созданием сверхмощных генераторов ультракоротких волн, авиационных двигателей на жидководородном топливе и каких-то «рассеивающих силовых полей». Это, конечно, далеко не полный перечень оборонных проектов, попавших на физтех, но прояснить этот вопрос довольно трудно. Как бы то ни было, появление в УФТИ секретной спецтематики имело далеко идущие последствия.
Как только институтская спецтематика работ была окончательно утверждена, в харьковские ГПУ и обком партии немедленно поступило указание срочно заняться разработкой мероприятий, обеспечивающих надлежащий режим секретности. Научно-исследовательский институт стал стремительно превращаться в закрытое учреждение, напоминающее будущие «почтовые ящики». Тут же была создана специальная совместная комиссия обкома и ГПУ, утвердившая перечень мероприятий по обеспечению надлежащего режима секретности. Кроме усиления охраны и учреждения секретного отдела, был составлен список подлежащих увольнению лиц, не пользующихся политическим доверием.
Большинство ученых физтеха отнеслись к введению новых порядков с глубоким возмущением. Так, известный физик-экспериментатор О.Н. Трапезникова (супруга впоследствии репрессированного Л. Шубникова) прикрепляла свой пропуск к ошейнику собаки, которая ходила вместе с ней на работу. Ландау и Ф. Хоутерманс прицепляли свои пропуска на спину, а то и пониже, выражая тем самым свой протест, пусть и в наивной и не очень этичной по отношению к работникам охраны форме.
Ко всему прочему директор Давидович и его заместитель по спецтематике так странно распределили выполнение работ, что тут же возник серьезный конфликт между «выдвиженцами», руководившими проектами, и видными учеными, которые должны были выполнять второстепенные задачи. К примеру, с самого начала внедрения в УФТИ военной тематики от участия в ней были отстранены руководители направлений, которые являлись видными учеными института, не только определявшими научную политику, но и осуществлявшими научное руководство институтом в целом. Кроме того, тут же возник целый клубок противоречий в ходе выполнения фундаментальных, обычных и оборонных исследований. Ущемленные в своих правах ведущие ученые стали сами демонстративно отказываться от участия в военной тематике, выбрав для этого очень неудачную для текущего политического момента формулировку о неправомерном ограничении свободы их научного творчества.
Увидев, что военная тематика подвергается бойкоту научной элиты, а ряд важнейших спецтем вообще находится на грани срыва, Давидович, запутавшись в своих поступках и решениях, повел себя как слон в посудной лавке. Не понимая деликатности вопроса привлечения научных светил к военной тематике, он просто отстранил их от ее исполнения.
Между тем выполнение спецтем было яблоком раздора и по причинам финансового характера, ведь сотрудники, занятые ими, получали очень большую зарплату, различные надбавки и премии, к тому же в первую очередь обеспечивались приборами, оборудованием и материалами. Все это вызвало раскол раньше такого дружного коллектива на враждующие лагеря, каждый из которых настойчиво искал для себя «рычаги влияния» для отстаивания собственных интересов. Претензии научных руководителей профильных бригад-отделов нашли понимание у руководства союзного Наркомата тяжелой промышленности, в лице замнаркома Юрия Леонидовича Пятакова и начальника научно-исследовательской части наркомата Николая Ивановича Бухарина и даже ряда членов ЦК ВКП(б). В оппозиции находилась институтская дирекция, поддерживаемая партийной и профсоюзной организациями, а также харьковские ГПУ и обком партии. Так быстро начал разгораться конфликт между директором Давидовичем и ведущими учеными института, приведший в итоге к «делу УФТИ».
Рассказывая об этом трудном этапе жизни Харьковского физтеха, надо помнить, что в скрытом виде групповое противоречие научно-производственных интересов существовало с самого начала, еще при директоре Обреимове коллектив УФТИ раскололся как бы на две части. С одной стороны, это были сам директор, научные руководители бригад-отделов, их ассистенты и аспиранты, поддерживаемые талантливыми инженерами и научными сотрудниками, для которых занятия наукой по большому счету составляли смысл жизни. Они, постоянно находясь в творческом поиске, казалось, работали двадцать четыре часа в сутки, начиная каждый рабочий день со споров в библиотеке, где всегда можно было найти свежие публикации, и заканчивая глубокой ночью обсуждением сделанного и новых научных проблем как своих собственных, так и разрабатываемых в других институтах.
Во втором лагере царили совсем иные нравы. Его представители были людьми совершенно случайными в науке, которой они занимались по воле случая, прельстившись чистой работой и сытной жизнью. Чаще всего они попадали в УФТИ по комсомольской, профсоюзной и партийной линии, имея минимальные знания, после окончания рабфаков и профтехучилищ, которые тогда организовывались при большинстве вузов. Попав в институт, они тут же решали, что это их личное достижение, и начинали изображать из себя ученых, посещая семинары, коллоквиумы и практикумы, при этом совершенно ничего не понимая в рассматриваемых научных задачах и проблемах. Это вызывало сильное раздражение, поскольку ученые не хотели, а многие и не обладали для этого необходимым педагогическим талантом просвещать случайных людей, совершенно не приспособленных по своему складу ума к научной работе. «Выдвиженцы» были в свою очередь крайне недовольны тем, что от них снова требуют «учиться и учиться», когда они и так перегружены общественными и организационными делами.
В разгорающееся пламя конфликта ненароком подлил масла и сам директор Обреимов, выдвинув не самую удачную и продуманную идею о том, что коллектив сотрудников УФТИ необходимо формировать сугубо по профессиональным качествам. Он высказал мысль о том, что молодые сотрудники несколько лет проходят своеобразную стажировку, получая необходимые теоретические знания и практические навыки. Пройдя эту современную теоретическую «школу», чем-то напоминающую медицинскую интернатуру, и познакомившись с последними достижениями мировой науки, «интерны» должны были быть направлены в учебные заведения и на производство. Там они могли бы распространять самые современные знания и новейший мировой опыт, а непосредственно в институте удостаивались чести работать только самые талантливые физики, имевшие призвание к исследовательской работе.
